И вот вчерашние парижане отправляются косить за домом эти зелено-желтые кусты, растущие на горных пустошах, с золотыми бусинками цветов, похожих на мелкие ирисы. Приносят в дом полные охапки, укладывают на кровать, разравнивают, как циновку, и осторожно ложатся сверху. «Словно гроб, украшенный цветами», — думает Мириам, глядя на круглую, как монета, луну, что светит в оконный проем.
Ситуация внезапно кажется ей нереальной. Эта комната непонятно где, этот муж, которого она едва знает. Она успокаивает себя: где-то далеко отсюда Ноэми смотрит на ту же луну. Эта мысль придает ей мужества.
На следующий день Висенте решает пойти на рынок в Апт, купить что-нибудь для обустройства дома. Городок всего в семи километрах. Висенте уходит пешком на рассвете, а перед ним по той же дороге идет толпа крестьян, ремесленников и скотоводов с овцами и продуктами на продажу.
Но на рынке Висенте ждет разочарование. Матрасов и постельного белья нет. А простая кастрюлька стоит как чугунная плита. Он возвращается с пустыми руками. Только в кармане бутылка лауданума для успокоения собственных нервов и пакетик нуги для жены.
Висенте и Мириам ближе знакомятся с хозяйкой, вдовой Шабо. Героическая женщина, обладательница железного характера и такой же непробиваемой доброты, она работает за троих и в одиночку растит единственного сына. Ее все уважают. Конечно, она человек богатый, но всегда подаст тому, кто нуждается. Она никому не отказывает, разве что немцам.
Раз в неделю у мадам Шабо реквизируют машину — единственную в округе. Тут у нее нет выбора, но при этом она ни разу — ни разу! — не угостила их вином.
Висенте и Мириам представились мадам Шабо как молодые супруги, решившие жить на природе. Очередные мечтатели, поклонники романов Джионо. Висенте называет себя художником, Мириам — музыкантшей. Естественно, она умалчивает о том, что она еврейка. Мадам Шабо и не такое в жизни видала и требует от них всего лишь уважать деревенские обычаи и вести себя прилично. И никаких стычек с жандармами.
После того, как подпольную сеть сестры ликвидировали, у Висенте нет никаких заданий. И впервые они с Мириам живут под одной крышей как молодая супружеская пара, которой приходится изо дня в день вести хозяйство. Как-то питаться, мыться, одеваться, обогревать дом и спать. С тех пор, как они познакомились, им выпадали только спешка и страх. Опасность была постоянным фоном их любви. Висенте любил риск. Воспринимал его как потребность. Мириам, наоборот, по душе их новая жизнь, простая и тихая — уход в природу, удаленность от всего.
Проходит несколько дней, и Мириам замечает, что муж как-то необычно молчалив. Он замыкается в себе. А она наблюдает со стороны, вглядывается в него, словно в живую картину.
Он как будто ничем не связан ни с вещами, ни с людьми. И потому неотразим: его ничто по-настоящему не интересует, кроме теперешнего мгновения. Он может бросить все силы на игру в шахматы, приготовление пищи или разведение огня. Зато для него не существуют прошлое и будущее. У него нет памяти. Нет понятия слова. Он может сойтись с фермером на рынке в Апте, проболтать с ним целое утро, бесконечно расспрашивать о работе, распить на двоих бутыл ку вина и угостить еще одной. Но назавтра Висенте едва узнает его. И то же самое с Мириам. После чудесного ужина, просидев за шутками и разговорами до ночи, он способен утром взглянуть на нее так, будто впервые видит эту женщину в своей постели. Ни один день, проведенный вместе, не выстраивает общее здание семьи. И надо все начинать заново.
Постепенно Мириам замечает, что муж отстраняется от нее, даже физически. Едва она входит в комнату, он ищет повод уйти.
— Я схожу на рынок, пока ты навещаешь мадам Шабо.
Все — повод для разлуки.
Как-то вечером зайдя к мадам Шабо, чтобы заплатить за домик, Мириам засиживается допоздна. Она выпивает предложенную настойку. «Пейте, пейте, немцам меньше достанется!» — приговаривает вдова, вновь и вновь доливая рюмку. Мириам расспрашивает ее о прошлом обитателе дома, о пресловутом повешенном.
— Камиль его звали. Бедняга, совсем уже окоченел, когда нашли. А рядом стоял осел и лизал ему ноги.
— А вы знаете, отчего он покончил с собой?
— Говорят, свихнулся от одиночества… Да и кабаны его доводили, вечно разоряли огород. И вот что странно: он часто говорил о смерти, боялся ее. Все повторял: «Лишь бы не умереть в мучениях», неотступно думал об этом…
Беседа затягивается надолго. На обратном пути Мириам торопится — время позднее, Висенте наверняка волнуется. Она приходит домой почти в полночь и обнаруживает Висенте спящим. Человек, обычно мающийся бессонницей чуть ли не до рассвета, настолько мало обеспокоен ее отсутствием, что спит крепким сном.
