Так кто же виноват в случае с Логаном? Если тот человек умер, это еще не делает моего сына виновным. Скорее всего, виноваты оба, и покойный, и мой сын. Но рассказать об этом может только один из них.
– Были ужасные пробки, и я срезал по переулку, – объяснил Логан. – Я посмотрел в телефон, чтобы узнать, где повернуть, на секунду или две максимум. А когда поднял взгляд, то увидел человека, открывающего дверь женщине. Я пытался свернуть, но там стоял грузовик, и мне некуда было деться!
Его трясло. Ему явно хотелось, чтобы я заверил, что все будет хорошо, но я не мог. Слишком поздно.
– Я начисто снес им дверь, – сказал он с широко открытыми глазами. – Я знаю, что должен был остановиться, но…
Он зарыдал. Я притянул его к себе за плечи и крепко обнял.
– Ты запаниковал, – он совсем расклеился, и я пытался его успокоить. – Это естественно, любой бы испугался.
Конечно, он должен был остановиться. Сбежать с места аварии – хуже не придумаешь, но прошлое уже не вернуть.
– Не говори маме! – взмолился он. – Пожалуйста!
Конечно, это была абсурдная просьба. Я расскажу его матери, мы вместе поедем в полицейский участок, и там он во всем признается. Как только успокоится.
– Это был несчастный случай, – попытался я приободрить его. – Мы будем рядом с тобой, когда ты объяснишь…
Но он меня прервал:
– Папа, тот человек умер! Я не могу пойти в полицию!
В его глазах диким зверем билось отчаяние. Не сообщать полиции – это безумие. И чем дольше мы ждем, тем сильнее все осложняется.
– Не глупи, Логан, – сказал я строгим отцовским тоном. – Нужно признаться.
– Никто меня не видел, – настаивал он. – На улице было пусто. А даже если кто-то и видел, на машине еще нет номеров, так что отследить ее нельзя.
Он был прав. Джип совсем новый, номера еще не прислали. Машину будет трудно отследить. Но это не значит, что он должен пытаться выйти сухим из воды. Я покачал головой, стараясь выглядеть решительным.
– Логан, нельзя же…
– Меня выкинут из Гарварда! – заныл он. – Даже если это был несчастный случай, я убил человека, а это преступление. Ты ведь знаешь, я не преступник.
Я посмотрел на сына. В семнадцать он был еще мальчишкой, с легким намеком на растительность на лице и свежей, как снег, кожей. Нет, он не преступник. Но сбежать с места аварии – это преступление, и чем больше пройдет времени, тем вероятнее, что ему предъявят обвинение.
Но прежде чем я успел это высказать, он бросил мне еще один аргумент:
– Подумай о своей карьере. Пресса нас на клочки разорвет.
Конечно, я об этом подумал. И он был прав, такое событие нанесет мне урон и в личной, и в профессиональной сфере. Может даже разрушить мою жизнь, жизнь моей жены и будущее сына. Но он потеряет больше всех. Для него последствия будут ужасающими. Но ведь мы не можем просто сделать вид, будто ничего не произошло… Или можем?
– Я послал на место аварии Эвана, – я не знал, куда это заведет. – Я понятия не имею, что он там обнаружит…
Я остановился, чтобы не давать пустых обещаний. Могу ли я попросить Эвана скрыть улики?
– Это будет преследовать нас до конца жизни, – предупредил Логан. – Ты станешь кинозвездой, чей сын убил человека. – А потом он сказал то, что потрясло меня до глубины души. – Маму это убьет в буквальном смысле.
Я подумал о Кейт. Как она любит сына, и что будет с ней, когда его распнут журналисты, выкинут из Гарварда, превратят в поучительную историю об избалованных детках знаменитостей. Логан прав. Если она узнает, это ее уничтожит.
Я набрал номер Эвана. Он отозвался уже после первого гудка.
– Почти на месте, босс.
И тогда я произнес то, что будет преследовать меня до конца дней:
– Ты должен все уладить.
Прошла долгая секунда тишины. Я знал, что слишком многого прошу. И почти надеялся, что он откажется или не сможет. Я уже собирался отозвать свой приказ, но он заговорил первым:
– Постараюсь.
Я знал, что если есть выход, Эван его найдет. Чего я не знал, так это следует ли мне вздохнуть с облегчением или ужаснуться содеянному.
Глава 33
В этот день у меня было много встреч, но звонков Эвана я избегал не поэтому.
Он ждал меня на подъездной дорожке к дому.
– Господи, Эван, – сказал я, – нельзя же вот так болтаться рядом с моим домом…
– Ты с ним поговорил? – спросил Эван.
Я покачал головой:
– Еще нет.
– Ты должен был сказать мне, что он знает о нашей сделке с Холли, – слишком громко произнес Эван.
Кейт была дома, и я не хотел, чтобы она услышала разговор на повышенных тонах и встревожилась.
– Да, я все ему рассказал, – ответил я, стараясь, чтобы это не прозвучало так, будто я оправдываюсь, но тут же именно это и сделал, добавив: – Он же мой сын.
