– А, понятно, – протянула Аля. – Я тоже. – И отвернулась к окну.
Дождь стучал по запотевшим стеклам, мерно постукивали дворники, страшно хотелось спать. Аля закрыла глаза и… уснула. Проснулась она от того, что машина стояла.
Она окончательно пришла в себя – не приснилось. Машина действительно стояла на обочине у темного, мокрого леса.
– Что-то случилось? – испугалась она. – Мы сломались?
– Нет, мы в порядке. Просто дорога отвратная, кочка на кочке. А ты спала, боялся разбудить.
– Ладно, – смущенно буркнула она. – Я уже выспалась. Спасибо. Поехали, Юр?
При подъезде к городку небо чуть просветлело, и даже на пару минут показалось солнце. Приоткрыли окна – ворвался воздух, свежий после дождя, прозрачный, чистый, совсем не московский.
Аля показывала дорогу.
У входа на кладбище остановились.
– Мне подождать или с тобой? – осторожно спросил Юрий.
– Подожди, пожалуйста. Я недолго.
– Не торопись.
Аля медленно шла по раскисшей дороге. Пудовые от налипшей рыжей глины сапоги скользили и увязали.
Но небо стремительно голубело, и оживленно и радостно распевались птицы.
Маленькая скамеечка была черной от времени и дождя, почти прогнившей. Аля осторожно присела на краешек.
«Ну, здравствуйте, мои дорогие! Простите, что так редко вас навещаю. Совсем замоталась. Много работы, да и бабушка стареет и болеет. Мам, она хорошая, не переживай! И ты, баба Липа, не переживай! Нет, правда хорошая! Характер у нее не сахар, конечно… Но она, мам, замечательная. И живем мы дружно. Да и вообще… если бы не она…
Ладно, не буду… А у меня все хорошо. На работе нормально. Дома тоже. Замуж не собираюсь. Пока. Не за кого. Бабушка грозится обычным уделом училки – одиночеством. Ну не знаю… как уж получится. А в общем, за меня не волнуйтесь. Я в полном порядке. Только очень скучаю по вам…»
Аля вытерла слезы, достала из сумки старое полотенце, прихваченное из дома и протерла памятник.
Долго разглядывала мамину фотографию: такая молодая и такая красивая! А глаза все равно печальные. На фото ей двадцать лет, вся жизнь впереди. А кажется, она все понимала, все предчувствовала – и любовь свою несчастливую, и очень короткую жизнь…
Попрощавшись, Аля пошла к выходу. Села в машину, Юра вопросов не задавал.
Глянул на ее сапоги:
– Снимай!
– Что? – не поняла она. – В каком смысле?
– Да без всякого смысла, – рассмеялся он. – Просто снимай!
Аля молчала.
– Снимай, снимай. Верну, не беспокойся.
Она медленно стянула сапоги и выставила их на улицу.
Юрий бодро выскочил из машины, взял сапоги и пошел к старой ржавой бочке, стоящей у входа на кладбище.
Обалдевшая Аля наблюдала за ним.
Достав из кармана тряпку, он тщательно вымыл сапоги от глины и прилипших листьев, повертел их в руках, пару раз стряхнул и двинулся назад к машине.
Аля сидела как в ступоре.
– Спасибо, – с трудом выдавила она, натянув чистые и легкие, без налипшей грязи, сапоги. – Ты… зря.
– Не за что. Ну что, рванули?
Въехали в городок.
– Сверни направо, – попросила Аля. – Теперь чуть левее и, пожалуйста, притормози.
Домика бабы Липы уже не было – на его месте лежали стройматериалы, доски, поддоны с кирпичом, какие-то чаны, ведра, лопаты.
– Я здесь жила, – сказала Аля. – Только видишь, домик сломали. Ничего не осталось, только вон та яблоня и старая слива.
Юра серьезно на нее посмотрел, но ничего не сказал.
Проехали мимо дома Лены – окна забиты досками, дверь тоже, крест-накрест. Выходит, и Лены нет. Умерла? Уехала вряд ли – Лена была одинока.
Сглотнув слезы, спросила:
– А давай перекусим? Обратный путь не близкий. И пожалуйста, поехали отсюда побыстрее! Просто невыносимо…
Зашли в маленькое кафе на площади. Аля, бывший местный житель, знала – здесь прилично и чисто. Тетенька в огромном накрахмаленном марлевом кокошнике выдала в окно две порции винегрета, два борща со сметаной, порцию блинов для Али и шницель с рожками для Юрия. Ну и, конечно, два компота из сухофруктов – какой обед без него?
Обедали молча, оба проголодались. Ел Юрий с аппетитом, но аккуратно и даже красиво – Аля исподволь поглядывала на него.
– Спасибо тебе, – сказала она. – Не просто выручил – спас. Как представлю, что тряслась бы в электричке, а потом на автобусе. Нет, правда спасибо!
Он осторожно поставил стакан с недопитым компотом и внимательно посмотрел на нее, смущенно кашлянув, опустил глаза:
– Аль. А можно… поговорить?
– На это надо спрашивать разрешение? Ты прямо какого то фрица из меня делаешь. Или вохровца.
Но разговор он так и не начинал.
Аля глянула на часы и вздохнула:
– Ну что? Поехали? Рванули, как ты говоришь? – И привстала.
– Подожди, сядь, пожалуйста!
Она послушно опустилась на стул. После поездки и мытья сапог возражать и вредничать было совсем неприлично.
– Аля, – начал Юрий, – ты не удивляйся, ладно?
– Ладно, – миролюбиво сказала она. – Знать бы еще чему не удивляться?
