Конечность плавала в гнойной жидкости, и, глядя на оголенную локтевую кость, он понял, что уже поздно трепыхаться, поздно покупать ферму, не говоря уж обо всем остальном, но знал он и то, что нужно что-то сделать, иначе следует просто сжечь деньги в печке. Может, так для него и лучше. Может, Вернита оказала ему услугу. Зачем он так долго здесь торчал?
Прощай, саманная хижина, прощайте, морозные ночи. Прощайте часы, глупо проведенные над цинковой стойкой бара Криддла в ожидании, когда Бен будет готов к тому, чтобы он уволок его домой.
34Перекати-поле
И вот он в Северной Дакоте. Ему пятьдесят один год. Ферма – изогнутый участок земли; обшитый досками дом, открытый всем ветрам; истощенное поле среди ранчо и ферм, где выращивают сахарную свеклу. На кой черт он покупает это, удивлялся он сам себе уже в тот момент, когда совал чек мужчине с лицом стервятника, в овчинной куртке. Заключенный в его голове, как радужный жук в спичечном коробке, жил образ пологого поля, увенчанного вдоль края живописными кленами, а не этот тощий клочок земли. Он даже не знал, что с ним делать.
Полчаса спустя он увидел того самого мужчину с лицом стервятника на улице, тот сидел, навалившись на руль своего грузовичка, словно решил отдохнуть немного, перед тем как двинуться в путь.
Он не мог называть то, что купил, фермой, поэтому именовал «местом». Оно и было местом. Он не знал, что хочет делать – выращивать сахарную свеклу, соевые бобы, пшеницу? Окружной агент упомянул новые сорта – «дурум», «карлтон» и «стюарт»: зерно хорошего качества и устойчивость против стеблевой ржавчины. Машинное оборудование было дорогим. Он мог разводить скот или выращивать свиней. На скотоводстве можно заработать, но для этого нужно родиться скотоводом. Он был знаком только с молочным производством, его заботами были выпас, сено, лесной участок, отчасти полеводство. А «место» для всего этого не годилось. В фермерском деле теперь все изменилось. Пока размышлял, он купил пятьдесят барред-роков[86]. Можно заняться птицеводством. Или выращивать фасоль и горох.
Место было неудобным для сна: металлическая кровать с облезшей краской, простыни, сползающие на пол. Неуютный дом. На линолеуме вечно скрипел мелкий песок; почва, занесенная сюда ветром со всех концов света; коричневые клубки, прилетевшие откуда-то из центральноазиатских степей, оканчивали свой путь у него на подоконниках. Тарелка, которую он ставил на стол, тоже издавала скрежещущий звук. Он начал постоянно кашлять – пыль раздражала горло.
Какими-то задворками сознания он верил и не верил в то, что работа на ферме поможет ему встать на ноги. Его тревога скорее отодвигалась, чем успокаивалась. Однажды ночью он проснулся, увидев во сне Бена, но Бена более молодого, он таял у него в руках, округляясь, превращаясь в женщину с дырявым швом на интимном месте, с лицом шлюхи из бара Криддла, с мутными глазами и зубами, как у койота. Отшатнувшись, он ощутил горячие пузыри величиной с блин на шее, ягодицах и предплечьях. В зеркале его мягкие черные волосы, уже прошитые сединой, все дальше отступали со лба. В нем еще клокотал гнев, горячий, как молодая кровь. И он ненавидел его в себе.
Ближайшая ферма, свиноферма Шиерса, находилась в трех милях к западу – кучка строений, беспорядочно соединенных в нечто общее. Со стариком Шиерсом, в бейсболке с сеточкой сзади, которая подходила по цвету к его седым волосам, и с усами, обрамлявшими сочные губы, он познакомился на продуктовом складе. Кто-то указал ему на двух пшеничноголовых старших сыновей старика, Орсона и Пиго, фермеров, чьи земли примыкали к отцовским с запада. Их работник Ойвинд Руша с целым выводком сыновей сновали туда-сюда из своего дома на колесах, установленного у дороги.
Старик Шиерс был полнолицым, жующим табак яростным прогрессистом в области фермерской механизации. Он подвиг Орсона и Пиго в складчину купить новейший самоходный комбайн с кондиционером.
– Берите с восемнадцатифутовым режущим лезвием. Берите с защитными стеклами и кондиционером. Скажите, что вам нужна модель со смазывающимися подшипниками, новым V-образным ремнем и ременной передачей. Берите самый большой и сильный, какой только существует. Только так все будет работать – с помощью мощного и верткого оборудования. Нет его у тебя – нет и шанса преуспеть.
К нему они присовокупили еще и прицеп – подборщик валков. Когда все это доставили, старик первым опробовал новый комбайн, нахваливая плавность работы рычага переключения передач и акселератора.
– Этот сукин сын может убирать все, что ты вырастишь – пшеницу, овес, ячмень, лен, бобы, рис, клевер, люцерну, сою, сено, люпин, подсолнухи, сорго и сорняки, а эти двое могут выращивать все, что он может убирать.
– Да, особенно сорняки, – вставил Орсон, домашний шутник. Он нравился Лоялу. Напоминал ему Даба. Как-нибудь на днях он напишет домой, сообщит, что у него теперь есть ферма.
