Я пыталась держаться уверенно, надеясь, что он примет румянец на моих щеках за последствия усердной тренировки.
– За мной приедет мама, но спасибо за предложение.
С какой вообще стати ему меня подвозить – выглядела я просто отвратно. Прямые волосы я собрала в низкий хвост и чувствовала, как пропитавшиеся потом пряди облепляют спину паутиной. Уф-ф. Вот бы у меня были миленькие пушистые кучеряшки, похожие на сахарную вату.
– Скажи ей, чтобы не приезжала, – потребовал он. – Скажи, что тренеру нужно поговорить о твоей форме.
О моей форме? Я не знала, то ли мне рассмеяться, то ли поморщиться, но когда он улыбнулся, поняла, – он просто пошутил.
– Ха-ха, прости, это было чересчур, даже для меня.
Его смех напоминал рокот воды на горке в аквапарке, вкрадчивый и будоражащий, а я как будто скользила вниз.
– Она уже едет, – ответила я.
Я послала ей сообщение, как только закончилась тренировка, и никогда бы не стала отменять совместные планы. Мы так друг с другом не поступаем, уж точно не сейчас, даже ради мальчика.
– Значит, завтра, – сказал он. – Я куплю тебе тако, лучшего ты никогда не пробовала.
Он выжидающе посмотрел на меня, и я вдруг испугалась. Блин, он что, приглашает меня на свидание? Меня никогда в жизни не звали на свидания, и я совершенно не понимала, что происходит.
– Ну, может быть, – протянула я, не зная, что ответить.
В конце концов, он же тренер. С тренером вообще можно ходить на свидания?
Подъехала мама. Она купила этот шустрый «Лексус» почти месяц назад, но я до сих пор удивлялась, увидев ее за рулем. Предстояло еще как следует постараться, чтобы она выглядела под стать этой машине. Прическа сделала свое дело, но мама по-прежнему слишком ярко красилась. И эти ее дешевые темные очки давно пора выкинуть.
Я помахала ей («Иду!»), чтобы она не сигналила.
– Мне пора.
– Это твоя мама? – спросил Логан, взглянув на нее, и я поняла, о чем он думает.
Дешевые очки не скрывали ее безупречной кожи и полных губ, да, мама выглядела потрясающе. Люди вечно твердили, что мы с ней ничуть не похожи, и я знала, на что они намекают, но уже давно привыкла и перестала обижаться.
– Нет, но я все равно сяду к ней в машину, – огрызнулась я.
– Рисковая девчонка, это мне нравится, – отозвался он, и я почувствовала, как у меня краснеет шея.
– До завтра, – прокричал он вслед, пока я шла к маминому «Лексусу». – Тако! – напомнил он, как будто за тридцать секунд я могла забыть о его приглашении.
– Посмотрим, – прокричала я в ответ и села в машину.
– Кто это? – спросила мама, пока я застегивала ремень.
Мои щеки вспыхнули. Со смерти папы прошло так мало времени, может, мне еще слишком рано думать о мальчиках? Или мама волнуется, потому что считает, будто я запала на парня, который для меня слишком крут?
– Раньше он занимался бегом, а теперь помогает команде, – объяснила я, тщательно избегая слова «тренер».
О том, что он уже окончил школу, причем другую, я тоже не упомянула. Я и так сгорала от стыда, и мне не хотелось услышать: «Он тебе не подходит».
– Он милый, – заметила мама, и я быстро сменила тему.
– Что на ужин?
Мама готовила каждый вечер. Обычно что-то простое – пасту с соусом, мясной рулет из индейки, какое-нибудь рагу. И готовила она неплохо, правда, в запасе у нее было не больше восьми рецептов, которые она чередовала годами.
– Я думала куда-нибудь сходить, – ответила она. – В какое-нибудь приятное место. Отметим, что ты попала в команду. – Она покосилась на меня. Наверное, я посмотрела на нее так, будто у нее выросло еще две головы, потому что следом она добавила: – Или ты не хочешь?
Мы никогда не ходили ужинать вне дома. Даже после аварии. Особенно после аварии.
– Куда, например? – осторожно спросила я, не зная, что именно в нашей новой жизни означает «какое-нибудь приятное место».
– Я нашла неподалеку неплохой японский ресторанчик, – неуверенно сказала она. – Не какая-то там забегаловка, настоящий ресторан. Столики, стулья, все такое.
Она как будто меня уговаривала, и я кивнула.
– Отличная идея!
Для большинства людей сходить куда-нибудь поесть суши, наверное, обычное дело. Но для мамы, причем именно сейчас, это было просто нечто. Она водила новую машину и носила новую сумку «Луи Виттон», но в остальном жила так, будто нам по-прежнему нужно беречь каждый пенни. Мне пришлось буквально силком затащить ее в парикмахерскую, и она согласилась только потому, что нашла купон на скидку. Ее шкаф был почти пуст, и «особенные» продукты вроде орехов макадамия и итальянского кофе она до сих пор покупала только на распродажах.
– Мне только нужно принять душ, – бодро произнесла я, подчеркнуто демонстрируя свою радость. – Я быстро!
