Почтовые открытки — страница 20 из 64

– Про это разное говорят. Например, слыхал я, что он отдал их миссис Доулвуди, вложился в Мэри-Магг. А еще я слышал, будто он в одночасье все проиграл в блек-джек в Лас-Вегасе. Огурец, ты когда-нибудь бывал в казино?

– На кой мне это черт? С меня хватило неприятностей, чтобы заработать деньги, стану я искать способ выбросить их на ветер. – Он надолго закашлялся. Где-то позади него послышалась легкая дробь мелких каменных осколков.

– Плохо, – сказал Огурец. – Не огородили как следует. Если как следует огородить, осколки не сыплются. – Он очень осторожно постучал рейкой в потолок.

– Все огорожено, – возразил Берг. – Эй, какого черта ты вообще уехал со своего Сквипе-Рога или как там его?

– Шкиперог. Остров. Это остров в Северном море. Я там работал на судах, ясно? Много лет. Был счастлив. Но один раз в Осло я проходил мимо гадалки, там их называют «дукер». Она говорит: «Ты умрешь из-за воды». А она свое дело знает. Поэтому я уехал в Америку и нанялся работать на шахту.

– И ты веришь в это дерьмо?

– Да, Берг, верю. Эта гадалка сказала одному матросу: «Берегись вина». Он рассмеялся, потому что не пил ничего, кроме воды, чая и кофе. А в Палермо они стояли под погрузкой, и на него упал ящик. А в ящике были бутылки с вином. Вот и не верь после этого. – Более глубоких соображений он приводить не стал.

– Свисток на обед, – сказал Берг, имитируя режущий звук фабричного гудка. Они уселись втроем под Берговой стенкой. Когда была охота, он умел подражать звукам, издаваемым мулами, лошадьми и всеми автомобилями всех марок на любой скорости.

– Эй, а сколько вообще правительство платит за уран?

– Я слыхал, что гарантированный максимум семь долларов двадцать пять центов за фунт. А сколько фунтов приходится на тонну, зависит от месторождения. В среднем получается четыре фунта на тонну. Но в Канаде есть богатое месторождение, где выколачивают по восемьдесят фунтов из тонны. У меня есть журнал со статьей про это, «Аргоси» называется, тебе будет интересно взглянуть.

Лоял посветил фонарем на ряд шурфов, просверленных на двенадцать футов внутрь скалы.

– Не сла́бо. Думаю, Бергу хватило бы на лодку, – сказал он.

– Ага. А тебе – на ферму. Если ты до сих пор маешься дурью купить ее.

– Я просто хочу иметь небольшое местечко, где смогу работать на себя.

– Таких не бывает, – ответил Берг, открывая свой ланч-бокс и доставая термос. Едва он успел открутить крышку, как они почувствовали, что земля под ними вспучилась и послышался рев обваливающегося туннеля. Пол взбрыкнул. Поднялась удушающая пыль. Крышка от термоса Берга звякнула, ударившись о камень.

Налобный фонарь Огурца шмякнулся о стену и потух. Лоял лежал на спине, и на него в облаке пыли сыпались мелкие камни. Берг ругался, луч его фонаря метался из стороны в сторону – видимо, он старался оглядеться. Лоял почувствовал ледяной холод и подумал: может, у меня сломан позвоночник? Он слышал, что, когда ломается спина, человек не испытывает особой боли, но чувствует онемение и холод, не может двигаться. Он не хотел пробовать. Берг продолжал суетиться, ругаясь и освещая фонарем обломки. Послышался страшный стон. Лоял подумал было, что это Огурец, но потом понял, что звук доносится из-под вентилятора, глухой, будто на его источник навалились тысячи тонн камней.

– Огурец? Ты жив? У тебя кровь?

– Я уронил свою свиную отбивную, – ответил Огурец. – В воду уронил.

Тут Лоял понял, что холод – это ледяная вода, которая на дюйм затопила туннель и в которой он лежит.

– Черт побери, откуда эта проклятая вода? – В его голосе слышалась паника. Он встал, дрожа всем телом. Вроде ничего у него сломано не было. Вода доходила ему до щиколоток, одежда на спине насквозь промокла. Саднило колени. Вода прибывала отовсюду: проступала на потолке и стенах тысячами крохотных капель словно пот собиралась в струйки, стекала на пол и скапливалась под ногами.

– Господи, господи, господи, – стонал Огурец. – О Господи Иисусе, вода! Утонуть, да еще в темноте!

– Мы не знаем пока, насколько все серьезно. Возможно, там, наверху, все в порядке и нас уже стараются достать отсюда. – Голос Берга звучал напряженно, но без паники. Они на несколько секунд задержали свое прерывистое дыхание и прислушались, не доносится ли сверху ухающий звук молотков. Скала заскрипела. Тяжелые капли все падали и падали, эхом отдаваясь по всему продолжавшему затопляться забою. Лоял вдруг почувствовал неестественное спокойствие. Интересно, они утонут или их раздавит камнями? В любом случае они умрут под землей.

Бергу уже доводилось попадать под завалы. Он знал правила.

– Надо беречь батареи. Не включайте фонари, их нам должно хватить на несколько дней.

– Дней?! – ахнул Огурец.

– Да, старый ты сукин сын. Под завалом можно продержаться и несколько недель, если у тебя есть вода. А она у нас есть. Давайте пробираться к верхнему концу забоя, как можно выше над водой.

