– В чем признаться?
Он повернулся ко мне, в его глазах сверкали слезы:
– Все очень плохо. Все намного серьезнее, чем мы думали. Бенни хочет вмешаться. Ты уже соврала федералам и шантажировала репортеров газеты. Мне и так сложно представить, как я буду без тебя неизвестно сколько лет, но если еще и ты увязнешь, я не смогу с этим смириться. Буду умирать от страха за тебя, не пострадала ли ты, не заболела ли, тоскуешь ли… сожалеешь о том дне, когда наши пути пересеклись…
– Трэвис, – сказала я, поднимаясь.
Я ухватилась за качели, где сидел Трэвис, а потом забралась к нему на колени, обхватывая его ногами, обвила руками шею и поцеловала. Губы мужа казались напряженными, чужими, будто он был далеко отсюда. Я обхватила его лицо ладонями.
– С нами все будет в порядке, слышишь? Я придумаю выход. Как и всегда.
Трэвис покачал головой, наши взгляды встретились. Он выглядел потерянным.
– Не на этот раз, голубка.
Я отстранилась, всматриваясь в его лицо.
– Что происходит в твоей голове?
Он поднялся, удерживая меня на весу, потом поставил на ноги, будто я ничего не весила.
– Ты должна уехать.
Я засмеялась:
– Брось.
Он не улыбнулся.
– Хорошо, куда поедем? В Мексику?
– Ты возвращаешься к Марку и Пэм, а потом приедешь сюда к осеннему семестру.
– Трэв… какого черта, наша свадьба через неделю!
– Ш-ш, – сказал он, протягивая ко мне руки и осматриваясь. – Думаешь, мне этого хочется? Это крайние меры. Только так я смогу защитить тебя.
– Значит, ты хочешь развестись?
Он заморгал и уставился под ноги. Попытался что-то сказать, но слова застревали у него горле.
– Мы можем аннулировать брак. Для свадьбы в Вегасе это проще простого.
– Нет, – покачала я головой. – Нет! Я не дам согласия!
Трэвис потянулся ко мне, и я чувствовала себя такой маленькой в его объятиях, опустила голову и прижалась щекой к его рубашке. Руки сложила вместе у себя на груди, сцепив пальцы в замок.
– Голубка, я люблю тебя больше целого мира. Больше собственной жизни. Когда я попаду в тюрьму, то потеряю тебя, поэтому мне приходится так поступить. Я обязан спасти тебя.
– Ты же не серьезно. Возьми свои слова обратно.
– Это все равно произойдет, а когда это случится, то не хочу, чтобы ты была рядом. Мы скажем, что я пришел к тебе после боя и попросил выйти за меня. Мы полетели в Вегас, и ты понятия ни о чем не имела. Я обо всем тебе наврал. Использовал в качестве алиби.
– Я уже сказала им, Трэвис, что сама предложила жениться на мне!
– Тогда я еще что-нибудь придумаю.
Меня напугала бесповоротность в его голосе. Мои губы задрожали.
– Прошу тебя, не надо.
Он прижал меня к себе.
– Ты всегда будешь моей женой. Я никого больше не полюблю. И кто знает, может, к тому времени, как я выйду… – Он прокашлялся. – Если ты будешь свободна и не будешь ненавидеть меня за все это… – Его голос надломился. – Может, тогда мы начнем заново.
– Ты меня не потеряешь. Я никуда не еду. – Я подняла голову и посмотрела на него: – Ты мой муж. Пока смерть не разлучит нас, помнишь? И в горе, и в радости.
– Думаешь, я этого хочу? Нет, конечно! Меня убивает так говорить или поступать, не хочу видеть твой обиженный взгляд. Я, черт побери, ненавижу все это! Но что в противном случае? Ты тоже отправишься в тюрьму, а с этим я жить не смогу. Нет.
– Но что, если я все равно туда попаду? Что тогда?
Он провел рукой по ежику на голове.
– Не попадешь. Я наврал тебе. Ты рассказала федералам, что знала. Никто не знает другой версии.
– Репортеры узнают!
– Они слишком боятся говорить. Ничто не меняет того, кто ты и кого знаешь. Я позабочусь о том, что они поменяют мнение.
Он отпустил меня, но в следующий миг сцепил наши ладони в замок.
– Идем. Нужно собрать твои вещи.
Я вырвалась.
– Нет! Мы отменим нашу свадьбу и вместо этого аннулируем брак? И ты думаешь, я дальше буду ходить на учебу тут – все будут говорить о том, как ты сел в тюрьму, но прежде развелся со мной? Ожидаешь, что я буду жить здесь и все будет напоминать о тебе? Нет!
– Голубка…
Я обхватила себя руками, в глазах защипало, в горле встал ком. Я была близка к панике. Все это время Трэвис сражался за меня. Но до этого момента он не уходил прочь.
– Мне еще никогда ничего так не нравилось, как быть твоей женой. Ты этого у меня не отнимешь, Трэвис Мэддокс. Ты не можешь вот так влюбить меня в себя, сделать меня счастливее, чем я была когда-либо, а потом все это забрать. Даже если мне придется оказаться за решеткой, это ненадолго, и я буду знать, что ты однажды выйдешь, и мы сможем начать там, где остановились. Но, по крайней мере, – сказала я, готовая разрыдаться, – я все еще буду твоей женой.
По его щеке скатилась слезинка, быстро добираясь до линии губ и падая на рубашку. Он легонько коснулся пальцами моего лица.
– Я не вынесу самой мысли, что ты там. Я смогу выдержать все, только если буду знать, что ты свободна и счастлива.
– Но я не буду счастлива, – сказала я, покачав головой.
– Зато будешь в безопасности.
Я больше не могла сдерживать слез. Заплакала, вздрагивая с каждым всхлипом, и прильнула к его ладони. Конечно, мне следовало найти подходящие слова, но они потерялись среди боли и предательства, которые я испытывала. Я вытерла слезы и посмотрела вниз, увидев брелок для ключей, который выглядывал из кармана Трэвиса.
– Ты снова и снова брал с меня обещание не уходить, чтобы сейчас выставить меня за дверь и развестись?
– Не говори так.
– Но так оно и есть. – Прежде чем Трэвис смог отреагировать, я выхватила ключи. – Сам и пакуй мои вещи, черт тебя дери!
– Голубка! – крикнул он мне вслед.
Я помчалась к машине и заперла дверь, как только села за руль. Повернула ключ, когда Трэвис оказался возле окна.
Он постучал по стеклу ладонью, очевидно запаниковав.
– Ты расстроена, лучше тебе не садиться за руль.
Я сдала назад, но Трэвис все еще стоял рядом и стучал по стеклу.
– Голубка, ключи от мотоцикла тоже у тебя. Я не могу… Голубка! Черт подери! – закричал он, и я отъехала от тротуара.
В зеркало заднего вида я увидела, что он стоит под фонарем парковки, вцепившись руками в голову.
Я ехала целый час, так часто терла глаз, что заболела кожа век. Америки не было в городе, а значит, поехать я могла только к одному человеку.
Единственным звуком среди тишины был сигнал поворотника. На ближайшем светофоре я развернулась и поехала обратно. Квартира Финча находилась в полпути от моего нынешнего места и дома. Я могла добраться туда за десять-пятнадцать минут. Я нажала на кнопку на руле и переключилась на телефон, чтобы позвонить Финчу.
В колонках раздались гудки, и когда я уже думала, что он не ответит, Финч взял трубку:
– Привет, стервочка.
– Ты дома? – всхлипнув, спросила я.
– Господи! Ну конечно! Тащи сюда свой зад!
Он отключился, и я не смогла сдержать улыбки.
Ему даже не пришлось спрашивать, что случилось или где я была. Он знал, в чем я нуждалась, когда я сама этого не знала, как и положено лучшему другу.
Я подъехала к его дому и припарковалась. Прежде чем я смогла выйти на улицу, Финч вышел на крыльцо в одних боксерах, халате, с сигаретой во рту. Он распахнул для меня объятия. Не важно, что моя жизнь шла под откос, сложно было не улыбнуться при виде друга.
– Детка! – сказал он, обнимая меня, когда я достигла верха лестницы. Он отстранился, затянулся, а потом выпустил дым в сторону от меня.
– Не говори мне то, что я думаю, ты мне скажешь, – сказал он, выпятив губу.
В этот момент в дверях появился высокий и крепкий парень с волосами до плеч.
– О! Это Феликс. Феликс, поздоровайся.
Феликс протянул свою огромную ладонь, пожимая мою.
– Рада познакомиться, – сказала я.
Глаза Феликса были полны сочувствия.
– Мне так жаль, что ты огорчена, Эбби.
Он пожелал Финчу спокойной ночи и помахал мне.
– Спасибо, – сказала я, глядя, как он идет по ступенькам до парковки. Я посмотрела на своего друга, который следил за ним с улыбкой.
– Финч и Феликс? – спросила я.
Улыбка Финча исчезла.
– Заткнись уже и иди плакать ко мне на диван. Сейчас слишком поздно для «мимозы», поэтому сделаю «помтини».
Я последовала за ним, закрывая за собой дверь. Как-то в субботу мы с Трэвисом помогали ему переехать, но я еще толком не была здесь. И это… в этом был весь Финч.
Чисто и минималистично, но с ноткой модерна. Книги составлены в стопку рядом с дверью коридора, повсюду растения, огромные подушки на диване, которые так и просили обнять их.
Это я и сделала.
Финч засуетился на кухне, говоря со мной из-за барной стойки:
– Значит, ты поссорилась с Трэвисом. У него сегодня было… важное дело, сама знаешь. Из-за этого сыр-бор?
– Да, – всхлипнула я. – Он хочет развестись.
– И пытается защитить тебя.
– Полагаю, что да, – сказала я, вытирая нос рукавом.
– Господи, Эбби, вот же салфетки. Ты же не ребенок!
Я склонилась над его белой тумбочкой и достала из коробки несколько салфеток.
– Похоже, что Феликс очень милый.
– И правда милый. Самый милый парень на свете. Никогда не ревнует, не бесится. Никогда. А просто… общается. Это странно! Мне нужно немного драмы. Это же я!
– Может, тебе комфортно жить в хаосе. Может, тебе нужно понять, что спокойствие – это вовсе не скучно. Что бы я только не отдала за островок спокойствия, – сказала я, потирая глаза.
Финч принес наши напитки в бокалах для мартини и поставил их на кофейный столик – конечно, на специальные подставки, – а потом сел рядом со мной. С минуту смотрел на меня, затем указал на напитки:
– Они сами себя не выпьют.
– Ой, – опомнилась я, сделав большой глоток, потом еще больше. – Как хорошо. Правда хорошо.
Я откинулась на спинке и сделала глубокий вдох.
– Милая, Трэвис не хочет с тобой разводиться. Сейчас он волк, пойманный в ловушку. И он в ярости.