– Вы отлично справились. Я попрошу кого-нибудь взять образец из графина для тестирования и отправлю в лабораторию…
– Эй! Что между вами происходит? Что-то, о чем мы все должны знать? – кричит из машины Хадсон. На его лице расплывается широкая улыбка, когда он громко и отвратительно причмокивает жевательной резинкой, чтобы подчеркнуть наглость своего комментария. Я возвращаюсь в реальность, и на меня обрушивается волна вопросов. Профессионализм заменяет эмоции, и наши прежние роли снова проявляются. Адвокат. Шериф.
– Ничего, помощник шерифа Хадсон. Имейте в виду, что ваше присутствие здесь не было ни обязательным, ни заявленным и вызывает большие подозрения. Итак, пожалуйста, продолжайте свое важное патрулирование по периметру вашего собственного транспортного средства, – Стивенс покачивается на каблуках.
– Что насчет орудия убийства? – спрашиваю я, игнорируя Хадсона. Вернемся к фактам.
– Мы так и не нашли его. Обыскали оба дома и окрестные леса, но ничего. – Шериф опускает руки по швам и неловко ерзает, не зная, как закончить фразу.
– Они знают, что это такое?
– Они пришли к выводу, что это может быть маленький кухонный нож, карманный нож или даже нож для вскрытия писем. Проводятся дополнительные тесты, чтобы попытаться сузить круг поисков. Но, скорее всего, мы никогда его не найдем.
Я слегка киваю. Мне нужно поговорить с Адамом. Знает ли он, что Келли была беременна? Знал ли он об этом всё это время?
– Мне, наверное, пора идти. Нужно заехать в больницу, чтобы проведать Адама. – Я иду к своей машине, лишь на секунду взглянув на помощника шерифа Хадсона. Тот улыбается.
– Увидимся, – говорит он дружелюбно, но это больше похоже на угрозу. Моя ответная улыбка мила и скромна. Достаточна, чтобы оставаться профессиональной.
– Сара, – зовет шериф. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Он спускается по ступенькам крыльца к своей машине. – Адама переводят обратно в тюрьму для продолжения следствия. – Открывает дверцу. – Вы можете поехать со мной туда, если хотите.
20Адам Морган
Я лежу на койке, одетый в стандартную одежду заключенного: оранжевые хлопчатобумажные брюки и такой же верх. Врач отпустил меня сегодня утром. Похоже, они не слишком благосклонно относятся к пациенту, подозреваемому в убийстве молодой женщины. Меня быстро перевязали и после одной ночи наблюдения отправили сюда. Здесь крошечная комнатка с туалетом и раковиной; вокруг шлакоблоки и стальные прутья. Я не должен быть здесь. Мне здесь не место.
Охранник стучит дубинкой по прутьям камеры, оповещая, что я могу выйти в общую комнату. Отпирает дверь, и я следую за ним по коридору в помещение с несколькими столами, стульями и телевизором в углу. Это маленький город и не очень хорошо оборудованная тюрьма. Здесь мало других заключенных. Двое из них играют в карты за столом, а третий читает книгу в одиночестве. Игроки смотрят на меня, когда я вхожу, и перешептываются. Третий парень не поднимает глаз. Должно быть, хорошая книга. Вероятно, не одна из моих.
Я сажусь за ближайший к телевизору столик и устраиваюсь поудобнее, надеясь абстрагироваться с помощью какого-нибудь плохого шоу. Но мне не везет: показывают специальный новостной репортаж. Журналист стоит перед моим домом на озере и говорит в микрофон:
– Жестокое убийство потрясло маленький городок Брентсвилл. Келли Саммерс, двадцатисемилетняя местная жительница и жена офицера полиции Скотта Саммерса, была найдена жестоко убитой. Вчера утром ее обнаружила уборщица Соня Гутьеррес. В отчетах говорится, что ее жестоко зарезали. Полиция не разглашает имя главного подозреваемого, поскольку расследование продолжается. Если у вас есть любая информация, касающаяся смерти Келли Саммерс, пожалуйста, обращайтесь к местным властям.
Я опускаю голову от стыда и смущения. Не разглашать имя подозреваемого? Они, черт возьми, издеваются надо мной? Этот парень стоит перед моим домом! Как это могло случиться? Главным подозреваемым должен быть Скотт, а не я. Меня не волнует, о чем говорят доказательства, – я этого не делал. Я бы никогда этого не сделал. Почему мне никто не верит?
– Морган, – окликает охранник сзади. – У вас посетитель.
Встаю и волочу ноги к двери. Охранник открывает дверь, и я вижу Сару. Ее сторона стола завалена записными книжками и бумагами. Дверь закрывается.
– Сара, я так рад тебя видеть!.. Это кошмар.
Я хочу обнять ее. Хочу поцеловать ее. Она смотрит на меня и слегка улыбается. Я понимаю намек и сажусь напротив нее. Сара делает пометки и листает страницы.
– Я слышала, тебя выписали из больницы.
– Да. – Я знаю, что она не ждала большего ответа, чем этот.
– Нам нужно поговорить о той ночи, когда была убита Келли.
Сара открывает блокнот на чистой странице и подносит ручку к бумаге. Ее взгляд возвращается ко мне, и она наконец замечает последствия избиения Скоттом. Мой правый глаз полностью закрыт; кожа окрасилась в фиолетовый, черный, желтый и красный. Левая щека распухла и покрыта швами. Губы разбиты в нескольких местах, а зубы в пятнах, как будто я только что выпил бутылку вина; это из-за крови, которая скопилась во рту. В глазах Сары мелькает сочувствие, когда какая-то ее часть, должно быть, на мгновение подумала: «Мой бедный муж», – но быстро исчезает; ее глаза буквально пронзают меня.
