[292]. В 2018 г. в журнале Nature вышла статья, где говорилось, что эксперименты с мозгом и химерами ставят перед медицинским сообществом принципиально новые проблемы и решать их нужно быстро[293].
Хотя сейчас ведется разработка нескольких юридических и этических доктрин, связанных с этим вопросом, маловероятно, что граница между животным и человеком будет так скоро изменена. В обозримом будущем мы еще будем называть животных «своими» и использовать по нашему усмотрению: как источник пищи или как подопытных в медицинских и оборонных интересах. Представитель санитарной службы ВМС США, когда его спросили, как у них используют свиней, заявил в интервью газете The New York Times: «Моего-то хряка? Да ему дважды в морду выстрелили из 9-миллиметрового пистолета, потом шесть раз из АК-47, еще два раза из дробовика, а затем подожгли. Я не давал ему умереть 15 часов. Вот какой у меня был хряк»[294].
– Мерцательная аритмия! – кричит руководитель курса в Хёукеланне.
Молодой свинке пришлось пройти через многое, и теперь сердце дает ясно понять, что больше ей не выдержать. Блестящий сосуд с кишечником лежит рядом с телом. На желудке намечают пунктирную линию и зашивают обратно, грудная клетка вскрывается, и в сердце втыкают скальпель. Врачи должны научиться сшивать его в состоянии биения.
Мерцательная аритмия означает, что сердце не бьется в нормальном ритме, а заходится в хаотичных сокращениях. Если не вернуть ему синусовый ритм, кровь вспенится и сердце не выдержит. Время уходит, но руководитель курса, вместо того чтобы заняться сердцем, просит одного из врачей помочь ему выудить из кармана мобильный телефон. Потом снимает латексную перчатку, и спустя несколько касаний экрана операционную оглашают аккорды песни Stayin’ Alive группы Bee Gees[295][296]. «Aaa-ha-ha-ha-ha, stayin’ alive, stayin’ alive».
Врач опускает руки в грудную клетку свиньи и осторожно вынимает вибрирующее сердце. Он сжимает его выпрямленными ладонями в такт музыке.
«Aaa-ha-ha-ha-ha, stayin’ alive, stayin’ alive».
Еще несколько врачей пробуют повторить за ним, но в такт не попадают.
– Так, не помогло, – говорит наставник. – Придется использовать дефибриллятор. Где он?
Стою, прислонившись спиной к стене, и внимательно слежу за ходом операции, как вдруг замечаю, что одетые во все зеленое врачи выжидательно смотрят на меня.
– Вы! – кивает мне хирург. – У вас руки чистые. Сможете сделать?
– Ну…
– Вы ближе всех стоите, – поясняет он нетерпеливо.
Смотрю в сторону и замечаю на тележке аппарат, о котором, видимо, и говорят, только я понятия не имею, что с ним делать. Ко мне подходит анестезиолог с окровавленными руками.
– Я вам помогу, не волнуйтесь. Берите прибор, – говорит он без тени иронии в голосе.
Я, как несмышленый школяр, выполняю его указания. Когда наконец сжимаю электродами-ложками сердце, которое теперь вернули в грудную клетку, кладу палец на кнопку и жду команды.
– Всем отойти! – кричит руководитель. – Разряд!
Жму. Свинья вздрагивает.
Состояние? Аритмия сохраняется. Пробуем снова.
– Отойти! Разряд!
Грудь вздымается. Аритмия.
Пока готовимся к новой попытке, в операционной раздается ровный протяжный звук: «Пи-и-и-и-и-и-и-и-и-и».
Вот какая у нас была свинья.
Глава 13Со свиным рылом…
Ранним октябрьским утром на трассе еще темно. Зеваю за рулем, мимо проносятся светоотражающие столбики по краям дороги. Думаю, что надо бы спать больше, думаю о детях, которым, по правде говоря, из-за меня пришлось вставать в сад в такую рань. А еще думаю о запахе. Я его уже боюсь, не хочу начинать день со сгребания навоза из загонов, которые становятся тесны стремительно набирающим в весе свиньям. Уход за животными мне уже не в радость.
Вообще-то, я хоть сейчас могу развернуться и поехать домой. Зачем я свиньям? Там есть Лейв. А что, если бы ответственность лежала на мне одном? Если бы я поддался искушению разок посачковать? С этого начинаются печальные истории о животных? Все же слышали о таком: какой-нибудь одинокий фермер, которому уже тяжело заботиться о скоте, пропускает ежедневный ритуал – сначала всего раз, потом еще, и вот животные уже остаются без надзора, еды и ухода. Печальным историям о животных всегда предшествует печальная история о человеке. Лейву и Эйрику такое не грозит, на ферме полно людей: жены, дети, внуки. У них есть люди, которые могут последить, помочь, подстраховать, но так бывает не у всех.
Паркую машину у сарая и через неосвещенный двор иду к свинарнику. Уже в проходной начинаю дышать не носом, а ртом. По числу пар сапог, стоящих вдоль стены, видно, что Лейв еще не пришел. Просовываю ногу в штанину рабочей одежды и натягиваю лямки на плечи. Тут же понимаю, что комбинезон мне мал. Я привык носить здесь другой, посвободнее. Этот врезается между ног, но переодеваться неохота. Сегодня управлюсь быстро. Зайду и выйду. Осторожно открываю дверь к свиньям.
