– Привет, красотки, – пропела Либби, открывая дверь мужу и дочерям. – Поздоровайтесь с мисс Холли.
– Здравствуйте, мисс Холли, – как робот произнесла младшая, а старшая помахала рукой.
Я тоже помахала, и Энди подтолкнул девочек через порог.
– Спасибо за приглашение, – сказал он.
– Спасибо, что пришли, – откликнулась я, как будто приглашать соседей на ужин для меня обычное дело.
– Давайте-ка разуемся, чтобы не испачкать прекрасный дом мисс Холли, – велела Либби, и девочки уселись на пол, чтобы снять обувь.
– Я могу чем-то помочь? – спросил Энди, и я покачала головой.
– Нужно только вытащить чесночный хлеб из духовки, все остальное уже на столе.
Хлеб я испекла сама. На приготовление хлеба уходит целый день, плюс ночь, чтобы тесто поднялось, но мне это нравилось. А чем мне еще заниматься? Дни без работы тянутся долго. Не то чтобы я скучала по работе, где день-деньской пялилась в электронную таблицу. Работа была скучная. Я сидела под одним и тем же флуоресцентным светильником, вела одни и те же разговоры с одними и теми же коллегами, пациентами и страховщиками по восемь часов каждый день. Нет, я не скучала по работе. Но мне хотелось делать что-то полезное. Хотелось найти тот идеальный баланс между собственной потребностью в работе и потребностью работы во мне. Теперь, когда я стала содержанкой, возвращаться на работу было бессмысленно. И поэтому я пекла.
– Я достану, – крикнула Саванна, спускаясь по лестнице.
Ее парень появился на лестнице секундой спустя, и я постаралась не думать о том, чем они занимались в ее комнате. Конечно, разговор о «том самом» у нас с ней уже был. Ей ведь шестнадцать, они наверняка обжимаются. Так пусть лучше делают это здесь, где она контролирует ситуацию и сама может определить, насколько далеко стоит зайти.
– Прошу всех за стол, – пригласила я.
Татум и Марго посмотрели на маму, и она, как бы подбадривая девочек, помахала в сторону столовой. Я попросила ее накрыть для всех одинаково, без «детских» мест – дочери Либби будут пить из бокалов и есть большими вилками, как у взрослых. Гейб всегда настаивал, что за столом Саванна должна чувствовать себя равной – бабушка с дедушкой все детство сюсюкались с ним, и он терпеть этого не мог. Детьми и так весь день командуют, сказал он однажды. Подними руку, подожди своей очереди, скажи «спасибо». Пусть хотя бы за ужином этого не будет. В процессе был разлит не один стакан молока, но зато Саванна выросла уверенной и независимой. Если б не эти семейные ужины на равных, последние три месяца прошли бы совсем по-другому. Я старалась не думать о том, какое чувство нынешняя смелость Саванны вызвала бы у ее отца, – гордость или сожаление.
– У вас такой красивый дом, – сказал Логан, спустившись по лестнице. – Спасибо, что пригласили на ужин.
Я улыбнулась ему и представила его Либби, Энди и девочкам. Пока он пожимал руку Энди, Либби прошептала мне на ухо:
– У него кроссовки за восемьсот долларов.
Я посмотрела на его кроссовки. У меня не было оснований сомневаться в ее словах, но, как по мне, выглядели они совершенно обычно. Я проследила, как он выдвинул стул для Саванны и подождал, пока она сядет. Милый мальчик из приличной семьи, сказала бы моя мать, даже не зная, сколько стоит его обувь.
Мама так и не простила меня за то, что я вышла за Гэбриэла. «Ты достаточно красива, чтобы найти кого-нибудь получше, – сказала она – Не выходи за морского пехотинца, подожди миллионера!» Но я понятия не имела, где познакомиться с миллионером. Знаю, это покажется мелочным, но я хотела переехать в Калабасас еще и для того, чтобы Саванна могла познакомиться с детьми из состоятельных семей. Не чтобы выйти замуж за одного из них, а чтобы самой стать такой. Конечно, теперь у нас были деньги. Но я еще не знала, чем все это закончится. Я скрыла улики, приняла взятку, солгала полиции. Я сделала это, чтобы Саванна жила лучше меня, но мой план сработает, только если меня не поймают. Если я окажусь в тюрьме, где мне и место, ей пригодятся друзья, которые носят кроссовки за восемьсот долларов.
– Чесночный хлеб просто потрясающий, – воскликнул Логан и взял себе второй кусок, но перед этим предложил хлебную корзину Саванне.
Мы ужинали по-семейному, передавая друг другу блюда, и каждый накладывал себе, сколько хотел. Либби засыпала Логана вопросами. Ты еще живешь с родителями? Что будешь изучать в Гарварде? Почему решил сделать перерыв в учебе? Даже избитое «Как вы познакомились?» было встречено без закатывания глаз. Она умело вела беседу, приправляя вопросы байками о своей учебе и рассуждениями о том, почему для бакалавриата выбрала колледж Вильгельма и Марии, а Колумбийский университет для магистратуры. Энди тоже вступил в разговор, поделившись историей о том, как бросил медицинский и стал изучать экономику, когда понял, что с органической химией ему не совладать.
