Возвращались усталые, но довольные. И начинался пир.
Иногда позволяли себе и ресторан. Ходили в тот же «Бухарест», где пела Лиля, иногда в «Будапешт» – его бабушка очень любила. Как-то попали в «Берлин», отстояв жуткую очередь на морозе. Но Софье Павловне, что называется, приспичило:
– Хочу посмотреть, что с ним стало. Знаешь, Аля, – красными, замерзшими руками бабушка раскуривала сигарету. – Я там была очень счастлива. Танцевала до упаду, смеялась как ненормальная. Выпила бутылку шампанского. Помню, пошла в дамскую комнату «носик попудрить» и задержалась у зеркала. Глаз от себя не могла оторвать! Ах, думаю, Сонечка! Как же ты хороша!
Представляешь? А все потому, что была влюблена. Эх, Аля! Видела бы ты меня тогда! – мечтательно проговорила она, но тут же испугалась: – Господи, что я несу! Ладно, оставим это. Дело прошлое, дело темное.
Ресторан «Берлин» был тоже похож на дворец. Аля остолбенела от роскоши. А еда была так себе, обычная. Ничего особенного. Но разве они пришли сюда за едой?
Оля позвала Алю в «Арагви»:
– Вкусно – язык проглотишь! Такой еды нет нигде. И вообще, там клево!
У входа толпился народ. Сквозь стеклянную дверь был виден силуэт швейцара, величественного и важного, ну просто адмирал, ни больше ни меньше.
Народ нервничал, стучал в стекло, дверь приоткрывалась, показывалась «адмиральская» борода и надменное, глуповатое в своей надменности лицо.
– А, Андреич! – обрадовалась Оля и, расталкивая народ, подлетела к двери.
Андреич, увидев Олю, странно хмыкнул, по-воровски оглянулся и приоткрыл дверь.
В узкую щель, не обращая внимания на вопли очереди, ловко втиснулась Оля, таща за собой упирающуюся Алю.
– Ну ты даешь! – прошипела красная, растерянная и обозленная Аля. – Разве так можно? Там же люди. Совесть-то надо иметь! Знаешь, я лучше поеду домой, мне так неудобно.
– Кусок в горло не полезет? – усмехнулась Оля, подкрашивая у огромного, в золотой раме зеркала губы. – Полезет, не волнуйся! И вообще – ты о чем? Эти, – Оля кивнула на улицу, – приезжие, из всяких там Мухосрансков. Как же, надо отметиться – были в самом «Арагви». А им в рабочей столовой самое место, поняла? Там быстрее и точно дешевле!
– Господи, – пробормотала Аля. – Что с тобой стало? Разве при-ез-жи-е не имеют право пойти в ресторан? А ты не забыла – я тоже приезжая!
– Ты давно москвичка, – спокойно ответила Оля, облизывая намазанные губы, – это раз. А два – жизнь, Алька, такая. Не подмажешь – не поедешь. Не дашь на лапу – иди с миром. И не я, кстати, это придумала. А ты не строй из себя ангелицу! Тебе бабка у кого шмотки достает? Вот именно, у фарцы! У спикулей. И ничего, не смущаешься, носишь? Вон, – Оля кивнула на Алины туфли. – Фабрика «Башмачок»? Ой, что-то не верится! Кажется, Австрия, «Габор»? Я не ошиблась?
Аля молчала. Ссориться совсем не хотелось. Она соскучилась по Оле, мечтала с ней поболтать. И что завелась? Ведь Оля права. И про туфли, и про все остальное. И нечего из себя строить святую. Такая вот жизнь, что поделать. Аля выдавила улыбку:
– Ладно, пошли. Очень хочется есть.
Было и вправду очень вкусно. Особенно шашлык по-карски и мороженое с безе, посыпанное орешками.
Официант, молодой и симпатичный парень, поставил на их стол бутылку шампанского.
– Мы… разве заказывали? – растерянно пробормотала Аля.
– Мы – нет. Это нам подарок, верно? – поинтересовалась Оля.
– Подарок, – услужливо поклонился официант, – вот от того стола.
Аля тут же обернулась – за столом сидели трое немолодых кавказских мужчин, приветливо махавших ей руками.
– Отвернись, – прошипела Оля и отчеканила, в упор глядя на официанта: – Спасибо, но мы не пьем. Так что, пожалуйста, отнесите обратно! И обязательно поблагодарите. – А Але она прошипела сквозь зубы: – Совсем спятила? Это же Кавказ, дикари! Примем бутылку – не отвяжемся!
Аля окончательно смутилась.
– Пошли домой, а? Что-то сегодня не клеится…
Быстро расплатившись, вышли на улицу. Сели в сквере напротив. Обе молчали. Бронзовый Ильич с усмешкой смотрел на подруг.
Аля оправдывалась, Оля ее отчитывала:
– Ну ты как пионерка, честное слово!
Аля разглядывала подругу – какой же красавицей стала ее Оля! Ну просто не отвести глаз: стройная, грудастая, длинноногая. Огромные глаза, маленький носик, пухлые губы. А волосы? Светло-пепельные, густющие, немного волной. Она всегда была красоткой, а сейчас – ну просто королева! Кавказцев можно понять.
Оля рассказывала о себе немного лениво, небрежно цедя слова, и у нее появилось еще больше сарказма, цинизма, словно она все уже знала про эту жизнь и видела ее только с неприглядной стороны. Але говорить было особенно нечего – так, пару фраз об учебе и одногруппниках.
Потом Оля оживилась и принялась рассказывать забавные истории про клиентов, известных и не очень, про коллег. Про свои романы бросила коротко:
– Да не о чем говорить, все фуфло! Если мужик нежадный – считай, тебе уже повезло! А так все по схеме, Аль. Кабак, подарок, койка. Поверь, ничего интересного. Любовь? Да какая любовь! Всем друг от друга нужно одно – бабам подарки и бабки, тряпки и кабаки, а мужикам – секс. Все просто до некуда. Просто и примитивно.
И еще, знаешь… Вообще одно сплошное разочарование! Во всех, понимаешь? В смысле, в людях. Везде только зависть, сплетни и разговоры, кто с кем и кто почем. Противно…
Ошарашенная, Аля долго молчала.
– Ну, знаешь… – наконец проговорила она. – Это там, у тебя… в смысле, у вас. А у нас по-другому. Люди учатся, мечтают о любви, о будущей работе. Нет, у нас точно не так! – решительно повторила она. – Тебе просто надо оттуда уйти, перейти на другую работу. А еще лучше – поступить в институт. Получить профессию. И забыть про этот жалкий мирок.
– Идеалистка, – усмехнулась Оля. – У вас, говоришь, все по-другому? Нет, дорогая. У вас все то же, только в других масштабах, та же зависть, те же сплетни. Так же бросают одних и уходят к другим – все то же самое, Алечка! У вас что, женатые преподы не крутят романов со студентками? И никто не фарцует в сортирах? Никто не стучит и никого не закладывает? Но у вас просто все дешевле и проще, вот и вся разница. Менее изощренно и более примитивно. Это жизнь, Аль. И ты привыкай с этим смиряться.
– А дружба? – вспыхнула Аля. – Ее тоже нет? Как и любви?
– А я не сказала, что нет любви. Не перекручивай. Есть, безусловно. Но знаешь, что я поняла… Со временем она принимает какие-то уродливые формы, что ли? Пусть даже вначале светла и прекрасна, потом все равно начинаются вранье и измены, дележ имущества, ругань, скандалы, грязные разборки. И ненависть – вот что самое страшное! Вспомни хотя бы моих. А что до дружбы… Она, конечно же, есть, то есть встречается. Вот бабка твоя со своей рыжей Мусей. Мы с тобой. Ну и, наверное, кто-то еще.