В темноте они шли вброд по затопленному дну штрека, пока не достигли сухой полоски скалы в том его конце, где работали утром. На ощупь они определили, что ширина сухой части пола – около трех футов, едва хватит, чтобы присесть. Лоял выудил из кармана шнурок, измерил им ширину суши и сделал узелок. Берг шарил руками в поисках инструментов. Вода неумолимо прибывала. Капли барабанили вокруг и сливались, грозя смертельной опасностью. Вода наступала на полоску суши.

– Глубина этого забоя тридцать футов. Чтобы его полностью затопить, требуется чертовски много воды, – сказал Берг.

– Ага, и что надо делать? Проползти вверх по стене, как муха, и засесть там, наверху? Или плавать по кругу? Можно устроить соревнования по плаванию. Я тебе скажу, что мы будем делать – изображать «поплавок мертвеца»[37]. Никто никогда нас не откопает. Мы – в могиле, Берг. Говорил я тебе: брать третьего человека – плохая примета. Теперь сам видишь! – Огурец говорил раздраженно, потом смачно сплюнул в темноте, словно Берг обманом заманил его в эту смертельную дыру.

Они стояли лицом к воде, спиной к стене. Лоял старался не прислоняться. Камень высасывал тепло из тела. Когда ноги у него начали подгибаться, он сел на корточки. Вытянув руку, можно было коснуться воды. Час проходил за часом. Огурец что-то жевал и причмокивал. Должно быть, нашел свою отбивную.

– Ты бы приберег еду. Неизвестно, сколько нам здесь торчать, – сказал Берг. Огурец ответил зловещим молчанием.

Лоял очнулся в обморочном страхе. В онемевших ногах начинало покалывать, колени были словно чурбаки с загнанными в них клиньями. Огурец мычал какую-то песню на незнакомом языке. Чтобы сохранить равновесие, Лоял вытянул руку, до воды оставалось не больше дюйма. Она уже подступала к стене.

– Берг, я собираюсь включить фонарь – посмотреть, есть ли еще сухое место. – Он знал, что другого сухого места нет. Колеблющийся свет налобного фонаря отражался в море, раскинувшемся до са́мого тупика, где камни завалили проход. Прежде чем снова выключить свет, он навел его на Огурца, тот стоял, опершись предплечьями о стену и прижав лоб к мокрым ладоням. Вода заливалась ему в ботинки, кожа на них почернела от влаги и блестела, как лак.

– Экономь свет, черт тебя подери, – рявкнул Берг. – Дня через два ты готов будешь убить за свет. Не понимаешь, что сейчас ты расходуешь его зря?

Невозможно было понять, сколько времени прошло с тех пор, как они очутились в завале и выключили свет. Часы были только у Берга. Вода уже залила их обувь. Лоял чувствовал, как разбухли его ступни в осклизлых ботинках, плотно забив их вонючей плотью. Суставы стали узловатыми, мышцы от холода сводило судорогой. Послышался какой-то нарастающий звук. Сначала Лоял подумал, что сыплется каменный щебень, но потом сообразил, что камешки входили бы в воду беззвучно, как ножи. Чуть позже он догадался, что́ это была за «трещотка»: Берг и Огурец мелко клацали зубами, его и самого холод пробирал насквозь, пока тело не начало дрожать.

– Вода такая ледяная, что вытягивает из нас все тепло. Холод убьет нас прежде, чем мы утонем, – сказал Берг. – Если бы удалось найти какие-нибудь инструменты, молоток и зубило, например, у нас был бы шанс выдолбить площадку, на которой можно было бы стоять, а потом высекать ступеньки, чтобы выбираться из воды.

Они принялись шарить по дну вдоль стены, там, где работали утром, но попадались лишь бесполезные сверла, потом ланч-бокс Лояла, набитый размокшей бумагой и хлебным мякишем, однако кусочки ветчины все еще были съедобны, и он сжевал один, а другой положил в карман куртки. Молотки для дробления камня, зубила и прочее нужное лежало в деревянном плотницком ящике с ручкой-перекладиной. Все они это знали, но не находили ящика, даже когда вошли в воду по колено и стали осторожно водить ногами по дну.

– Если я на него и наткнусь, я ничего не почувствую, – сказал Лоял. – Господи, у меня так болят ноги, что я не понимаю, хожу я или стою на месте.

– Я сам нес сюда этот ящик, – сказал Огурец. – Прямо ощущаю его тяжесть в руке. Но не помню, где поставил. Может, там, за рельсовым путем? Хорошо помню, как мы по нему ехали.

Лоял едва не физически ощущал всю тяжесть нависающей над ними и оседающей каменной массы толщиной в полмили.

Огурец бормотал:

– Должен быть где-то здесь. Может, я подумал, что нам инструменты сегодня не понадобятся?

В темноте они напрягали невидящие глаза в направлении рельсового пути в надежде разглядеть ящик с инструментами, наверняка погребенный теперь под завалом. В кромешной тьме красные пятна и вспышки плясали у них перед глазами. Вода медленно прибывала.

Спустя долгое время, не меньше восьми или десяти часов, как казалось Лоялу, он заметил, что боль в ступнях, икрах и бедрах сменилась холодным онемением, которое подступало к паху. В полуобмороке, он прислонился к стене, потому что уже не мог стоять. Берга мутило в темноте, а между рвотными позывами он так сильно дрожал, что голос вырывался из него мелкими толчками. Огурец, по другую сторону от Лояла, в той же темной сырости дышал тяжело и медленно. Повсюду вокруг продолжалась монотонная капель.