До сегодняшнего дня меня не волновало, что думает обо мне мой юрист. Не то чтобы мне было плевать, просто я верил, что он будет беспристрастно выполнять свою работу. Но что-то изменилось. Он перестал быть хладнокровным и отстраненным. Горе Холли Кендрик стало для него чем-то личным, и он даже не пытался это скрыть.
– Я не мог не рассказать ему, – настаивал я. – Не хотел, чтобы он спросил про свой трастовый фонд на глазах у матери.
Из всех моих постыдных поступков утаить все это от Кейт было самым жалким. Мы ведь должны быть едины, наши помыслы и ценности в тесной связке. А я предал ее, и это самое отвратительное из всей паутины лжи.
– То есть он знает про видео, – сказал Эван, и я кивнул.
Я долго думал, рассказывать ли Логану об этом, но в конце концов решил, что он должен знать – у Холли и Саванны есть против нас оружие. А значит, деньги сына потеряны навсегда.
– Я сказал ему, что камера у нас, но у девочки наверняка есть копии записи, – пояснил я, вспоминая тот день, когда изложил ему свой план, как осчастливить и усмирить Холли с Саванной новым домом и безлимитной кредиткой.
– Значит, он охотится за видео, – заявил Эван. – Он подобрался поближе к Саванне, чтобы узнать, где запись и как Саванна планирует с ней поступить.
Мне не понравилось, что он делает из Логана какого-то злобного гения – может, девушка ему на самом деле понравилась.
– И каким образом он получит от нее запись? – спросил я, надеясь оспорить теорию Эвана.
Если он хочет в чем-то обвинить моего сына, пусть сначала хорошенько подумает.
Но он лишь пожал плечами.
– Он же твой сын. Ты и скажи.
По его голосу я не мог понять, злится ли он на меня за то, что я втянул его в этот кошмар, или я просто накручиваю себя, потому что у меня нечиста совесть.
– Я с ним поговорю, – пообещал я в надежде закончить этот разговор.
Мы уже несколько минут стояли у моего дома. Кейт удивится, почему мы не входим.
– Он выследил и обольстил эту девушку, хотя ты открытым текстом велел ему держаться от ее семьи подальше, – сказал Эван. – Мы должны узнать, что он задумал. Немедленно.
– Ладно, – ответил я, вытаскивая телефон, и набрал номер сына. Включился автоответчик. – Его телефон выключен, – объявил я. – Позвоню позже.
Но Эван так легко не сдался.
– А вдруг он там? – спросил он.
Мне потребовалась секунда, чтобы сообразить, о чем он.
– В смысле, в ее доме?
Он поднял бровь. Мои руки и шея покрылись мурашками. Вряд ли сын стал бы подливать масла в огонь, но я понял, что Эван не успокоится, пока мы не найдем Логана и все не выясним.
– Хорошо, поехали, – сказал я.
Я понятия не имел, что задумал мой сын и на что он способен. Садясь в машину Эвана, я попытался загнать поглубже гнетущий страх, разраставшийся в животе.
Три месяца назад
Меня отговаривали приходить, говорили, что после аварии отца невозможно узнать. Но я хотела попрощаться, а завтра его тело должны были забрать, поэтому остался только сегодняшний день.
Мама уже сказала, что похорон не будет. Она не хотела плакать перед людьми, которых едва знает. Наверное, пришли бы морские пехотинцы, они обычно приходят на похороны своих товарищей, и маме не хотелось смотреть на их суровые лица и мрачные приветствия. Похоронная контора заберет и кремирует тело, и на этом все.
Директор похоронного бюро объяснил, что кремация займет неделю. Казалось бы, предать тело огню – это быстро и просто, но, видимо, человеческие кости горят долго. Мама подписала формуляр, где выразила согласие с тем, что, хотя между кремациями печь и подметают, собрать весь пепел невозможно, и к останкам моего папы может примешаться пепел других людей. Мне не очень-то хотелось приносить домой останки чьей-то любимой тети, но они сказали, что тут ничего не поделаешь. Я надеялась, что человек, которого сожгут после папы, будет из хорошей семьи, и если они получат частичку моего отца, то он хотя бы не будет окружен придурками.
После того как мама подписала все документы, нам дали каталог и попросили выбрать урну. Даже простые керамические стоили баснословно дорого. Четыреста долларов за вазу с крышкой?! Я могла бы купить отличную банку и в магазине «Все по доллару», но мама сказала, что так не делают, и я предоставила выбор ей. К некоторым урнам прилагались две одинаковые мини-урны, но в них пепел не клали, потому что «душа, разделенная на два сосуда, не найдет путь к Господу», как сказал похоронный агент. Это звучало довольно бессмысленно после рассказа о частичках тел, остающихся в печи, но я не хотела устраивать скандал и промолчала.
Мама сказала, что не хочет видеть папино тело, это уже не папа, и я отправилась в морг одна. Я позвонила в больницу, и милая дама с замысловатой должностью послала санитара в бледно-зеленой форме встретить меня и проводить туда, где лежал папа.
Мы встретились в вестибюле крыла неотложной помощи и молча прошли к лифту, который открывался специальным ключом. Когда мой провожатый вставил ключ, я заметила, что на панели только одна кнопка. На ней не было стрелки, но я предположила, что мы поедем вниз. Я посмотрела достаточно дрянных сериалов и знала, что морг всегда в подвале.