– Сэнди.
Сэнди вопросительно вскидывает на него глаза.
– Мой сын в этом году играет за «Легион», я тебе говорил?
– Не больше двадцати раз.
– У тренера маленький мальчик, годика три, не больше. И как-то на прошлой неделе, приехав за Недом, я увидел, как он, опустившись на колено, бросает мальчишке мяч. И снова влюбился в своего сына, Сэнди. Испытал ту же любовь, как и много лет назад, когда впервые взял его на руки, завернутого в одеяльце. Забавно, правда?
Сэнди не находит в этом ничего забавного. Он думает: это главное, что должно быть в мужчине.
– Тренер раздал им форму, Нед надел свою, стоял на одном колене, бросал мяч малышу и, клянусь, никогда в жизни я не видел ничего более прекрасного. А потом он говорит…
Теперь: Сэнди
В гараже полыхнуло, совсем слабо, чуть подсветив окна. Вспышка сменилось темнотой… еще одной вспышкой… темнотой… которую уже ничто не нарушило.
– Все закончилось? – спросил Хадди и сам же ответил: – Да, думаю, что да.
Нед проигнорировал его слова.
– Что? – спросил он меня. – Что он потом сказал?
– То, что говорит любой мужчина, у которого дома все хорошо, – ответил я. – Сказал, что он – счастливый человек.
Стефф ушла в коммуникационный центр, к микрофону и компьютеру, но остальные остались. Нед, однако, никого не замечал. Его опухшие покрасневшие глаза не отрывались от меня.
– Он сказал что-то еще?
– Сказал, что на прошлой неделе ты сделал две круговые пробежки в игре с «Роксбургскими железнодорожниками» и помахал ему рукой после второй, когда пошел на третью. Ему это понравилось, рассказывал он, смеясь. Сказал, что в свой самый неудачный день ты видишь мяч лучше, чем он – в свой самый удачный. Также сказал, что ты должен уделить больше внимания мячам, брошенным низом, если ты хочешь добиться успехов в игре.
Юноша уставился себе под ноги, плечи его затряслись. Мы, конечно, отвернулись, дав ему возможность побыть наедине с собой. Наконец услышали его голос:
– Он говорил мне, никогда не сдавайся, а с этим автомобилем именно так и поступил. С этим гребаным «бьюиком». Сдался.
– Он сделал выбор. В этом вся разница.
Нед посидел, обдумывая мои слова, потом кивнул:
– Пожалуй.
– На этот раз мне действительно пора домой, – подал голос Арки. Но прежде чем уйти, сильно удивил меня: наклонился и поцеловал припухшую щеку Неда. Такая нежность с его стороны меня просто потрясла. – Спокойной ночи, парень.
– Спокойной ночи, Арки.
Мы наблюдали, как он отъезжает, потом Хадди сказал:
– Я отвезу Неда домой в его «шеви». Кто поедет за мной, чтобы привезти обратно?
– Я, – ответил Эдди. – Только подожду в машине. Если Мишель Уилкокс взорвется, я хочу остаться в безопасной зоне.
– Все будет в порядке, – пообещал ему Нед. – Я скажу, что увидел на полке баллончик, взял посмотреть, что в нем, и случайно прыснул в лицо «мейсом».
Идея мне понравилась. Она обладала важным достоинством – простотой. Точно такую отговорку придумал бы и его отец.
Нед вздохнул.
– Завтра утром я буду сидеть не в коммуникационном центре, а в кабинете окулиста в Стэтлер-Виллидж.
– От тебя не убудет, – ответила Ширли и тоже поцеловала его, в уголок рта. – Спокойной ночи, мальчики. На этот раз все уезжают и никто не возвращается.
– Аминь, – улыбнулся Хадди, и мы проводили ее взглядами. И в ее сорок пять посмотреть было на что. Особенно сзади и в движении. Даже при лунном свете (именно при лунном свете).
Она села за руль, проехала мимо, мигнув фарами, и нам осталось смотреть только на задние огни.
Гараж Б окутала темнота. Никаких задних огней. И никаких фейерверков. В этот вечер все закончилось, а когда-нибудь закончится навсегда. Но не сегодня. Я по-прежнему ощущал, как что-то пульсирует в голове, очень медленно, сонно, какой-то шепот, который мог обернуться словами, если тебе того хотелось.
Что же я увидел?
Что увидел, когда держал мальчишку в руках, предварительно ослепив его спреем?
– Поедешь с нами, Сэнди? – спросил Хадди.
– Нет, пожалуй, что нет. Посижу немного, потом поеду домой. Если возникнут проблемы с Мишель, пусть она позвонит мне. Сюда или домой, без разницы.
– С мамой никаких проблем не возникнет, – заверил меня Нед.
– А как насчет тебя? – спросил я. – С тобой у нас будут проблемы?
Он замялся, прежде чем ответить: «Не знаю».
Я подумал, что это лучший ответ, который он мог дать.
Потому что ответил честно.
Они ушли, Хадди и Нед направились к «белэру», Эдди – к своему автомобилю. Я задержался у своего, чтобы снять «мигалку», выключить и бросить на переднее сиденье.
Нед остановился у заднего бампера «белэра», посмотрел на меня.
– Сэнди?
– Да?
– Он высказывал какие-то предположения насчет того, откуда взялся этот «бьюик»? Что он собой представляет? Кем был тот мужчина в черном пальто? Кто-нибудь из вас высказывал?
