ИКЕА
Молодожены, сияющие своим молодоженским счастьем, входят в магазин ИКЕА.
Ах, какие там кровати! А какие кресла! Шкафы, столы и стулья. Торшеры и ковры. Посуда! Вилки, ложки и ножи! Лампы! Белье!
А какие уже готовые образцовые квартирки! Все, что нужно для работы и отдыха.
Молодожены выбирают себе мебель, светильники, тарелки. Набирают в тележки одеяла и подушки. Картинку на стенку и цветок на окно.
По правилам ИКЕА забирают вещи со склада.
Грузят их на машину.
Привозят в совершенно пустую квартиру.
Кипит работа. Они собирают кровать ИКЕА, кладут на нее матрас ИКЕА, стелют белье ИКЕА, закрывают покрывалом ИКЕА. Устанавливают шкафы ИКЕА, вешают полки ИКЕА, кладут на пол ковер ИКЕА, вешают люстру ИКЕА. Стол письменный ИКЕА, стол журнальный ИКЕА. Два кресла ИКЕА. Торшер ИКЕА. Цветок ИКЕА.
Он и она, молодые и счастливые, садятся за стол. Она достает чашки ИКЕА, ставит их на салфетку ИКЕА. Зажигают торшер – ИКЕА написано на цоколе лампочки.
Они пьют чай, помешивая его ложечками ИКЕА.
Они улыбаются друг другу.
Встают, обнимаются, целуются.
Подходят к кровати. Раздеваются.
На голых попах написано – ИКЕА.
самолет из ПарижаСтулья
Хороший кусок мякоти надо было сначала достать, потом нашпиговать обвалянным в соли и перце чесноком и длинными морковными гвоздями и запечь в фольге. Сварить аккуратную молодую картошку. Салаты настричь. На закуску – разные копченые колбасы, рыба красная, рыба белая, это понятно. Соленья-маринады. На сладкое – торт, берлинская сдоба и конфеты. Фрукты. Вино, водка, коньяк, минералка. Все или почти все – предмет поисков или стояния в очереди: не наши дни, восьмидесятый год на дворе.
Дальше. Вымыть квартиру, а до этого разложить всё по местам. Квартира маленькая, ребенок тоже маленький, всегда всё вверх дном. Раскладывать по местам с умом, а не просто пихать куда попало, чтоб потом искать годами.
Дальше. Выволочь с балкона длинный стол, который хранится там – рама отдельно, ножки отдельно, столешница сбоку. Собрать это сооружение, протереть от уличной пыли (хотя он закутан в пленку, все равно набивается), закрыть клеенкой под скатерть.
Дальше. Перемыть посуду, перетереть бокалы и рюмки, вилки и ножи.
Отвести ребенка к бабушке. Слава богу, десять минут пешком.
Самим вымыться и переодеться. Накрыть стол.
Напоследок зайти к соседке и взять у нее четыре стула.
Потому что большой съезд планируется. Восемь человек гостей плюс хозяева.
Красивый стол получился. Стулья свои и соседкины почти одинаково выглядят, это приятно. Запеченным мясом пахнет на весь дом.
Оделись, причесались. Присели на диван. Закурили.
Половина седьмого. Хорошо успели, правда.
Без четверти позвонила Наташа. У Олега мигрень, он валяется с холодным компрессом на голове.
В четверть восьмого позвонил Сережа. Сказал, что они с Настей опоздают чуточку.
В восемь хозяин позвонил Виктору. Тот сказал, что Лера от него ушла. Буквально час назад. «Ты что? Как ушла?» – «Да так, старичок, ногами!» – «Слушай, приезжай, мы тебя утешим». – «Иди ты к черту!» Короткие гудки.
В восемь двадцать приехали Сережа и Настя. Настя сказала, что Халиловы не успевают, они звонили, они сейчас в Шереметьеве, встречают Тамару Дюфи из Парижа, самолет задерживается.
Сели. Выпили, закусили. В половине десятого – телефонный звонок. «Что-что? Такси? Нет, не заказывали, вы какой номер набираете?» Настя вырывает трубку: «Да, да, заказывали!» И объясняет: «Завтра очень рано вставать. Поэтому мы еще дома, перед выходом, заказали такси на ваш телефон, вы не сердитесь?» – «Нет, нет, что вы! Спасибо, что пришли». – «Вам спасибо, так вкусно! Так хорошо посидели!»
Теперь запихнуть все несъеденное в холодильник. Убрать, вымыть и поставить в шкаф посуду. Снять скатерть, развинтить стол, отнести его на балкон, укутать полиэтиленовой пленкой.
Пойти к бабушке за ребенком.
А по дороге зайти к соседке, отдать ей стулья.
Да, и еще. В две тысячи шестом году, на конференции в Стокгольме, встретить седую и красивую Анюту Халилову и спросить:
– Шестого сентября восьмидесятого года ты ведь была в Шереметьеве? Встречала Тамару Дюфи из Парижа? И самолет опаздывал, правда?
– Не помню, – сказала Анюта.
заметки по политической историиРеволюция
Жил-был царь. Он жил хорошо, в самом центре, на Литейном. Правда, в старой коммуналке, но это ничего. Потому что недавно в городе началась программа по предоставлению старым питерцам нового отдельного жилья. Хотя неизвестно, где будет это жилье и какое. А здесь хоть комната большая, двадцать шесть метров. Они жил вдвоем с царицей.