Помещение освещено, но чувствуется, что ночь еще не отступила: совершенно тихо, слышно только, как крутятся лопасти вентилятора на потолке и изредка похрюкивают свиньи. Лишившиеся матерей поросята жмутся друг к другу, чтобы было тепло и не так одиноко. Атмосфера напоминает ту, что бывает ранним утром во многих офисах до начала рабочего дня. Когда с шипением готовится первая чашка кофе и голова яснее всего. Хочется, чтобы это время продлилось хоть чуточку дольше, но оно неумолимо ускользает с началом дня и приходом коллег одного за другим.
Беру прислоненный к стене скребок и аккуратно нажимаю на ручку двери первого загона. Пытаюсь делать все как можно аккуратнее и незаметнее, чтобы не напугать свиней и не нарушить утренний покой. Открываю дверцу, и тишину прорезает металлический скрип петель.
Конец тишине!
Свиньи в ужасе чуть не подпрыгивают, мечутся по отсекам, сталкиваются друг с другом, визжат и хрюкают в беспорядочной суматохе. Волна паники охватывает один отсек за другим, и вот уже весь свинарник охвачен шумом и гамом.
День начался.
Поросята уже подросли, вес многих перевалил за 100 кг. Теперь уж грузовики приедут за ними самое большее недели через две. Поросята в отсеке № 1 тут же сбиваются в кучу и спешат ко мне. Они не радуются моему приходу, а пытаются выскользнуть. Приоткрываю дверцу ровно настолько, чтобы протиснуться, загородив проход коленями. Было что-то в обитателях отсека № 1, что мне никогда не нравилось и отличало их от остальных. Смотреть на них неприятно: вечно они вымажутся в навозе. Вообще-то, чего еще ждать от свиней, но я все равно брезгую. Иначе почему остальных поросят по сравнению с этими будто только что выкупали? Коротко говоря, в отсеке № 1 царит вопиющее бескультурье. Здесь поросята почему-то не хотят делать свои дела в одном конце отсека, как приучились все остальные. Эти же уделывают все вокруг: пол, стены, друг друга, да еще и валяются в нечистотах, конечно. Правда, взъелся я на них не из-за нечистоплотности.
Главная беда с ними – своенравный характер, порой даже агрессивный. Меня он не пугает, но работу значительно затрудняет. Хрюшки в других отсеках пугливы и при моем появлении убегают. Это иногда тоже раздражало, честно говоря, особенно когда они были совсем малышами и я пробовал подойти поближе, чтобы их приласкать. Даже не сосчитать, сколько раз я оказывался в глупом положении, стоя посреди отсека на четвереньках с вытянутой рукой, издавая комичные звуки в попытке их подозвать. Долго же я пытался с ними подружиться, а теперь приноровился использовать их страх передо мной: пока поросята держатся подальше, они хотя бы не мешают работать. В отсеке № 1 все иначе. Мне то и дело хочется задеть острым скребком их копытца, пусть поцарапаются. Пока, правда, от применения силы сдерживаюсь. Однако с того времени, как я был здесь в прошлый раз, многое изменилось. Все свиньи теперь лежат. Их не то что не сдвинуть – во всем отсеке едва ли есть хотя бы небольшой участок, свободный от их массивных туш. Начинаю понимать, что с уборкой ничего не выйдет.
Осторожно пытаюсь их толкать. Куда там. Стоит мне сдвинуть одну свинью, как на ее место шлепается другая. Стучу черенком по полу, надеясь напугать животных, но делаю только хуже. Они еще больше подбираются и ворчат – да еще начинают кусаться, в основном за ноги. Это не больно, но мне происходящее не нравится, приходится признать поражение. Может, Лейв что подскажет. Должен же он скоро прийти.
Хорошенькое начало. По мере уборки в других отсеках раздражение во мне только крепнет. Мне, как и раньше, надо сгребать навоз и влажные от мочи опилки в решетку дренажного стока и посыпать пол свежими, но работать стало заметно тяжелее – во всех отсеках. Везде уж слишком тесно, хотя по нормативам площадь достаточная.
Гадить свиньи тоже стали больше. Хотя отсеки чистят дважды в день, в некоторых местах навоз успевает так утрамбоваться копытами, что приходится его чуть ли не откалывать. Лейв мне как-то объяснял, что под конец так всегда бывает. Меня все-таки беспокоит качество моей работы – в первую очередь по отношению к животным, но не хочется и ударить в грязь лицом перед Лейвом, который сам трудится на совесть и мне халтурить не даст. К тому же я держу в уме и еще кое-что. К собственному удивлению, я представляю, как с неожиданной проверкой нагрянет инспектор из Государственной службы по контролю безопасности пищевой продукции, и это меня подстегивает. Хочется, чтобы инспектор отметил, как ладно у нас тут все устроено и как хороши благодаря этому наши свиньи. «Всем пример!» – так бы сказал инспектор в моих мечтах. Так что стою, скоблю, скребу и тру в поте лица.
Чувствую, что руки и пальцы уже начинают неметь. По-моему, убирать там, где навоз не успел слежаться, особенно трудно. Скребок не очень для такого пригоден. Никак не получается вести его плавно, лезвие скребет по полу, натыкается на что-то, идет рывками. Я так спешу, чтобы успеть вовремя, что не замечаю появления Лейва. За спиной раздается голос: