Мама не всегда была плохой матерью, но и никогда не была хорошей. В доме не поддерживалась чистота, перед школой не всегда был завтрак. Не всегда она приходила домой по ночам и не всегда была трезвой.
Какой бы непредсказуемой она ни была, когда Мик выигрывал, Бонни Эбернати неизменно пребывала в одном глотке от того, чтобы исчезнуть с радаров, если удача вдруг покинет мужа.
Когда мне исполнилось тринадцать, так оно и случилось.
Мама не задержалась надолго после того, как исчезли деньги. Небольшой островок нормальной жизни, которая была до этого, сменился чередой поздних вечеров в накуренных номерах отелей и бандитских подвалах, пока я смотрела, как отец обливается потом, держа в руках карты для покера, а после пытается договориться, чтобы его не избили, а может, и что похуже, если он не отдаст наличные.
Мафия, которая правила Вегасом, представляла собой особо жестокую группировку, но практически у всех была слабость к детям. И я стала живым щитом Мика.
Он говорил, что, кроме него, у меня никого не осталось. Что он просто пытался свести концы с концами, чтобы наскрести нам на ужин. Что Бонни ушла посреди ночи без всяких предупреждений, и он пытался найти способ не остаться со мной на улице.
Несколько лет эти жалостливые речи срабатывали, но он потерял больше, чем деньги, когда однажды мать без предупреждения забрала меня из школы и увезла ночью в ее новый дом в Уичито, штат Канзас.
Мик лишился последнего бастиона.
– Как ты нашла меня? – спросила я.
Кресло скрипнуло, когда я заерзала на подушках, но мать ничего, похоже, не услышала, разозлившись на мой вопрос.
– Странно такое спрашивать у матери, не думаешь?
– Нет, если она уехала даже без записки за несколько месяцев до моего школьного выпускного.
– Ну да, – сказала она, доставая из сумки пачку сигарет и ковыряясь, чтобы открыть ее.
– Здесь нельзя курить.
– Нельзя? – спросила она, доставая сигарету и прикуривая. Не отрывая от меня взгляда, она сделала затяжку и выпустила облако дыма.
Я поджала губы. Встала, открыла дверь и замахала руками, выгоняя облако дыма на улицу.
– Так зачем ты здесь? Если тебе нужны деньги, то тебе не повезло. Мы еле справляемся, чтобы оплатить счета.
Ее взгляд стал рассредоточенным, и она сделала еще одну затяжку.
– Ох, Эбби, удача мне уже давно не улыбалась.
У нее было точно такое же отчаянное выражение лица, когда она стояла в дверях кухни, глядя, как Мик учит меня играть в покер.
Мне всегда было интересно, какие мысли скрывались за этим безнадежным взглядом. Винила ли она меня за то, что везение Мика иссякло, словно вода в пустыне, которая окружала наш дом на колесах.
– Итак, – сказала она, подставляя ладонь и стряхивая туда пепел. – Слышала, что ты теперь замужняя женщина.
– Осторожнее, мам, ты говоришь так, будто тебя это правда волнует.
Мама сощурилась, глядя на меня, но ее характер ничуть не изменился. На мгновение она вновь стала хладнокровной, спокойной, отстраненной Бонни. Через пять минут она могла уже биться в истерике, кричать, плакать или смеяться. Сложно было предугадать.
Несмотря на это, было странно видеть ее напротив себя, после столького времени, когда от нее не приходило ни весточки, ни чертовой открытки на день рождения.
– Я слышала про пожар, – сказала мама.
– И что с ним?
– Рада, что с тобой все в порядке. Марк и Пэм сказали, что Америка боялась, что ты тоже будешь там.
Я пожала плечами.
– Они не знали, что мы сбежали в Вегас.
Мама кивнула:
– Понимаю. Интересно, что вы выбрали Вегас. Могли бы поехать к мировому судье или Рено, или…
– В Вегасе можно пожениться в любое время суток, и мы не хотели волноваться за рейс или наш маршрут.
– Очень на тебя похоже, – сказала она, выпуская новое облако дыма.
Я встала, выхватила сигарету из ее рта и, затушив в раковине, выкинула в мусорное ведро. С помощью календаря на стене я выгнала остатки дыма за дверь, понимая, что Трэвис все равно почувствует запах, когда вернется домой.
– Как же грубо, – сказала она, глядя на мои попытки избавиться от дыма.
– Не так грубо, как курить в моей квартире без разрешения. А теперь, – сказала я, хлопнув дверью, – ты увидела, что со мной все в порядке. Что-то еще?
– Я просто… просто хотела сказать, что люблю тебя.
– Что?
– Никакая девочка – что бы ни произошло – не должна идти по жизни с мыслью, что мать не любит ее. Знаю, что бросила тебя. Знаю, что чаще была пьяной, чем трезвой, что была ужасной матерью, но не из-за того, что я тебя не любила. Я не любила себя.
– Что это? Какая-нибудь идиотская двенадцатиступенчатая система извинений?
Мама встала.
– Нет. Я все еще пьяница. Сказала же, я узнала про пожар и поняла, что обязана это сделать. Можешь верить мне или нет, покажи мне средний палец, скажи проваливаться и не возвращаться. Черт, да я удивлена, что ты открыла дверь. Но ты открыла, и я здесь, и я сказала то, что обязана была сказать. Я люблю тебя. И всегда любила. И буду. Ты была идеальным ребенком и не заслуживаешь родителей, которые тебе достались. Я не жду, что теперь мы будем вместе проводить каникулы – у меня правда никаких ожиданий, – просто хотела сказать тебе это. Возможно, сложно в это поверить после стольких лет жизни с Миком, но все так и есть.
– Я могу тебе поверить. Ты ушла в первый раз, прихватив с собой лишь одежду, которая была на тебе. После этого ты никогда не просила денег, даже после того, как появились статьи в газетах.
– Эбби, мне ничего от тебя не нужно.
– И даже отношений, – сказала я, и в глазах защипало.
– Некоторым женщинам не стоит становиться матерями. К сожалению для тебя, я одна из них. Но это не из-за того, что я не любила тебя или ты не заслуживала лучшего к себе отношения. Я лучше уже не стану. – Она указала на себя. – Но что есть, то есть.
– Хорошо, – сказала я, глядя, как она собирает свои вещи. Пепел с ее ладони припорошил диван и ковер. – Спасибо… спасибо, что зашла, наверное.
– Не вини себя, Эбби. Ты не обязана любить яд, даже если он называется «мама».
Я вздохнула:
– Ты не яд. Ты…
– Пьяница. Прости меня. Жаль, что тебя не воспитывал кто-то лучше меня.
– Но иначе, мама… меня бы здесь не было. Я бы не вышла замуж за любовь всей моей жизни. Не знала бы то, что знаю, или не понимала бы людей так, как я понимаю их. Я бы не стала такой закаленной.
– Верно, но разве тебя это не утомляет? Быть закаленной? Меня утомляло.
– Вовсе нет.
Она кивнула, потом спустилась по ступеням, пересекла влажную парковку и скрылась в темноте.
Я подумывала броситься вслед, предложить ей денег на номер в мотеле на ночь, может, ужин, но я знала, что она этого не примет. Видела это в ее глазах. Она знала, что и так многое забрала. Я закусила губу, глядя, как ночь бесшумно поглощает ее.
Вдалеке зарычал мотоцикл, свет фар становился ближе. Трэвис припарковался на своем привычном месте, заглушив мотоцикл, и подошел ко мне с любопытством в глазах.
– Все в порядке, голубка? – спросил он. Взбежав по ступеням, он поцеловал меня в уголок губ, а я все так же смотрела в ночь.
– Да… э… моя мама только что ушла.
Он обернулся, глядя на машины на парковке.
– Мама? Где она?
– Ушла, – вздохнула я. – Снова.
Он за руку завел меня в квартиру и закрыл за нами дверь, потом нежно обнял.
– Ты в порядке?
– Странно говорить это, но да.
Я прижалась щекой к его груди.
По правде говоря, я не понимала, что чувствую на самом деле. Я всегда считала, что мама потерянная, угнетенная жизнью алкоголичка, но вот она приходит в мою квартиру с вековым запасом мудрости и понимания.
Трэвис повел носом, обводя квартиру взглядом.
– Она…
– Курила? Да. Пока я не отобрала сигарету.
– Она вернется? – спросил он.
Я крепче обняла его.
– Нет.
Глава 26Дороги, ведущие к судьбеЭбби
– Тебе пора, – сказала я, коснувшись его руки.
– Куда именно? – спросил он.
– У тебя нет выбора, ехать ли в Калифорнию или нет.
Трэвис нахмурился. Брэндон настоял, чтобы он поехал с ним на конференцию по фитнесу и здоровью в Сан-Диего, и мы оба старательно скрывали, как нас это беспокоит. Два полных дня, проведенных в компании Брэндона, не могли закончиться ничем хорошим.
Муж обнял меня.
– Не хочу тебя оставлять.
– Знаю, но… Тебе стоит пойти со мной на поминальный вечер в Китон.
– А что, если это огорчит людей? Если кто-нибудь устроит скандал?
В дверь постучали, и Трэвис отпустил меня, направившись открыть ее. Тото побежал за ним, терпеливо ожидая, кто бы это мог быть.
– Мистер Мэддокс, – сказала женщина.
Я отодвинулась, выглядывая из-за мужа.
На женщине был серый костюм по фигуре, классическая рубашка и черные туфли на высоком каблуке, но даже так ее рост не превышал метра шестидесяти. Мужчина был одет так же, только с галстуком. Он был выше женщины, коренастый, гладко выбритый, с квадратной челюстью.
Федералы.
Женщина показала Трэвису удостоверение:
– Я агент Вэл Тейбер. А это агент Джоел Маркс. Могли бы мы зайти и поговорить с вами?
Я сглотнула ком в горле. Трэвис повернулся и взволнованно посмотрел на меня.
– Э… конечно. Заходите.
Я проследила, как они сели на диван, а Трэвис устроился со мной на кушетке.
Мы взялись за руки. Все мои страхи всплыли на поверхность. Что, если они пришли арестовать мужа и прошлая ночь была для нас последней? Мы так устали, что практически сразу же отключились. Даже не обнимались, не говоря уже обо всем остальном. Но самое важное: как мне предотвратить беду?
Агент Тейбер улыбнулась:
– Мы пришли проинформировать вас, мистер Мэддокс, что мы завершили расследование по делу о пожаре в Китон Холле, и у нас недостаточно доказательств, чтобы продолжать юридические действия.