аться до Зои Павловны и присел рядом на груду досок.
— Сейчас я отплачусь, — пообещала сквозь слезы Зоя Павловна, — этот стадион дырявый, все насквозь видно и слышно… сейчас я пойду к ним, и я им покажу!
Герман Сергеевич вскочил как ужаленный.
— Нет!
— Пойду!
— Нет! — И для страховки обхватил Зою Павловну обеими руками.
Наступила некоторая пауза. Потом Зоя Павловна определила:
— По-моему, вы меня обнимаете! — в ее голосе уже не было слез.
— Нет!
— Вы меня обнимаете, а мы уже немолодые люди!
— Нет! — повторил Герман Сергеевич.
— Что — нет? — не поняла Зоя Павловна. — Что обнимаете или что мы немолодые?
— И то и другое! — сказал Герман Сергеевич.
— Отпустите меня! — потребовала Зоя Павловна.
— Нет! — в очередной раз произнес Герман Сергеевич. — Вы уже у меня во дворе дрались. Хватит!
— Да, я драчливая! — с гордостью произнесла Зоя Павловна. — Я по профессии режиссер все-таки. Вы правильно к ним приехали, хотя они вас и обидели!
— Нет! — сегодня это было любимым словечком Германа Сергеевича.
— Да! Для правды можно и авторитет ронять. Даже судье. Хотя какое он имеет значение, авторитет?
— Никакого! — согласился Герман Сергеевич. — Хотя, конечно, коллеги меня за это покаяние не погладят…
— Кстати, мы уже час стоим обнявшись, — заметила Зоя Павловна.
— Меньше! — заспорил Герман Сергеевич.
— Значит, не показывать им, где раки зимуют?
— Не поймут! — И тут Герман Сергеевич спросил главное: — Значит, вы из-за меня это… ну, в слезы?…
Зоя Павловна решительно высвободилась.
— Давно столько не обнималась. Отвезите меня, пожалуйста, адрес я скажу… Меня сын из Арктики вызывает для радиоразговора.
Герман Сергеевич внимательно, долго смотрел на Зою Павловну.
— Что вы на меня так смотрите?… Не надо. От слез женщины стареют!
— Нет и нет! — убежденно сказал Герман Сергеевич и зашагал к машине. — Все путем…
Теперь оба вдруг почему-то почувствовали себя неловко. И в машине молчали, стараясь не смотреть друг на друга. Герман Сергеевич долго возился, пристегивая ремень безопасности, а Зоя Павловна изучала собственные ногти.
Как-то мимолетно Герман Сергеевич все-таки взглянул на Зою Павловну, и та в ответ виновато улыбнулась и так же виновато пожала плечами.
Вдруг кто-то снаружи подергал дверцу машины. Женщина, совсем молодая, в кожаном пиджачке — сегодняшний признак материального благополучия, — нараспев попросила:
— До города подбросите, владелец?
Герман Сергеевич обрадовался — сейчас пассажир был бы спасительным выходом.
— Садитесь!
Женщина полезла в машину и, как села, сразу заговорила без умолку, сейчас это тоже было кстати.
— Прямо-таки не выношу общественный транспорт. Конечно, ваш передвижной шалаш — не мой уровень, но все же получше, чем в рейсовом автобусе дышать чужой одеждой!
— А какой ваш уровень? — Герман Сергеевич обиделся за своего друга. «Москвич» несся по шоссе с хорошей скоростью. Но женщина болтала больше для себя, чем для других.
— Вот сапожки на мне, финские, сто десять плюс двадцатка за сервис, ну, за доставку на дом! А у меня зарплата как раз сто тридцать. Значит, купила сапожки и на месяц завернулась в блин?
Зоя Павловна улыбнулась.
— У вас, наверно, муж… с заработками на уровне!
— Я по обмену ездила! — небрежно сообщила пассажирка.
— Переезжаете за город? — удивился Герман Сергеевич. — Может, теперь мода такая?
— Нет, там у меня в сельпо приятельница работает. Мы с ней детали оговаривали. Детали обмена. Мы мужьями меняемся!
— Чем меняемся? — ахнула Зоя Павловна.
— Не чем, а кем! — поправила женщина. — Мужьями!
Теперь захохотали оба — и Зоя Павловна, и Герман Сергеевич.
— Остановите ваш драндулет! — возмутилась женщина. — А то вы от вашего глупого смеха еще во что-нибудь врежетесь!
— Как это, мужьями? — не унимался Герман Сергеевич, но все-таки притормозил.
— Честнее меняться, чем изменять, — отрезала женщина. — Темные вы люди! И рубль возьмите, я задаром не езжу!
— Рубль не возьму! — заявил Герман Сергеевич. — Рубль — не мой уровень!
— А больше вы и не стоите! — Женщина спрятала рубль обратно в кошелек и гордо вышла из машины.
Герман Сергеевич и Зоя Павловна снова остались одни. И поехали дальше безо всякого разговора.
— Значит, так… — начал наконец Герман Сергеевич.
Зоя Павловна приготовилась слушать, но продолжения не было. Зоя Павловна ждала-ждала, потом не выдержала:
— По-моему, вы хотели что-то сказать?
— Не перебивайте!
Зоя Павловна послушно притихла. Но вскоре была вынуждена прервать молчание.
— Спасибо, мы приехали…
Герман Сергеевич остановил автомобиль.
— Значит, так! — повторил он. — Уезжаю в Вологду. Вернусь, все обсудим.
— В Вологде не была… — Зоя Павловна вышла из машины.