Мне нравилось их слушать, но было совершенно нечего добавить. Пока они болтали о любимых преподавателях и книгах, я пыталась стать незаметной и молилась, чтобы разговор не свернул на меня. У меня не было высшего образования. Сразу после школы я со своими зачатками математических способностей устроилась в бухгалтерию. Я понятия не имела, кто такие Вильгельм и Мария[6] и чему можно научиться, если ходить вместе с ними на занятия, и мне не хотелось выставлять себя на посмешище глупыми вопросами. Либби оказалась достаточно учтивой, чтобы вспомнить про меня, только когда разговор зашел о более простых вещах, таких как мой салат («А крутоны ты делала сама?»), местные рестораны («Если ты еще не была в «Дельмонико», обязательно сходи!») или погода («Да закончится когда-нибудь эта жара или нет?»).
Этот вечер в который раз подтвердил то, что я и так уже знала.
Я самозванка. Мне не место в этом доме и в этом квартале. И мы с Либби никогда не будем подругами.
Я здесь чужая. Я пленница в собственном доме.
Они никогда не узнают, кто я на самом деле, откуда я и что натворила.
Я не смогу ни с кем сблизиться по-настоящему. И никогда больше не буду самой собой.
Такую жизнь я выбрала из-за своей лжи и преступлений. Оставался только один вопрос – стоит ли вообще так жить.
Три месяца назад
Нужно было нотариально заверить изменения, которые я внес в документы Джека, а значит, еще один человек будет посвящен в наши грехи.
Я решил не прибегать к услугам своего постоянного нотариуса, который пришел бы ко мне домой. Вместо этого я пошел в офис Объединенной почтово-посылочной службы, где всегда куча народа, оделся так, чтобы меня не запомнили, и назначил встречу на раннее утро, дабы не разозлить никого в очереди.
Как и все богатые люди, Джек не держал деньги в одном месте. У него имелись бизнес-счета, инвестиционные счета, вложения в недвижимость, личный сберегательный счет, совместный счет с Кейт, корпоративный счет типа «С», кредитная линия и, просто на всякий случай, сейф с наличными в шкафу.
Денежные поступления Джека представляли собой запутанную матрицу электронных переводов – деньги поступали через одну организацию, а выплачивались через другую. Деньги со студии поступали на бизнес-счет Джека. С бизнес-счета они переводились на счет «С», откуда он получал гонорары. Если он продюсировал фильм, мы открывали производственный счет только для этой картины, и Джек получал дополнительные выплаты, в зависимости от того, чем конкретно занимался, через счет «С» на любой другой.
У Джека был личный бухгалтер, но все операции контролировала Кейт. Как финансовый директор компании Джека, она санкционировала каждую операцию и ежемесячно проводила аудит бухгалтерских книг. Она лично утверждала движение каждого доллара, поступающего на счета и со счетов. В обычное время тем самым она снимала с плеч Джека огромную ношу, но сейчас это стало проблемой. Джеку нужны были деньги. Больше, чем лежало в сейфе. И он не мог сказать об этом жене.
Существовал только один счет, который не попадал в зону внимания Кейт. Она не следила за ним, понимая, что его содержимое неприкосновенно. Это был фонд, созданный Джеком для их сына. На этот счет деньги только поступали, но их никогда не забирали.
Джек начал откладывать деньги в трастовый фонд своего единственного сына сразу после его рождения. Теперь, после стольких снятых фильмов и стольких лет, там накопилось больше пяти миллионов долларов. Джек и Кейт приняли все меры предосторожности, чтобы деньги были в безопасности. Пара не собиралась разводиться, но на случай, если Джеку и Кейт придется делить состояние, они решили, что не тронут деньги сына. Попечителем сделали меня. Я получил полный контроль над фондом до совершеннолетия их сына. Я никогда и вообразить не мог, что воспользуюсь деньгами не в его пользу.
Однако Джек объявил, что теперь эти деньги пойдут не его сыну. Я должен отдать их Холли. Все до последнего цента. Никому ничего не сказав, даже Кейт, я изменю условия фонда.
– Подпишите здесь, – велел седовласый нотариус, даже не посмотрев на меня.
Меня обрадовало его безразличие, и я молча поставил свою подпись. Все это могло плохо кончиться. Чтобы наш круг доверия рухнул, много не надо, и я старался не думать об очевидном слабом звене и том, как эти финансовые манипуляции могут раскрыть наше соглашение.
Я прижал большой палец к чернильной подушечке и поставил отпечаток на документе.
Теперь на деле с взяткой в буквальном смысле оказались мои отпечатки пальцев. Если хоть один из нас проговорится, мы все пойдем ко дну.
Глава 20
Я проснулся в холодном поту.
Мне не впервые снились кошмары об аварии, но этот сон был особенно изматывающим.
Я вернулся к месту аварии и шел к обломкам машины, как когда-то в реальной жизни. Я опустил взгляд на мертвого мужа Холли, и его переломанные конечности вдруг ожили, как змеи на голове горгоны Медузы, и потянулись ко мне, выпустив покрытые пеной клыки. Со сверкающими от ярости глазами змеи бросались на меня, отчаянно пытаясь укусить, но не могли дотянуться. Мозги мертвеца вытекали из черепа, как фарш из мясорубки. Я хотел убежать, но, как часто бывает во снах, не мог двинуться с места.