Правда, я больше не видела. А вот так называемых подружек, поносящих друг друга, – полно. И тех, что выдают чужие тайны, тоже. И тех, что уводят чужих мужиков, завались!
– Ну если Софья с Мусей и мы с тобой – уже замечательно! Значит, еще не все потеряно, Олька! – попыталась бодро улыбнуться Аля.
– Ну а ты, наша монашка? Колись, есть мужик?
Аля смутилась, который раз за сегодняшний вечер.
– Да нет, ты же знаешь, в институте одни девчонки. Просто институт благородных девиц. Парней рвут на части. Я в этом процессе, естественно, не участвую.
– Все ясно, кто б сомневался. Ладно, я этим вопросом займусь! Найду тебе что-нибудь поприличнее. Во всяком случае – постараюсь. Правда, ты у нас девушка особенная, но я буду думать!
– Не напрягайся! – улыбнулась Аля. – Я, вообще-то, влюблена. Так что не трать по-напрасному силы.
– Ух ты! – оживилась Оля. – Хочешь, угадаю? Наверняка в какого-нибудь препода! Угадала?
– Нет, Оль. Не в препода. Я, как и мама, оказалась однолюбкой.
Оля резко развернулась к ней.
– Что? Ты… Никак не забудешь своего Максика? Этого порочного красавчика? Этого Дориана Грея? Ну ты даешь! Да ты не однолюбка, Алька, ты законченная дура и психопатка.
Возмущенная и разгневанная, Оля нервно раскурила очередную сигарету.
– Думай что хочешь. – Аля встала. – Я пойду, извини. Не задался у нас с тобой день. Но тебе все равно спасибо-спасибо. Что время нашла, что повидались. Что вытащила и накормила. Ну и вообще, – Аля улыбнулась, – научила жизни!
– На здоровье, – мрачно отозвалась Оля. – Горбатого могила исправит.
Аля пошла прочь.
– Но я тобой все равно займусь, слышишь? – крикнула ей вдогонку Оля. – В покое тебя не оставлю!
Размахивая сумочкой, Аля махнула.
– Пока!
Оля смотрела ей вслед. Да уж… Ископаемое. Родная душа, чистый, верный человек, но нельзя же быть такой идиоткой, такой наивной дурой. Не просто нельзя – неприлично! Надо и вправду кого-нибудь ей найти. Жалко девку, ей-богу!
Оля глянула на часы – ого! Пора. Через час у нее свидание.
Она достала пудреницу и помаду и, «подреставрировав» свою красоту, осталась довольна. Потом расстегнула заколку – волосы рассыпались по спине и плечам.
Медленно поднялась со скамейки, перекинула сумочку через плечо, одернула узкую кофточку и оглянулась. У ресторана по-прежнему толпился народ. «Ну-ну, – усмехнулась она, – лимита бестолковая. Простоите до завтра, а там и позавтракаете!» И медленно, чуть покачивая бедрами, пошла вперед, по улице Горького. Ей вслед оборачивались мужчины, молодые и не очень. А она шла все так же неспешно, не обращая внимание ни на мужчин, ни на женщин. Первые не стоили ее внимания, а вторых она презирала.
До свидания оставалось полчаса, но можно и опоздать.
Оля рассматривала скучные витрины, а главное – себя, свой силуэт – и была очень довольна.
«Ну хоть с этим повезло», – подумала она и грустно вздохнула.
«Как она изменилась!» – думала Аля. Нет, Оля всегда была бойкой, смелой, даже отчаянной. Из тех, кто молчать точно не будет, таким палец в рот не клади. И смешливой была всегда. Только юмор у нее тогда был другим, мягче, что ли, или добрее. Нет, все объяснимо: развод родителей, потом эта странная, мягко говоря, работа. Зря Оля туда пошла, зря. Не те там люди. А по мнению подруги, ей здорово повезло. И народ ее вполне устраивал, а что ту