От армии отмазали – низкий поклон. А, кстати, зря. Я бы своего балбеса не отмазал – может быть, там бы из него человека сделали. А эти нет, испугались. Мальчика будут бить, издеваться над ним.
Работаю? Ну да. Можно сказать и так. Временами. То папаша куда-то пристроит, то еще кто-то. Отец денег подкидывает, молодец. Мать тоже сует – то котлет миску, то блинчиков. В общем, не голодаю. Живу на даче. Для меня это не дача – для меня это дом. Я же там вырос. Только дача моя сыпется и разваливается – понятно, столько лет без ремонта. А у меня руки из жопы растут. Муся всегда работяг приглашала. Поставит бутылку, а те и рады стараться. «Максик! Не бери молоток – ударишь по пальцам! Максик, не бери пилу – получишь травму!» Вот такое «правильное» воспитание! Нет, я никого не обвиняю. Сам виноват. А вот что поспособствовали… Это да, как ни крути. Планы? Какие там планы… Ты не поверишь – надоело все до синих чертей. Видеть никого не могу. Все сливается, все одинаково. Каждый день как предыдущий. Все на одно лицо. А как что-то изменить, я не знаю. Если бы знать! Это самое главное, понимаешь? Знать, чего хочешь. А я… ущербный, наверное. У всех есть мечты, верно? Вот у тебя точно есть!
Аля кивнула.
– И вообще, вот ты – вижу, знаешь. Знаешь, чего хочешь. Знаешь, чего добиваться. К чему стремиться. Выходит, счастливая. Нет, я не смеюсь, я серьезно. Завидую.
Бедный мой, бедный! Совсем одинокий и никому не нужный. Дача эта… Она и тогда была полуразрушена, держалась на честном слове. Аля вспоминала шаткое крыльцо, облупленные подоконники, окна с трещинками, проржавевшую крышу.
Помнила, как бабушка уговаривала Мусю дачу продать. Та ни в какую: «Здесь вся моя жизнь». Может, Максиму ее сейчас продать и переехать в Москву? Да нет, на квартиру не хватит. Дом ничего не стоит – его только сломать. А участок – какая ему цена? Да и попробуй сейчас в кооператив вступить – нужны связи и взятки.
Бедный, бедный! Такой одинокий! И как Аля любит его!
Каждый день ждала звонка. А звонка не было. Зато позвонила Оля и вяло поинтересовалась, как Але понравился сейшен. Про Максима ни слова. И слава богу. Выходит, они не общались. А если и общались, то он не рассказал ей про их ночную прогулку.
У Оли было паршивое настроение, у Али такое же. Разговор быстро свернулся.
Да, и еще – браслетик Юрику надо вернуть! Обязательно вернуть. К чему ей эти обязательства? Вернуть и поставить точку. Все ему объяснить.
Начались занятия, днем кое-как отвлекалась. А вечерами было ужасно. По сто раз за вечер снимала телефонную трубку – есть ли гудок? Гудок был, а вот звонка не было.
Выходит, в очередной раз все напридумывала. Пора открыть глаза и начинать жить! Выйти замуж за Юру, хорошего человека, родить ребенка и забыть свою детскую блажь! Двадцать четвертый год, Алевтина Александровна! Пора бы.
В пятницу появилась мысль поехать в Кратово. Понимала, что глупость несусветная, невероятная. Может, он забыл на следующий день и их ночную прогулку, и саму Алю. А что было? Да ничего! Прошвырнулись по бульварам, посидели на скамейке. Поговорили. Но тосковала по Максиму так, что плакала по ночам.
В субботу зазвонил телефон. Неслась к нему, как на пожар, словно чувствовала. Не ошиблась. Сердце подсказало – это был он.
– Что поделываешь? А, домашние дела! Борщ? Ну ты даешь!
Она, сглатывая соленые слезы, варила обещанный бабушке борщ.
– Все, не буду тебя отвлекать. Дерзай дальше! Прямо чувствую запах чеснока! Ха-ха.
Аля испугалась, торопливо стала уверять его, я-то давно все сделала и с борщом закончила.
Вспомнила про гору тетрадей – да черт с ними! Впереди воскресенье, успеется. И снова что-то тараторила, словно оправдывалась.
Ей показалось, что он обрадовался:
– Освободилась? Ну шустро! Подумываешь, чем бы заняться? И я тоже. А приезжай сюда, в Кратово! Все желто-красное и оранжевое! Офигеть! Листья под ногами, запахи! Костры жгут на участках. Лично я запах дыма люблю! А ты?
«Я? Да я обожаю! Я обожаю запах дыма, горелых веток, разноцветный лес, листья под ногами! Кратово обожаю! Я обожаю все, что любишь ты! Как ты еще не понял?»
– Приехать? – Аля, как могла, придала голосу загадочность и томность, немного добавив и равнодушия: – А что, неплохая идея – подышать на природе. Что может быть лучше? Спасибо за приглашение. Собраться? Да полчаса, и на вокзал. Конечно, помню, Казанский. Встретишь? Боишься, что не найду? Да, может быть. Если честно – забыла. Все, до встречи, договорились. Как тебя узнаю? Ха-ха! Ну, как-нибудь! Держи в руках свернутый номер «Правды»!
Собралась Аля минут за пятнадцать, до метро тоже бегом. На вокзале металась как угорелая. Наконец села в вагон и посмотрела на свое отражение в окне – растрепанные волосы, пылающее лицо. Да, хорошо, что есть время прийти в себя. Электричка, кажется, идет минут сорок? Ну что-то вроде того. Прислонилась горячим лбом к прохладному стеклу и закрыла глаза.
Дождалась. Столько лет – и дождалась. Выходит, была права.
