– Нет. Я должен быть в сознании, когда она очнется.
Кейти замешкалась, потом обвела взглядом присутствующих.
– Здесь родственники. И ты тоже будешь здесь, просто не в сознании.
Трентон расправил плечи, выпрямляя спину.
– Я справлюсь и так.
На лице Кейти отразилось сочувствие.
– Если будешь кричать…
– Я, черт подери, не пикну, – сказал Трентон, встречаясь с ней взглядом. – Клянусь.
Кейти на мгновение посмотрела на него, потом кивнула:
– Верю. Хорошо, Рош, давай приступим.
Она помыла руки, вытерла их насухо, надела голубые перчатки, а Рош поставил стул напротив Трентона, проверяя его кресло-каталку и застежки.
Трентон собрался с духом, а Кейти убрала одеяло-шину и лед. Прощупала его руку и кивнула Рошу.
Эбби затаила дыхание, а папа встал и отошел на несколько шагов.
– Пап, сядь, – сказал я.
Он покачал головой, отмахиваясь от меня.
Кейти посмотрела на Трентона исподлобья:
– Готов? Начнем с запястья.
Он кивнул, и Кейти надавила и потянула руку на себя, вправляя запястье.
Лицо Трентона покраснело, он с силой сдавил челюсть.
Я взял его за левую руку, и он впился пальцами в мою кожу.
– Не задерживай дыхание, – тихо сказала Кейти. – Не хочу, чтобы ты потерял сознание и свалился на меня, раз уж ты не лежишь на койке. Почти закончили.
Трентон втянул воздух через нос.
– Вот так. Сосредоточься на дыхании. Ты молодец, – сказала она, двигая его рукой.
Я был с ней не согласен и молился, чтобы он потерял сознание. Но Трентон стерпел боль, решительно настроенный быть в сознании ради Камиллы.
Кейти неторопливо перешла ко второму перелому.
Когда я уж было решил, что Трентон больше не выдержит, его рука выпрямилась, а Кейти дала сигнал Рошу.
– Худшее позади, – сказала она и принялась накладывать ленту, держа его руку зафиксированной. Рош размочил еще гипса и стал обертывать им руку.
– Как красиво, – сказал Рош с широкой улыбкой, распрямляя ярко-зеленую ленту.
– Как только пройдет это несчастье, я первым подпишу гипс, – сказал я. – Даже знаю, что именно напишу.
– Какое же это несчастье, – сказала Кейти. – Это прекрасный гипс.
Папа тихо стоял в углу, и теперь я расхаживал по палате.
– С семьей Камиллы уже связались. Почему никто не приехал? – спросил я.
– С ее семьей… сложно, – сказал Трентон.
– Что может быть важнее, когда происходит нечто такое? – сказал я.
– Это невозможно оправдать, – пробормотал Джим. – Что ж, теперь мы ее семья. Мы позаботимся о том, чтобы другой ей было не нужно.
Трент подъехал к ее койке на кресле-каталке и застыл как статуя, только иногда шепча ей что-то неразборчивое.
В животе у Эбби булькнуло, и она виновато посмотрела на меня.
– Кто-то хочет перекусить ночью фастфудом?
Все подняли руки, даже Трентон.
– Хорошо, я схожу возьму что-нибудь перекусить.
Она быстро поцеловала меня.
– Осторожнее, детка.
– Какие шансы, что двое из нашей семьи сегодня ночью попадут в несчастный случай? – спросила она.
– К сожалению, дочка, с нами шансы не на твоей стороне, – сказал папа. – Пристегнись. Будь начеку. Ты не слишком устала?
Эбби покачала головой:
– Все в порядке. Напишите мне, какую еду взять. – Она указала на папу. – Я не буду проверять сообщения, пока не доеду.
Я целую вечность ждал ее возвращения. Ходил взад-вперед, проверяя телефон, хотя она обещала не посылать сообщений за рулем.
– С ней все в порядке, брат, – сказал Трентон.
– Знаю. Знаю, что все в порядке.
Комната будто стала тише без нее, хотя до этого Эбби не издавала ни звука. Я старался не смотреть на Камиллу – каждый раз, когда взгляд возвращался к ней, меня охватывала паника.
Пиликнул телефон, я прочитал сообщение и вздохнул:
– Она добралась. Ждет заказ.
Папа улыбнулся, устало, но радостно:
– Она вернется очень быстро, сын.
Через двадцать минут она и впрямь приехала, раздавая нам еду. Мы ели молча, в абсолютной тишине, а время растянулось между визитами медсестер и врачей.
Спустя час, после нового забора анализов, нам сообщили, что Камиллу переведут в палату.
– Почему она не приходит в себя? – спросил Трентон.
Врач вздохнула и покачала головой:
– Состояние мозга пока под вопросом. Гематома опускается, но мозг функционирует отлично, это хорошие новости. Она идет на улучшение. Похоже, что мозг блокирует все негативные проявления – тоже хорошие новости. Мы перевели ее в палату четыре четырнадцать. В углу коридора. – Врач подмигнула и кивнула, выходя из комнаты.
Я осторожно похлопал Трентона по здоровому плечу, стараясь приободрить его, а потом пришли медсестры, чтобы забрать приборы, отслеживающие состояние Камиллы, и капельницы. Они действовали быстро, отстегивая ее тележку, чтобы перевезти наверх, мы еле за ними поспевали.
Мы последовали за медсестрами, помахав Кейти и Рошу, когда проходили комнату персонала. Возле лифта все сразу осознали проблему. Тележка Камиллы и кресло Трентона не помещались в одну кабину.
– Встретим вас наверху, – сказала медсестра, ее светло-рыжие волосы еле касались плеч.
Трентон, опираясь на здоровую руку, попытался привстать. Я бросился к нему, чтобы заблокировать колеса, и медсестра округлила глаза.
– Не надо! – сказала она.
Трентон, шатаясь, зашел в кабину лифта и ухватился за перила тележки, чтобы не упасть. Потом кивнул мне:
– Увидимся наверху.
Дверцы кабины захлопнулись, и я только через три секунды снова нажал на кнопку.
Эбби фыркнула.
– Ты все еще злишься? – спросил я.
– Да, прости, но да. Не могу перестать думать, что она не заслуживает этой суеты, которую он развел вокруг нее. Еще и Томас…
– Томми? А с ним что? – спросил я.
– Ему уже стоило бы приехать. Вот и все, что я пыталась сказать, – проворчала она.
Открылась вторая кабина, совершенно пустая. Эбби завела папу внутрь, а я толкнул кресло Трентона.
– Не хотела говорить о ней плохо, когда она практически в коме… Боже, я ужасный человек. Просто… Не бери в голову.
– Голубка, Томми летит сюда. Он быстро прилетит. Наверное, он безумно переживает.
– Это уж точно, – выдохнула она, но я заметил в ее голосе нечто большее.
Я снова хотел защитить его, но заговорил папа.
– Дочка, я понимаю, – сказал он. – Сегодня был непростой день. Иногда лучше обвинять во всем других. Только так мы находим хоть какой-то смысл.
Когда открылись дверцы лифта, мы вышли и увидели Томаса рядом со стойкой ресепшена четвертого этажа.
– Привет! – сказал я.
Брат развернулся и с раскрытыми объятиями подошел ко мне.
– Ты что-нибудь слышал?
– Трент в сознании.
– А Камилла? – спросил Томас.
Я сунул руки в карманы и пожал плечами.
– А она нет.
Я заметил, как поникли плечи Томаса.
– У Трентона двойной перелом руки, – сказал я. – Он нес ее целую милю до ближайшего дома. – Томас покачал головой, глубокая морщина между его бровями немного разгладилась. – Это то, что сказали медсестры. Черт подери. Он тут всего одну ночь, а уже стал легендой.
– Как же здорово, что ты здесь! И так быстро добрался! – сказала Эбби, пожав плечами и невинно улыбнувшись, но я хорошо знал ее. Что-то было не так.
Томас обнял отца и кивнул, явно что-то обдумывая. Он посмотрел на всех нас:
– Можно их навестить?
– Да, – ответил папа. – Ее поместили в палату в конце коридора… четыре-четырнадцать.
Томас помчался до палаты, а Эбби странно посмотрела на меня, прежде чем он распахнул дверь.
Увидев Камиллу, брат замер и прикрыл рот ладонью. Потом провел рукой по пепельно-русым волосам.
– Ты… ты в порядке, братишка? – прошептал он, не отводя взгляда от Камиллы.
– Жить буду, – сказал Трентон измученным голосом.
Эбби закрыла дверь за медсестрами, когда те ушли, и мы увидели, как Томас приближается к койке Камиллы. Он нежно коснулся ее пальцев. Трентон растерянно смотрел на них, его лицо помрачнело.
– Какого черта ты делаешь, Томми? – вдруг насторожился Трентон.
– Мне следовало приехать раньше, – сказал Томас, поморщившись. – Прости, Трент.
Трентон сморщил нос.
– О чем ты говоришь?
– Я не… летел сюда. Я сидел в своей машине, чтобы ты поверил, что летел.
– Что? – сказал я.
Томас ослабил галстук.
– Какого черта тут творится? – спросил я.
Томас поджал губы.
– Я не… черт подери, не знаю. Я сидел там… как идиот, нервничал, терзал себя. Чертова пытка, и я так устал от… прости, – снова сказал Томас, на этот раз обращаясь к Камилле.
– Томми, – сказал я, подходя к нему на шаг. – Брат, ты в порядке?
Томас повернулся к нам, в нерешительности глядя на отца.
– Я был в городе. Приехал из-за пожара, а потом остался…
– Из-за пожара, – сказала Эбби, будто это ее не убедило.
Она вздернула подбородок, изучая Томаса так же, как делала с картами в руках. Ее лицо стало спокойным, будто правда приносила облегчение.
– Просто скажи им, – вздохнула Эбби.
– Томми, – сказал отец. – Может, лучше подождать, пока все не утрясется.
– Что сказать? – спросил Трентон.
Томас выглядел удрученным и виноватым.
– Не могу. – Он указал на Эбби: – Продолжай.
Она замешкалась. Я повернулся к ней:
– Что сказать нам?
Эбби сглотнула ком в горле, будто пыталась проглотить слона, поселившегося в палате.
– Томас Джеймс, – прошептала она. Я нахмурился, сердясь на себя, что ничего не понимаю. Но Трентон, очевидно, понял и тут же побледнел.
– Нет.
– Трент, – взмолился Томас.
– Нет! – повторил Трентон громче, чем все наши разговоры в последние часы.
Он тяжело задышал, борясь за каждый глоток воздуха. Посмотрел на нашего старшего брата, с болью и разочарованием.
– Томми! – сказал он умоляющим голосом. – Скажи мне, что я ошибаюсь!
Эбби подалась вперед и шепнула мне на ухо: