Но однажды, поняв, что приглашения ему не дождаться, товарищ Котиков заявился сам. Так и застала она их на кухне за чаем с «уважаемой Софьей Павловной».
«О господи, все-таки приперся!» – с досадой подумала Аля и, скорчив недовольную гримасу, ушла к себе переодеваться.
В домашнем халате – и так много чести – вернулась на кухню. Уши «гражданина начальника» пылали свекольным цветом.
– Вот, Аля, – умильным голосом проговорила бабушка, – Юрий билеты принес в театр! В «Современник», между прочим, не куда-нибудь!
Аля равнодушно взглянула на лежащие тут же на столе билеты: дескать, при чем тут я?
– Тебя приглашает, – с напором продолжала бабушка, – в ближайшее воскресенье. Теперь, слава богу, они у тебя свободны!
– Спасибо, – буркнула Аля, – я подумаю.
– И думать нечего, – не скрывая раздражения, ответила ба. – Пропустить спектакль в «Современнике» – непростительная глупость.
И Аля согласилась. На простом, наивном лице Юры Котикова, новоявленного ухажера, расцвела счастливая улыбка.
Наряжаться не стала – еще чего: обычное платье, обычный макияж.
Ба глянула с осуждением, но промолчала. И на том спасибо.
Товарищ Фуражкин ждал ее у подъезда. Увидев его, она удивилась. Одет он был довольно модно – серые брюки, неплохой свитер, из-под которого виднелся воротник голубой сорочки. Приличные, начищенные ботинки. Обычный московский парень. Раньше Аля его видела только в форме. Правда, он все равно оставался смешным – оттопыренные, вечно красные от смущения уши, розовые, почти младенческие щеки, бровки домиком, курносый нос.
Хотя фигура приличная, и даже очень – широкие плечи, длинные ноги. Аля бросила взгляд на его руки и снова удивилась – надо же! И руки красивые, прямо аристократические руки у товарища милицейского. А, ну да, он же у нас не лимита и не крестьянин, он же местный, москвич. И мама у него пианистка – выходит, наследственное.
В красивых руках товарищ Фуражкин держал пять красных гвоздик.
В метро ехали молча, разговаривать ей не хотелось. На спектакле – а места были отличными, третий ряд партера и самая середина – вся устремилась на сцену. «Кто боится Вирджинии Вульф?». Как Аля мечтала попасть на этот спектакль! Как были прекрасны Неелова, Гафт и Волчек! От волнения пересохло в горле. Очень хотелось пить, но ломиться в буфет вместе с народом, бросившимся туда как на амбразуру, ей не хотелось.
– Посиди здесь, – шепнул ей товарищ Котиков и скрылся в толпе.
Аля присела на стул. «Герой, – насмешливо подумала она. – Прямо возникнет сейчас, как джинн из бутылки! А в руках поднос со всякими яствами».
И очень удивилась, когда джинн из бутылки возник – не прошло, кажется, и десяти минут! Подноса не было, но была тарелка, на которой лежало пирожное картошка, ее любимое, с тремя застывшими каплями белого крема и стакан лимонада. «Ничего себе, а? С виду тюфяк, а пролез без очереди. Я так не умею».
Буркнув «спасибо», от пирожного отказываться не стала – еще чего. Ела и разглядывала проходящую нарядную публику. Товарищ Котиков, как верный паж, стоял рядом. Его она взглядом не удостоила.
Второе действие окончилось, и начались бурные аплодисменты. Аля посмотрела на свой букет и, чуть подумав, шепнула ему:
– Не возражаешь? Отдам Нееловой?
Не задумываясь, что ее удивило, ни тени обиды не пробежало по его лицу, тут же кивнул:
– Конечно!
Цветы великой актрисе вручила, та улыбнулась, кивнула – спасибо.
На улице было прекрасно! По весеннему тепло и сухо.
– Пройдемся? – неуверенно предложил Юрий. – Или… сразу в метро?
Аля, подумав, «сделала одолжение»:
– Пройдемся. Такая погодка – просто чудо какое-то.
О господи… Может, зря? Еще напридумывает себе что-нибудь, потом совсем не отвяжешься. Но очень хотелось пройтись, продышаться, посмотреть на вечерний город.
Шли по бульварам.
Разговор не клеился. Так, обменялись фразами о спектакле, поговорили о гениальных актерах, о замечательной постановке. Чуть-чуть о работе, Алиной и Юрия. Она украдкой посмотрела на него – нормальный парень. Вполне. Обычный, без выпендрежа. В эти минуты ей почему-то стало его невыносимо жалко. И за что она его презирает? За что над ним насмехается? А ведь бабушка права – он наверняка хороший. Ответственный, заботливый, честный. Работает с утра до ночи, по вечерам учится. Ухаживает за больной матерью, таскает продукты. Безусловно хороший. Но… он ей не нужен. Совсем, к сожалению.
Ба не ложилась – чудеса.
– Ну как? – поинтересовалась она.
– Что «как»? – раздраженно ответила Аля. – Ты про спектакль?
– Про спектакль И про все остальное.
– Какое «остальное», ба? Ты что там себе насочиняла? Пылкий и страстный роман с Чебурашкой? Никогда, слышишь! Ни-ко-гда! Это не мой герой, понимаешь? Ну вот просто совсем! Я смотрю на него и… мне смешно!
Я все понимаю, он хороший! Может, даже слишком хороший! Но мне он не нужен. Да я лучше, – Аля задохнулась от возмущения, – я лучше останусь одна, понимаешь?
– Понимаю. И что не герой, понимаю. И что неловкий, смешной. И даже догадываюсь, кто твой герой. Но, моя девочка, женщина делает мужчину, понимаешь? Именно женщина.
– А что у тебя не получилось? Ты ведь такая умная и все знаешь про эту жизнь! А не получилось! Почему не получилось у мамы, понимаю. Но у тебя, ба? – Аля пылала от возмущения.
– Матерьялец был дерьмовенький, Аля, совсем гнилой материал. Думаешь, я не старалась? А все в трубу, понимаешь? Все усилия. Слишком отчаянно человек рвался наверх. Слишком. Жить хотел хорошо. Понятно, в молодости настрадался. Так ему, по крайней мере, казалось. Хотя какое там «настрадался», в те-то людоедские времена? О чем ты? Жизнь прожил сытую, тюрем и пыток не знал. Награды, почет. Уважение – вот это вряд ли. Но ему, ты мне поверь, на это было наплевать! Ты знаешь, как он рыдал, когда умер усатый? Неотложку пришлось вызвать! А я смотрела и думала: правда или притворяется? И перед кем? Передо мной? А когда я сказала: «Лева, окстись, слава богу!» – он так засверкал глазами! Ну просто чуть не сжег меня на костре инквизиции!
Юрий – другое дело, Аля. Он хороший парень, из нормальной семьи. Нет-нет, – она испуганно посмотрела на внучку, – я тебя не уговариваю, что ты. Просто советую присмотреться.
– Все, ба. – Аля устало махнула рукой. – Тему закрыли. Я иду спать, извини. Очень устала.
Но участковый товарищ Котиков и не думал сдаваться.
Звонками не доставал, но позванивал. Предлагал развлечения – то Парк культуры, то прогулку в Сокольниках, то киношку, то кафе-мороженое.
Аля, ссылаясь на работу и домашние дела, не слишком вежливо отказывалась.
Работы и вправду было полно – экзамены переводные и выпускные, конец учебного года, планы, отчеты. Словом, торчала на работе до вечера и приходила без задних ног.
Софья Павловна больше болезненную тему не поднимала, но, в очередной раз услышав короткий и не слишком вежливый Алин отказ товарищу милицейскому, поджимала губы и неудовольствия своего не скрывала.
В середине июля предполагался отпуск. Куда? И главное – с кем? Дальние поездки отменялись – Софья Павловна боялась отправляться в путешествия, что на поезде, что на самолете, которых она побаивалась.
Ехать в подмосковный санаторий? Посещать процедуры по расписанию, ходить на тоскливые диетические завтраки, обеды и ужины, по вечерам – кино из архивов и бесконечно длинные прогулки по терренкуру в сопровождении старичков. Тоска зеленющая. Да и сама Софья Павловна от этого твердо отказалась: «Еще чего – болтаться среди стариков и старух, без конца трындящих о своих болячках? И такой доли я хотела для своей единственной внучки?»
С отпуском по-прежнему было неясно. Лайма болела и не приглашала, да и ехать одной не очень хотелось.
Решение нашлось – взяла турпоездку по Золотому кольцу. Всего на четыре дня: автобус и гостиницы, новые впечатления, и недалеко, если что случится с бабушкой.
А настроение было поганым. Лето утекало, погода не налаживалась, Аля валялась днями с книжкой. Словом, отличное времяпрепровождение для молодой женщины в отпуске.
Наконец дожди чуть поутихли, и Аля собралась в Клин. Утром выглянула в окно – дождь снова лил как из ведра! Ну все понятно, опять синоптики прокололись, обычное дело.
«Ну и ладно, – решила Аля, – все равно поеду! На кладбище будет не пройти – такие дожди! Наверняка дороги развезло, сплошная размытая глина. Ну и ладно, поеду в резиновых сапогах». Она не любила откладывать то, что запланировано. Да и настроена была решительно – сколько можно, в конце концов, зависеть от обстоятельств?
Надела плащ, сапоги, взяла зонт и вышла во двор.
Дождь и не думал останавливаться.
При выходе из двора перед ее носом резко затормозила машина. Из открытого окна виднелось смущенное, но крайне довольное, даже счастливое, лицо товарища Котикова.
«Как всегда вовремя!» На его восторженное приветствие Аля скорчила гримасу и сухо сказала:
– Привет!
Но разве так просто отделаешься? Начались вопросы:
– А ты куда, далеко?
– Далеко, – кивнула она, – за кудыкину гору!
Он растерялся:
– Подвезти?
– Юра, я за город. В Клин, а не в соседнюю булочную. Куда подвезти?
– Туда, – просто ответил Котиков. – В твой Клин, раз тебе надо…
Раздумывая, Аля молчала. Сначала чуть не вылетело «спасибо, не надо». Но остановилась – погода, электричка, автобус. Да что она, в конце концов, стесняется? Конечно, на машине в сто раз удобнее. И просторнее, и теплее. Хочет наш донкихот прокатиться? Да на здоровье! Сам, как говорится, вызвался. И, сложив зонтик, села в машину.
Котиков, кажется, не ожидал и от растерянности и радости снова запылал знаменитыми ушами.
Первый час ехали молча.
Разговор начала Аля: все-таки неудобно – запрягла человека и сидит с недовольной миной.
– А как же работа, служба, гражданин участковый? Как вы покинули боевой пост?
– Я не покинул, – рассмеялся он. – Я передал дела. С сегодняшнего дня в законном отпуске.