– В общем… выходи за меня замуж! – выпалил он и залился багрянцем. – Университет я оканчиваю, в Следственный меня берут, подтвердили. Зарплата, конечно, не ахти, но дело времени. Ну и вообще… все как-то наладится!
Ошарашенная, Аля молчала.
Стало смешно, но смеяться нельзя. Отвратительно было бы рассмеяться.
Она взяла себя в руки.
– Послушай, Юр! Ты очень хороший! Очень. Но, понимаешь… Этого немного мало, чтобы замуж.
В его взгляде все еще была надежда.
Аля продолжала:
– А любовь, Юр? Она что, не имеет значения? Встретились два одиноких и хороших человека, погуляли, сходили в театр, пообедали вместе – и все? Достаточно, чтобы вместе на долгую жизнь? Да и при чем тут зарплата? Юра, при чем тут зарплата? И что наладится, Юр? Я тебя не… – Осеклась. Оказывается, эти слова произнести было трудно.
– А я тебя очень люблю, – словно услышав то, что она не решилась произнести, сказал он. – И ты меня… полюбишь. Я все сделаю, честное слово! И я верю, я знаю.
– Юр, подожди, – осекла его Аля. – Ты веришь, а я вот нет. Ну не верю я в истории «стерпится – слюбится», «привыкнем и приживемся», «со временем все наладится и образуется». Не верю, Юра! Прости. Да, всякое бывает. Читала. Разные истории читала. Но, знаешь… К человеку должно хотя бы тянуть, понимаешь? Мало просто знать, понимать и осознавать, что он хороший! Да пусть он лучше всех! Нет, должно быть, – подыскивая слова, она щелкнула пальцами, – что-то такое, чтобы сразу. Как сильный порыв ветра, молния, ураган, понимаешь? И ты сразу почувствуешь – мое! Это мое! Ну даже не знаю, как объяснить… Все же на уровне интуиции…
– Не надо объяснять, Алечка, – ответил он, глядя ей в глаза. – Я все понял. И про интуицию знаю, и про «сразу почувствуешь», и про «мое». Все знаю и все именно так, как ты и сказала. И ты, кажется… знаешь…
Аля кивнула.
– Ну тогда рванули? – через силу улыбнувшись, слишком бодро спросил он.
– Прости, – сказала Аля, дотронувшись до его руки. – Пожалуйста.
– Уже простил. Да и не за что прощать. Ты же ни в чем не провинилась, Алечка!
На обратной дороге Аля снова спала – разморило. Юрий бросал на нее короткие взгляды – спит. Спит рядом, в полуметре от него. Можно дотронуться. Осторожно, чтобы не разбудить. Вот оно, счастье, – можно дотронуться! Но не стану – вдруг проснется. А она так устала.
Проснулась Аля через час. Сквозь ресницы глянула – еще не Москва, и глаз открывать не стала.
Говорить не о чем, о ерунде не хотелось, о серьезном тем более. Ну не вспоминать же разговор в кафе! Пусть думает, что она спит.
Глаза открыла у самого подъезда.
Снова поблагодарила и извинилась. На том и распрощались. Какой был тяжелый день! Невыносимо тяжелый.
Бабушке ничего не сказала. Зачем? И расстраивать ее ни к чему, и слушать укоры тоже.
Юра Котиков появился на следующий день с огромным букетом цветов. Аля не знала, что сказать. Наконец глупо спросила:
– Это мне?
Товарищ Котиков, как всегда, покраснел:
– У тебя через три дня день рождения. Но завтра я уезжаю на рыбалку, с друзьями, на четыре дня. На больше не получается, маму нельзя оставлять. В эти дни с ней будут ученики, они-то с радостью, а вот мне все равно на душе неспокойно. А связи там нет – глухомань.
– Перестань, – взяв себя в руки, твердым голосом ответила Аля. – Поезжай и расслабься, получай удовольствие! В конце концов, пригляд будет, живем мы в Москве, а не в таежном поселке.
– Ну все, пока? – спросил он. Прозвучало это по меньшей мере тоскливо.
– Пока, Юр. И спасибо. За поездку, цветы, ну и вообще, за доверие, – смущенно улыбнулась она.
Не поднимая глаз, Юра все еще топтался на пороге.
– О чем ты? – И, подняв глаза, посмотрел на нее.
Во взгляде его читалось такое отчаяние, такая неприкрытая боль, такое смущение.
Аля поспешила закончить эту сцену:
– Ладно, Юр! Перестань! Ну какая трагедия! Не усложняй, слышишь? Просто не могу смотреть на твое лицо, ерунда какая-то получается! Чувствую себя убийцей, ей-богу! Ну хорошо, давай так: как там говорили будущие невесты? Я подумаю? Кажется, давалось время на размышление?
– Аль, – еле выдавил Юрий, – ты это… серьезно?
– А я и сама не знаю. Может, и да. Короче, выполнишь три моих задания. Как в сказках, помнишь? Что там просили достать? Или доставить? – улыбнулась она. – Аленький цветочек, черевички? Что там еще?
– Я все достану! – серьезно и решительно сказал он.
– О господи! Ну нельзя же так буквально, Юрочка! Я пошутила.
Юрий, так ничего и не поняв, изменился в лице.
Ей стало не по себе. Дошутилась. Поддержала как надо. Попыталась выкрутиться:
– Слушай, давай сначала отдохнем. Не могу сейчас разговаривать на серьезные темы. Я очень устала, Юр. Извини.
Но участковый Юрий Котиков уже бегом спускался с лестницы. Хлопнула дверь подъезда.
Дура, какая же я дура! Люди в таком состоянии шуток не понимают. Тоже мне, поддержала! Захотела развеселить.