Один раз царь вернулся с работы очень расстроенный. Потому что кризис, и начальник обещал половину поувольнять. А кто попадет в эту половину, не сказал. Даже не намекнул. Так, мол, некоторые нерадивые господа. Сказал и вышел, дверью хлопнул. Все перепугались.
А дома царица сидит на диване и плачет.
– Ты чего, Сашенька? – говорит царь.
– Продавщица меня обхамила, – говорит она. – Которая на углу «Овощи-фрукты».
– Ну, полно на всяких холопок обижаться! – говорит царь. – А что она сказала-то?
– Я хотела яблок купить, которые подешевле, за пятьдесят пять. А они жутко страшные. Я выбираю, которые получше, а она говорит, мол, чего это я выбираю. Ну просто чистый совдеп! Я говорю: яблоки-то у вас больно страшные. А она говорит: не страшней тебя! Зачем же, Коля, были все ваши реформы, если опять кругом сплошной совдеп?!
И слезами залилась.
Царь ее утешает, а она его руки отбрасывает.
Тогда он говорит:
– Ладно. Пойду накручу хвоста этой хамке.
Вышли они вдвоем.
А там небольшая очередь.
Царь достоялся, продавщица ему:
– Чего вам, мужчина?
– Вы чего тут мою жену обижаете? – говорит он. – А ну-ка извинись! А то ого-го!
– А вы чего тут разорались? – говорит продавщица. – Не посмотрю, что царь. У нас тут охрана.
– Ах ты, холопка! – говорит царь – и яблоком ей по морде.
– Ах ты, гнилой режим! – говорит охранник – и ему по башке.
Царь упал. Царица плачет. Народ столпился. Что такое, что случилось?
– Царя скинули, – говорит охранник. – Свобода, стало быть. Революция!
Народ по улицам побежал веселый. Один великий князь даже красный бант себе на пиджак нацепил. И все на машины тоже красные ленточки привязали, кто к антенне, кто к чему. Ездят, гудят, целуются. Как будто «Зенит» выиграл, честное слово!
А потом пришли большевики, и все стало хуже прежнего. Сплошной совдеп.
заметки по логикеЖалко
Мы сильно поругались. Непонятно почему. Мы были едва знакомы. Встретились на конференции, довольно далеко от Москвы.
У нее был хороший доклад. Поэтому я задал ей хороший вопрос. Мне хотелось, чтобы она красиво ответила. Она ответила очень красиво, но добавила, что я просто не понимаю существа проблемы. Пришлось объяснять, что я имел в виду. Она, кажется, тоже не совсем поняла.
Ведущий секции сказал: «Ну всё, всё, остальное на кофе-брейке».
В перерыв я подошел к ней, но не успел рта раскрыть.
– Давайте в другой раз! – сказала она и пошла к какой-то компании. Хотя до этого стояла одна, я это заметил.
Вечером был общий ужин. Она вошла позже других, долго осматривалась. Свободных мест уже почти не было, только на самом краю стола. И еще стул передо мной. Она уселась, пробормотала: «Добрый вечер».
– Привет! – сказал я.
– Мы разве на «ты»? – сказала она.
– А привет значит на «ты»? Ладно. Приветствую вас! Что вам налить? Да, вот что. Я хотел вас спросить…
– Это я хотела спросить, – перебила она. – Водки немножко. Спасибо, хватит. Это я хотела спросить, чего вы ко мне привязались на секции? Хотели покрасоваться?
– Наоборот, – сказал я. – Хотел, чтобы вы покрасовались.
– У вас не получилось, – сказала она.
На следующий день мы опять поцапались. По вопросам теории.
В самолете, когда мы летели в Москву, наши места оказались рядом, и мы опять говорили о вещах, которые совершенно ясны для меня и абсолютно непонятны ей, и наоборот. Дело кончилось тем, что она обозвала меня верхоглядом, а я ее – чугунной задницей. Она захохотала и опрокинула мне на брюки стакан с соком.
– Послушайте! – сказал я.
– Я не нарочно, – смеялась она. – Вот салфетка, вытирайте сами, а то скажете, что я к вам пристаю.
– Кажется, это вы говорили, что я к вам пристаю, – сказал я. – Ну неважно. Послушайте, ну не бывает же, что два эксперта настолько друг друга не понимают.
– Вы опять? – сказала она. – Чего вам от меня надо?
– Давайте встретимся, – сказал я. – В нерабочей обстановке.
– Давайте, – без выражения сказала она. – Где? Когда?
– В эту субботу, – сказал я. – в девять вечера. У старого здания МГУ. Где Герцен и Огарев, знаете? А там чего-нибудь придумаем.
Через год мы увиделись снова. На такой же конференции. Она быстро пошла ко мне навстречу.
– Простите, – сказала она. – Я не смогла прийти. Я хотела, правда.
– Ерунда, – сказал я. – Я тоже не пришел. Очень хотел, но вот не вышло.
– Жалко, – сказала она. – А я целый год думала, что вы меня ждали.
– Зато я честно признался, – сказал я.
– А вдруг вы врете? – сказала она.
– Может быть, – сказал я. – Но вы этого никогда не узнаете. Если только вы на самом деле не пришли.
– А вот этого никогда не узнаете вы, – сказала она.
этнография и антропологияКрасный конверт
Я стал миллионером сразу, как приехал в Америку. Вернее, не сразу, а недели через полторы. Не совсем миллионером, а кандидатом.
Но по порядку. Я приехал, снял квартиру, через несколько дней зарегистрировал телефонный номер. И довольно скоро нашел в почтовом ящике конверт.