О чем она сейчас думает? Почему она вообще помогает мне?
– Что ты хочешь знать? – Я откидываюсь на спинку стула.
– Всё, – она прищуривается. Я знаю: как адвокат она действительно хочет знать всё – но как моя жена не должна ничего этого слышать. Или, может быть, она хочет знать, насколько я отвратителен и бесчестен…
– Ты уверена? – Лично я больше не уверен, что это хорошая идея.
Сара бросает ручку и пристально смотрит на меня.
– Адам, я же говорила тебе вчера: ты должен быть абсолютно честен со мной. То, что ты сделал с точки зрения супружеской неверности, не имеет значения.
– Хорошо. Я просто не хочу причинять тебе боль… – Я протягиваю свою руку к ее.
Она отстраняется.
– Ты уже сделал это. – Берет ручку и пишет дату и время на листе бумаги. – В котором часу Келли Саммерс приехала в дом у озера?
– Где-то после пяти вечера.
– Расскажи мне о том, что произошло после того, как она приехала.
Я рассказал ей всё. Как мы пили виски, трахались, как груб я с ней был, сколько раз я наслаждался ею, как ей всё это очень понравилось; как я оставил ее посреди ночи, про записку и про то, что я там написал. Всё.
Сара не делает ни единого жеста, не издает ни единого звука или замечания, чтобы дать мне понять, насколько она недовольна. Чтобы я знал, как сильно она меня ненавидит. И тогда я задаюсь вопросом, волнует ли ее это вообще? Ее волнует, что я ей изменял? Или она пытается быть сильной? Она пытается быть профессионалом? Я не могу понять. Не могу прочитать ее мысли. Она – моя жена, но в данный момент я совершенно не знаю ее. Взгляд, который она бросает на меня, холодный и отстраненный. Ее движения почти роботизированы, глаза ясны и расчетливы.
– Подожди минутку. – Она делает пометку в виде кружка. – Во сколько вы двое заснули?
– Не знаю. – Я напрягаю память, но даже не могу вспомнить, как заснул или даже устал. Последнее, что я помню, – это секс с Келли.
– Ты понятия не имеешь, во сколько лег спать?
– Должно быть, мы просто отключились после секса. – У меня нет лучшего ответа – я действительно не знаю.
– Есть какой-то период времени, который ты не помнишь? – Она бросает на меня вопросительный взгляд.
– Вероятно, – я пожимаю плечами.
– Вероятно? Тебя обвиняют в убийстве, а ты говоришь вероятно? Ты издеваешься надо мной? – Она роняет ручку на бумагу и массирует виски кончиками пальцев.
– Хорошо; что, черт возьми, ты хочешь, чтобы я сказал?
– Я не знаю. Но то, что ты не можешь вспомнить часть той ночи, выглядит нехорошо. Обвинение легко превратит это заявление в… Если ты не можешь вспомнить это, то, возможно, не помнишь и то, как убивал. Тебе нужно вспомнить. Ты должен быть уверен.
Ее разочарование не показное. Для Сары это не норма. Она всегда спокойна и собранна. Мне нужно быть уверенным во всем, что произошло в тот вечер, но если дело дойдет до суда, необходимо будет подготовиться.
– Я помню, как хлопнула дверца машины. Это то, что меня разбудило.
– Ты уверен? – спрашивает Сара с долей скептицизма. – Уверен, что это была не упавшая с дерева ветка или желудь, ударившийся о крышу? В лесу слышны самые разные звуки.
– Да, вроде бы… по крайней мере, я так думаю. – Потираю лоб, как будто неуместные воспоминания о той ночи таким образом внезапно прояснятся. Сара раздраженно вздыхает и делает несколько пометок в своем блокноте.
– А как насчет фотографии?
– Какая фотография? – Я смотрю на нее, а потом – мимо нее, пытаясь вспомнить. Дерьмо. Мои глаза расширяются. Как я мог забыть об этом? Во всем, что произошло, я забыл кое-что очень важное. Что-то, что могло бы помочь доказать мою невиновность.
– Когда ты ее получил?
– За несколько недель до этого. Нашел ее в нашем почтовом ящике. Кто-то положил ее туда собственноручно – кроме конверта, в ящике ничего не было. – Сара делает еще несколько пометок. – Кто-то пытается подставить меня, разве ты не видишь?
Она делает глубокий вдох. Ее взгляд встречается с моим.
– Я пытаюсь помочь, Адам, но ты должен рассказать мне всё. Ты должен вспомнить. Тебе повезло, что я нашла этот конверт. Это огромный прорыв, но мы должны выяснить, кто сделал это фото и кто угрожал тебе.
Сара прерывает зрительный контакт и листает свои пометки. Она права. Я не помогаю. Мне нужно смотреть на всё, как я смотрю на одну из своих книг, когда редактирую ее. Где дыры в сюжете? Какие персонажи не раскрыты? Кто на самом деле движет историей? Почему? В чем суть этой истории и что я должен искать?
– В ней нашли три набора ДНК, – раздраженно говорит Сара, меняя тему. Сначала я не понимаю, о чем она говорит. Мои глаза снова широко раскрываются. – Один из них твой. Один принадлежит Скотту. А вот кому принадлежит третий – неизвестно.