Не надо загадывать. Посмотрим. Вернее, жизнь распорядится.
Колеса мерно постукивали по рельсам. За окном пробегали леса и пролески.
«Следующая станция – Кратово», – равнодушно объявил машинист.
Аля встала, одернула ветровку, поправила волосы и вышла в тамбур.
Резко дернувшись, поезд остановился. Она вышла и огляделась. Перрон был полупустой. Вдалеке стоял Максим, держа что-то в руках. «Газета», – вспомнила она и улыбнулась и помахала ему. Он увидел ее, махнул в ответ и поспешил к ней.
И она поспешила навстречу. Чему? Счастью ли? Кто знает. Но точно – любви, чему же еще! С этим вопросов не возникало.
Было довольно прохладно, и ветровка, самое модное из всего, что у нее было, от сырости не спасала.
– У тебя нос покраснел, – улыбнулся Максим. – Может, сразу отметим Новый год? Как тебе роль Деда Мороза?
Смущенная Аля, растерянно улыбнувшись, потерла замерзший нос. Хотелось крикнуть на весь лес, через который шла узкая тропинка к даче, на весь мир:
– С тобой – что угодно! Хоть Новый год, хоть День сантехника!
– Ничего, – ободрил он. – Еще минут пять, не больше. Ты, конечно, дорогу не помнишь.
– Помню, – неожиданно сказала она. – Я все помню.
Он посмотрел на нее странным, удивленным и испуганным взглядом, но уточнять не стал. Только подумал: «Все-таки странная она. «Все помню». Интересно. Но в целом, – опытным взглядом он мгновенно оглядел ее, – вполне ничего. По крайней мере, не накрашена, как все эти дурацкие телки, прилично одета. До красотки ей как до Луны, но миловидная, как оценила бы ее Муся».
Дошли. Участок выглядел совсем заброшенным. Сплошной бурелом вперемешку со старыми, сгнившими прошлогодними и только что сброшенными листьями, с опавшими ветками и палками, да еще и буйно разросшиеся и вширь и ввысь ели. Кое-где валялись полусгнившие ящики, видимо, от бутылок. Да и сами бутылки, заляпанные землей и пылью, лежали неаккуратной горой.
Ржавая, сто лет не использовавшаяся лопата одиноко прислонилась к березе.
Сам дом, не крашенный еще с тех давних, Мусиных, времен, выглядел брошенным, сиротливым. Ржавая крыша, кособокое, одинокое правое перило, полупровалившееся крыльцо с темными, мокрыми от ночного дождя ступенями.
Аля растерянно остановилась.
– Да уж, – картинно вздохнул нерадивый хозяин. – Вот так. Я тебе говорил – все руки никак не доходят. Да и руки эти, – он повертел своими кистями, – не руки, а крюки. Разочарована? Хочешь сбежать?
– Нет, нет, что ты! Просто… нахлынуло. Бабушки, твоя и моя. Жаркое лето. Поляна на соседней улице, костер до рассвета, магнитофон «Мишель» и твои друзья.
– Друзья, – грустно повторил Максим. – Кого уж нет, а кто далече. Марьянка Светлова замужем за богатым французом. Белка свалила в Израиль. Денис спился, Митя Ковров, музыкант, помнишь?
Аля кивнула.
– Митя Ковров… пять лет в могиле. Какое-то редкое и страшное заболевание.
С трудом проворачивая ключ в проржавевшем замке, Максим обернулся:
– Ну как понимаешь… в доме тоже бардак. В общем, сорри, мэм! Ну и ладно. Что нам в пыльном доме сидеть? Попьем чаю, согреемся, я тебя утеплю, и пойдем в лес, согласна?
Согласна ли она? Лес, тайга, кусок отколотой льдины, тюремный замок, заброшенный остров. Куда угодно, только с ним!
Но лес случился только на следующий день, да и то коротко, минут на сорок. Во-первых, было промозгло и сыро, лил дождь, хоть и слабенький, хилый, под густыми лесными ветками почти незаметный, но все-таки дождь. Поковырявшись кривоватой палкой в листьях у прелого пня, Аля нашла кучку промокших опят. Удивилась, когда Максим с недоверием уточнил:
– А ты уверена, что это съедобно? На тот свет не отправимся?
Аля звонко рассмеялась:
– В грибах я понимаю. Знаешь, сколько мы в Клину собирали? Ведрами, не поверишь! С бабой Липой – та была грибницей знатной, опытной, говорила, что в войну только грибами и выжили.
Так вот, это все было назавтра – и мокрый осенний лес с его дивными, неповторимыми запахами, и лохматые рыжие большеголовые опята – все было потом.
А накануне… Выпив чаю и немного согревшись, он подошел к ней и обнял ее:
– Ну что, в лес? – И тоскливо посмотрел в окно: – Кажется, дождь начинается…
Они засмеялись.
«Так бы и стояла, – думала она. – Сто часов подряд, сто лет, или сколько там им отпущено. Стояла бы, прижавшись к его толстому и колючему свитеру лицом, вдыхая его запах – кожи, одеколона, волос. Всю жизнь, только бы чувствовать его руки, его тепло, его запах».
– Не, в лес не пойдем, – беспечно сказала Аля. – Даже не уговаривай. Вижу, как рвешься, но нет! Ни за что!
Он улыбнулся.
– Без шансов тебя уговорить?
Не скрывая счастливой и наверняка дурацкой улыбки, она кивнула:
– Ага!
Максим осторожно отодвинул ее, покачнувшись, она присела на стул – немного, как от шампанского, покруживалась голова.
– Камин! – объявил он. – Сейчас затопим камин. Он, правда, дымит как сволочь. Но точно будет теплее и уютнее.