– Скорее нет, чем да. Конечно, какие-то предположения высказывались, но ничего путного никто так и не придумал. Джекки О’Хара, наверное, попал в десятку, когда сказал, что «бьюик» – элемент паззла, который никуда не вставляется. Ты пытаешься его вставить, вертишь и так, и этак, но видишь, что он – красный, тогда как остальные элементы – зеленые. Понимаешь, о чем я?
– Нет, – признал он.
– Вот и подумай об этом, – посоветовал я, – потому что тебе придется с этим жить.
– И как же у меня это получится? – Злости в его голосе не было. Злость сгорела дотла. Теперь ему требовались инструкции. Наконец-то.
– Ты ведь не знаешь, откуда пришел и куда идешь, не так ли? – спросил я. – Но живешь с этим. Так что не трать на «бьюик» много времени. Тряси кулаками, вознесенными к небу, и проклинай Бога не больше часа в день.
– Но…
– «Бьюики» есть везде, – подвел я черту.
Когда все разъехались, Стефф подошла к скамье для курильщиков и предложила мне чашку кофе. Я поблагодарил, но отказался. Спросил, нет ли у нее сигареты. Она отшатнулась, чуть ли не в ужасе посмотрела на меня… и напомнила, что не курит.
– Собираетесь домой? – спросила она.
– Скоро.
Она ушла. Я остался один на скамье для курильщиков. В моей машине, в бардачке, лежала едва начатая пачка, но встать не было сил, во всяком случае, в тот момент. Если уж встаешь, всегда думал я, то не для того, чтобы тут же снова сесть. Покурить я мог по пути домой, там съесть «телеужин»… «Кантри уэй» уже закрылся, да и сомневался я, что Синтия Гаррис обрадуется, вновь и так скоро увидев мою физиономию. Я сильно напугал ее чуть раньше, но страх Синтии не шел ни в какое сравнение с моим, когда все сложилось и до меня дошло, что задумал Нед. И тот мой страх был лишь жалкой тенью ужаса, охватившего меня, когда я смотрел в разрастающееся сияние, обхватив руками ослепленного мной мальчика, а в ушах, словно приближающиеся шаги, раздавались гулкие удары. Я смотрел вниз, как в колодец, и одновременно на поднимающийся склон, словно мое зрение раздвоилось какой-то призмой. Будто я пристроился к перископу с подсветкой. И очень ясно и четко увидел что-то невообразимо чужое… увидел, и не забуду до конца своих дней. Желтая трава с бурыми кончиками покрывала каменистый склон, который поднимался передо мной, а потом резко обрывался. Жуки с зелеными спинками копошились в траве, с одной стороны росли те самые лилии. Сам обрыв и его подножие находились вне поля моего зрения, но я видел небо. Пурпурное, в облаках, сверкающее молниями. Совершенно чужое небо. В нем, сбившись в стаи, летали какие-то существа. Возможно, птицы. А может, летучие мыши, вроде той, которую вскрыл Керт. Они находились слишком далеко, чтобы я мог их хорошенько рассмотреть. И не забывайте, произошло все очень быстро. Я думаю, у подножия обрыва был океан, но не знаю, с чего у меня взялось такое предположение. Возможно, из-за рыбы, которая однажды исторглась из багажника «бьюика». Или запаха соли и гниющих водорослей. Вокруг «роудмастера» всегда стоял этот запах.
На желтой траве, у края моего окна (если это было окно), лежало серебряное украшение на цепочке: свастика Брайана Липпи. За годы, проведенные под чужим небом, свастика заметно потемнела. А чуть дальше я увидел ковбойский сапог, расшитый, с наборным каблуком. Большую часть кожи покрывала черно-серая плесень. Боковина сапога прорвалась, и через дыру виднелась желтоватая кость. Никакой плоти: едкий воздух за более чем десять лет уничтожил ее, хотя я и сомневался, что отсутствие плоти можно списать только на ее естественное разложение. Почему-то я подумал, что школьного приятеля Эдди Джи съели. Возможно, даже живым. И кричащим, если, конечно, он мог дышать этим воздухом.
Увидел я еще две знакомые мне вещи, также лежащие на траве, но в стороне от свастики. Во-первых, шляпу с широкими полями, тоже всю в черно-серой плесени. Не совсем такую, как сейчас носили мы, в семидесятых годах форма поменялась, но точно стетсон ПШП. Большая шляпа. Ее не сдуло ветром, потому что кто-то пригвоздил шляпу к земле деревянной палкой. Словно убийца Энниса Рафферти боялся инопланетного пришельца даже после его смерти и «убил» самую необычную часть его одежды, дабы гарантировать, что он не встанет и не будет шагать в ночи, как голодный вампир.
Рядом со шляпой, проржавевшее, почти скрытое травой, лежало оружие Энниса. Не автоматический пистолет «беретта», какие мы носим сейчас, а «ругер». Тот самый, каким Джордж Морган отправил себя в мир иной. Эннис воспользовался револьвером, чтобы покончить с собой? Или увидел приближающихся врагов и погиб, защищаясь? Да и стрелял ли он вообще?
Эти вопросы так и остались без ответов: прежде чем я смог приглядеться повнимательнее, Арки позвал Стефф, чтобы она помогла ему, и меня отдернули назад, вместе с Недом, которого я держал в руках, как большую куклу. Я больше ничего не увидел, но на один вопрос ответ все-таки получил. «Бьюик» заглотил их обоих, Энниса Рафферти и Брайана Липпи, все так.