В последующие дни Мириам замечает, что у мужа болезненный, тусклый взгляд, в нем видна какая-то тупая боль. Появились пятна крапивницы. Кожа зудит, на лбу иногда выступает тонкий слой пота. Через неделю Висенте заявляет жене:
— Я возвращаюсь в Париж. У меня крапивница. Нужно показаться врачу. Заодно узнаю новости. Съезжу в Лефорж, увижу твоих родителей. А потом отправлюсь к матери в Этиваль — семья живет там давно, и на чердаке полно ненужных вещей, старых одеял и простыней. Я заберу их сюда. В лучшем случае вернусь недели через две, самое позднее — к Рождеству.
Мириам не удивляется. Она чувствует, как в нем нарастает то лихорадочное волнение, что всегда предшествует отлучке.
Висенте уезжает пятнадцатого ноября, в годовщину их свадьбы. Они женаты уже год. Забавное, символическое совпадение, думает Мириам. Она провожает его до дороги, хотя понимает, что нельзя вот так тащиться за ним, как собачка за хозяином. Висенте это раздражает, ему хочется оказаться в одиночестве и подальше.
И тогда Мириам останавливается и смотрит, как он исчезает вдали за миндальными деревьями, она стоит неподвижно, ее тело залито холодным ноябрьским светом, она хочет не заплакать. Хотя с тех пор, как они здесь, между ними было так мало нежности. Лишь однажды ночью муж прижался к ней — свернулся калачиком, как ребенок, в ее объятиях. Недолгие, судорожные, порывистые ласки, влажное касание в темноте — и вдруг все резко прекратилось, веки Висенте набрякли, и он провалился в глубокий, горячий сон.
Той ночью Мириам ощутила свое бесполезное тело как бремя.
Человек-загадка, мужчина, не испытывающий к ней желания… И все же она ни за что на свете не променяла бы его на другого. Этот красивый грустный мужчина — ее муж, который бывает наивен, как ребенок, но у него сверкают глаза. И ей достаточно той хрупкой близости, что связывает их друг с другом, как тонкая нить, не шире обручального кольца. Конечно, он может за целый день не сказать ей ни слова. Ну и что? Он дал ей обет — на жизнь и на смерть. Нет слов важнее. Они связаны достоинством и одиночеством, и ей это кажется прекрасным. Он не делится с ней ни мыслями, ни минутами жизни, но стоит ему сказать: «Познакомьтесь, это моя жена», и все эти пустоты перестают существовать. Сердце Мириам наполняется гордостью: его мужская красота принадлежит ей. Висенте молчалив, но как чудесно смотреть на него. Она может построить целую жизнь на одном созерцании его красоты.
В последующие недели Мириам периодически ходит в деревню за яйцами и сыром. В Бюу насчитывается не более шестидесяти жителей, но есть кафе гостиница и и роду ктово — табачная лавка.
— Как же так, мадам Пикабиа, куда пропал ваш муж? Что-то его не видно, — говорят в деревне.
— Поехал в Париж, у него мать заболела.
— И правильно, — кивают односельчане, — значит, ваш муж хороший сын.
— Да, он хороший сын, — отвечает Мириам с улыбкой.
Она успокаивает себя: Висенте часто уезжал с тех пор, как они встретились, но ведь всегда возвращался.
Глава 8
Чтобы попасть в Париж, Висенте должен без аусвайса пересечь демаркационную линию. Он едет в Шалон-сюр-Сон. Там он заходит в бар «АТГ» — его держит жена человека, который работает механиком на железной дороге и подпольно перевозит почту. Висенте приближается к стойке и заказывает:
— Пикон с гранатовым сиропом, сиропа побольше. Не прекращая тереть бокалы, жена механика кивает на заднюю дверь, прикрытую завесой деревянных бусин. Винсенте невозмутимо, словно направляясь в туалет, минует завесу — бусины стучат, как муссонный дождь. «Хороша конспирация», — думает он, входя на кухню, где какой-то парень уплетает роскошный омлет на сливочном масле.
— Вам привет от «мадам Пик», — говорит ему Висенте и достает из кармана пятьсот франков, но любитель омлета при виде денег будто каменеет.
— Вы ее сын, да?
Висенте кивает.
— С «мадам Пик» денег не возьму, — отвечает парень.
Висенте прячет деньги без особого удивления. Парень назначает ему встречу вечером, в одиннадцать. Они сходятся возле пешеходного мостика, расположенного чуть в стороне от города. В конце мостика видна колючая проволока, она отмечает демаркационную линию: надо на четвереньках проползти вдоль ограды почти пятьсот метров. Затем проводник показывает Висенте дыру в проволоке, скрытую листвой. Висенте протискивается в узкий лаз. Потом несколько километров идет по шоссе, стараясь не попасться никому на глаза, пока не доходит до железнодорожного вокзала. Там он ждет первого утреннего поезда, который отвезет его в Париж.
Спустя несколько часов Висенте прибывает на Лионский вокзал. Париж все тот же: кипит, бурлит, словно остального мира не существует. Висенте идет прямо к себе на улицу Вожирар, дом № 6. Он весь грязный с дороги, одежда пропылилась на сиденьях поездов и в холлах вокзалов, он хочет скорее переодеться в чистое. В почтовом ящике — никаких известий от родственников жены. Это на них совсем не похоже. Он помнит, что обещал съездить в Лефорж, узнать, что там происходит.
Поднявшись к себе на последний этаж, он обнаруживает под дверью записку от матери с просьбой приехать к ней, не теряя ни минуты.
Висенте застает Габриэль дома, она с фарфоровым пупсом в руках в страшной суете ходит по квартире.