Поначалу я тоже чувствовала себя виноватой из-за того, что трачу деньги папиного убийцы. Первый раз я воспользовалась своей новой карточкой в «Макдоналдсе» – купила картошку и яблочный пирожок. Меня сразу же затошнило, я выбежала наружу, и меня вырвало за деревом. Но наплакавшись до рези в глазах, я разозлилась. Эти деньги – наши. Мы заработали их потом и кровью, и ведрами слез. Два месяца я ненавидела себя, а потом решила, что эти убийцы не заставят меня чувствовать себя преступницей. А значит, я буду тратить их деньги. Когда мама предложила поесть суши, я по глупости подумала, что она наконец тоже пришла к этой мысли.
Мы въехали в свой гараж, совершенно пустой, не считая нескольких неподписанных коробок у задней стены, к которым ни одна из нас не хотела прикасаться. У папы наверняка нашлась бы пара прикольных футболок, которые я могла бы подрезать или завязать, но я не стала искать. Я пока не готова была копаться в его вещах, вдыхать его запах и рыдать, пока не распухнут глаза, и все ради пары дурацких футболок.
Я выскочила из машины и взглянула на маму, потянувшись за рюкзаком. Она по-прежнему держала руки на руле. На ногтях у нее был бледно-розовый лак, а бриллиантовое кольцо съехало набок. Обручальное кольцо она больше не носила, только это, с бриллиантом, потому что он красивый, а красивых вещей у нее было так мало. Ее потухший взгляд меня встревожил, хотя и не знала, по какой причине.
– Теперь это наша жизнь, мам, – мягко произнесла я. И чуть не добавила: «Папе хотелось бы, чтобы мы жили в свое удовольствие», но не стала. Мама все равно в это не поверила бы. И, честно говоря, я тоже. И поэтому я сказала: – Мы должны научиться ей наслаждаться.
– Я и наслаждаюсь, – заверила она. – Просто хочу есть.
Она улыбнулась, и я поняла, что это ложь. И голод, и улыбка. Теперь между нами было столько лжи, что обращать на это внимание больше не имело смысла. Врала она, врала и я.
– Десять минут, – пообещала я и захлопнула дверь.
Я с волнением предвкушала ужин в ресторане. Накрывать стол на двоих после стольких лет втроем было грустно и странно. Но, может быть, теперь мы придумаем новые традиции? Например, будем вместе делать маникюр, ходить в кино, на концерты или даже путешествовать. В свое время мне нравилось печь с мамой хлеб и вместе ходить по секонд-хендам, с ней всегда было весело, она ставила в машине чудну´ю музыку и подпевала, опустив окна. Но сейчас мы можем себе позволить столько всего нового. Может, когда мы снова научимся веселиться, то прекратим друг другу врать.
Открывая кран в душе, я улыбалась – раз мама зовет меня есть суши, значит, все налаживается. Как же я тогда ошибалась.
Три месяца назад
– Классные часы, – сказала продавщица в готическом прикиде, когда я поставила набитый одеждой мешок для мусора на прилавок.
Комиссионный магазин модной одежды «Студио‑сити» находился на другом конце города, но выглядел так, будто располагался на другой планете.
– Спасибо, – коротко ответила я, посмотрев в ее густо подведенные глаза и ясно давая понять – в отличие от вещей в мешке часы не продаются. Мне нужно было держаться хоть за какие-то остатки прежней жизни, иначе я могла полностью ее потерять.
Она открыла мешок и вытащила первый предмет – темно-синие расклешенные джинсы, вполне годные, только уже вышедшие из моды. Я старалась выглядеть равнодушной, пока продавщица их рассматривала, но когда она отложила их в сторону, сказав «да», у меня все же отлегло от души. Сегодня вечером я удивлю девочек суши на ужин! Сырую рыбу они не едят, но обожают роллы – с авокадо, овощные, сливочную «Калифорнию», а мы давно уже их не ели.
Я пыталась не думать о том, чего еще у нас не было целую вечность и чего не будет в ближайшие месяцы. Приближался мой сороковой день рождения. Я боялась заговорить об этом с Энди. Полгода назад я еще осмеливалась мечтать о сногсшибательном празднике, но сейчас даже о скромной вечеринке не могло быть и речи. Мы едва могли позволить себе пикник на заднем дворе. И я продавала дизайнерские джинсы, когда-то стоившие двести долларов, за двадцать баксов в комиссионке.
– Это «Эрмес» спросила готка, и я кивнула.
Шарф мне подарила мама, но он никогда мне не нравился, и я с облегчением воспользовалась предлогом от него избавиться.
Наши отношения с матерью стали напряженными, особенно с тех пор, как я сказала, что у нас нет денег навестить их летом, и если она хочет повидаться с внучками, ей придется оплатить нам билеты. «У тебя же есть диплом, – удивилась она, когда я пожаловалась на нищету, – выйди из дома и найди работу!»
Но в моем возрасте это не так-то просто, тем более когда один ребенок в подготовительном классе, а другой во втором. Мне не хотелось спихивать на няню то, что мне и самой нравится: по дороге домой из школы выслушивать, как у девочек прошел день, отводить их в парк, на уроки плавания или живописи. А без няни за тридцать долларов в час (с машиной и без единого штрафа) выйти на работу я не смогу. Что я скажу потенциальному работодателю? «Я хочу у вас работать, но мне придется уходить в половине третьего, а по вторникам – в час. Еще по пятницам утром я привожу в порядок класс, поэтому приезжать смогу только к десяти. А еще я не хочу пропускать школьные спектакли и концерты, и не смогу выйти, если дети заболеют, так что можете на меня рассчитывать, но не всегда, ведь дети часто болеют». Еще как часто.