Герман Сергеевич тоже вышел.
— Сегодня вы хорошо смеялись и хорошо плакали. Мне понравилось! Ну?
Залез обратно на водительское место и мгновенно уехал.
Затем Герман Сергеевич ставил машину в гараж, и, как обычно, возник Михалев.
— Все хмурый ходишь? Самоед! Все давно позабыли уже, уже другие судьи понаделали дел, и, как говорят, судье виднее, а ты…
— Как дома? — перевел разговор Герман Сергеевич.
— Плохо! — признался Михалев. — Музыка дочку дожала. Разъехались они!
Герман Сергеевич прислушался. Неподалеку надрывался баян.
— Обожди! — удивился Герман Сергеевич. — А это?…
— Так это дочь от нас переехала. А он остался… вместе с баяном и роялем, — грустно поведал Михалев.
На пульте зажегся сигнал, Ириша привычно сняла трубку.
— Приемная Коробкова!.. Добрый день, Илья Григорьевич… Нет, Николая Корниловича нету, даже для вас… Потому что его действительно нет.
Появился Иван Савельевич, элегантный, как всегда, и с пакетом в руках.
— Как муженек, который брючник? Примирение?
— Нет, это уже далекое прошлое!
— Где твоя УББ?
Ириша показала на здоровенную корзину и для убедительности швырнула в нее какую-то казенную бумажку.
— Вы принесли заявление на машину? Давайте, я его тоже туда кину!
Иван Савельевич протянул Ирише пакет.
На пульте снова вспыхнул сигнал телефонного вызова.
— Минуточку! — сказала в трубку Ириша, развернула пакет и ахнула: — Банан?
— Комбинезон с укороченными штанами типа банан! — шепотом уточнил Иван Савельевич. — Ты иди примерь, а я за тебя подежурю! — И взял трубку: — Приемная Коробкова…
Ириша скрылась в кабинете начальства.
— Николая Корниловича, — говорил в трубку Иван Савельевич, — сегодня не будет… Он на коллегии… Нет, сюда не вернется…
Из кабинета вышла Ириша в модном комбинезоне и стала на самом деле так хороша, что это на самом деле, как в зеркале, отразилось на лице Ивана Савельевича. Ириша зарделась от удовольствия…
— Ну, ты стала вареник! — восхитился Иван Савельевич вслух. — Только туфельки не звучат! — Он был большой хитрец, Иван Савельевич.
— Сколько я вам должна за этот банан? — Ириша полезла в сумочку, добыла деньги и расплатилась. — А туфельки, — теперь уже Ириша понизила голос, — вы мне привезете из той маленькой-удаленькой страны. Я, между прочим, уже замолвила словечко… — и круто переменила тон: — Нет, Иван Савельевич, оставьте заявление, я положу Николаю Корниловичу в папку…
Иван Савельевич сразу догадался, что в приемную кто-то вошел.
— Спасибо! — поблагодарил Иван Савельевич, оставил заявление и исчез.
В приемной появилась толстая молодая женщина.
— Обедать пойдешь? Что это на тебе за штучка?
— В универмаге случайно наткнулась, — невинно откликнулась Ириша, — знаешь, никто не брал!
— В этом и я бы смотрелась! — мечтательно произнесла толстуха.
Ириша вернулась после работы в самом превосходном настроении и закричала буквально с порога:
— Зоя Павловна, поглядите на меня скорее!
Ответа не последовало.
Ириша поспешила в комнату и обнаружила Зою Павловну, которая с преувеличенным вниманием уткнулась в книгу.
— Как комбинезончик? Ползарплаты угрохала. Одна толстуха продала, она может в него влезть, только если намылится!..
Зоя Павловна оторвалась от книги, мельком глянула.
— Одна брючина короче…
Ириша нагнулась, быстро поправила.
— Лишь бы одна нога не стала короче другой…
— Извини, я на самом интересном месте! Ириша насторожилась:
— Что-нибудь случилось?… Почему у вас ненастный вид?
Зоя Павловна решительно отложила книгу.
— Когда я ставлю пьесу, я всегда должна понять мысль автора…
— Ого, как вы издалека начинаете! — покачала головой Ириша.
Зоя Павловна встала.
— Я растерялась, не могу разобраться, почему ты вдруг стала искать моей дружбы, потом ко мне переехала? Почему? Что тобой движет?
— Желудочный сок! — быстро ответила Ириша… — Ужасно хочу есть! — Тотчас вышла на кухню, вернулась с куском булки в руке. — Значит, вы из-за меня сами на себя не похожи?
— Нет, ты, пожалуйста, объясни! — настаивала Зоя Павловна.
— Я догадалась! — выдохнула Ириша. — Вы разговаривали с Артемом по радио, и он, узнав, что я здесь, так вспыхнул, что ему в Арктике стало жарко!
— Да, он возмутился, и справедливо возмутился! — поддержала мать.
— Зачем только придумали это радио! — усмехнулась Ириша.
— Нет у вас никакой любви и не было… — сказала Зоя Павловна.
— А что у вас было?
— Он сказал, что ничего…
— Так и сказал?
— Так…
— Север на картах всегда сверху изображают, — с горечью пошутила Ириша, — а сверху все виднее! Мне собирать вещички?
— Нет, сначала я хочу понять!
— А чего тут понимать? — голос Ириши звучал почти что грубо. — Я искательница приключений. Мне скучно ходить на работу от и до, как заводная кукла… Вот я, между прочим, как и вы, режиссирую себе замысловатую жизнь! Вы же обольщаете этого тупого футбольного жлоба.