Женщина из аптеки, где Лоял покупал свое лекарство от кашля, рассказала ему о еще одном сыне Шиерса, младшем, который вернулся с вьетнамской войны таким мизантропом, что поселился в сарае и ест с тарелки, сделанной из древесной коры, заостренной палочкой или старым штыком, на котором по-прежнему видны пятна крови.
Аптека представляла собой блестящее металлическое сооружение, горбившееся позади Кооперативного фермерского банка. Фигура у продавщицы была бесформенной, как размокший сахар. Два странных передних зуба, напоминавших острия вязальных спиц, втыкались в губу.
– Он не помогает им на ферме. Просто сидит, закрывшись в сарае. Шиерс решил выгнать его оттуда голодом. Поэтому они уже неделю не носят ему еды. Но миссис Шиерс не выдерживает и каждый вечер, когда идет кормить кур, подсовывает ему тарелку. Еще они регулярно кладут его в ветеранский госпиталь в Фаунтейне. Говорят, годы потребуются, чтобы мозги у него прочистились.
Каждый раз, проезжая мимо фермы Шиерсов, Лоял смотрел на сарай в надежде увидеть этого типа.
Он подумывал о том, чтобы выращивать сахарную свеклу. Окружной агент активно склонял его к этому. Сейчас как раз имелись семена высокопродуктивного гибридного сорта, стойкого против скручивания верхушек и ложной мучнистой росы[87]. Прослышав об этом, старик Шиерс не замедлил поделиться советом:
– Итак, у тебя есть выбор, какое оборудование для уборки свеклы использовать. Существует две возможности. Первая: уборочная машина с ботворезкой. Она идет по полю и срезает ботву, оставляя корнеплоды в земле. Дальше: у нее есть два диска, установленные под углом друг к другу, они вгрызаются в землю, выкапывают и выбрасывают на поверхность корнеплоды. Встряхивающие колеса очищают их от земли, а цепной ковшовый элеватор загружает в фургон-свеклоприемник. Это один вариант. Есть другой, и, будь я на твоем месте, я выбрал бы именно его: уборочная машина с гребенчатым колесом, которое выкапывает и поднимает свеклу из земли вместе с ботвой. За ним – пара вращающихся ботворезов, которые принимают ее и срезают ботву на высоте подъема, после чего транспортер отправляет корнеплоды в свеклоприемник. Это проще. Парень, я выращивал сахарную свеклу, еще когда проклятые цикадки[88] истребляли все на своем пути, а что оставалось, приходилось обрабатывать голыми руками. Ни за что никогда больше не стал бы этого делать. Упаси господь!
Лоял заметил объявление «Щенки бесплатно», приклеенное к почтовому ящику Шиерсов. С тех пор как он покинул дом, у него никогда не было собаки. Хотел ли он завести ее снова? Похоже, хотел.
Он въехал во двор и увидел кучу собак: суку-метиску с пушистым хвостом, полуовчарку – полубобтейла с примесью колли, скалившую зубы и рычавшую, и четырех щенков-подростков, носившихся от боковой двери к его пикапу и обратно. Пикапа Шиерса во дворе не было.
С минуту он сидел, разглядывая собак. Открылась дверь сарая, и показался Джейс, тронувшийся после своих похождений по вьетнамским горам. Он разговаривал сам с собой. Не смотрел ни на Лояла, ни на собак, его обведенные синими кругами глаза скользили по контурам строений, краям облаков, следовали за движением птицы, машины на дороге. Высокий. Худой и негнущийся, как пюпитр, не старше двадцати одного года, с такими светлыми волосами, что они казались серебряными. Теперь его мерцавший взгляд быстро перескакивал с одного щенка на другого, от попытки охватить взглядом их всех разом у него даже открылся рот. Прижав подбородок к груди, он скривил губы. Лоял, распахнув дверцу машины, выбирал щенка, который больше всех ему понравится. В конце концов остановился на смышленой сучке; ловко маневрируя между своими маленькими однопометниками, она домчалась до пикапа Лояла, присела пописать, потом забежала за спину Джейса, чтобы он ее не видел, пока не развернется.
– Думаю, мне нравится эта, – сказал Лоял. – Что бы я мог вам за нее предложить?
Джейс откинул голову назад так, что кадык у него побелел от натуги, попробовал что-то сказать, но не смог, слова кувыркались у него во рту, туго натягивая жилы на шее.
– Х-х-х-о-т-ть вс… вс… вс… всех их. – Потом каскадом неразделенных слогов: – ВонтамстроятМакдоналдс. Вооооозлеперекрестка. Строят. «Макдоналдс».
Лоял присел и зацокал языком, подзывая щенков. Они бросились к нему, со смеющимися мордочками, горячими подушечками лап и острыми коготками, впивавшимися ему в колени. Взяв на руки смышленую девочку, он посадил ее на пол в пикапе.
– Благодарю вас, – сказал он Джейсу. – Заходите как-нибудь. Выпьем пивка.
– А-а-а-а.
Собачка уже сидела на сиденье и царапала стекло.
– Вниз. Вниз, девочка, вниз, Детка. – Он знал, что собачье имя должно быть коротким и щелкать во рту – как Бич, Пик, Рекс, – но это было лучше. Детка. Маленькая девочка. Они выехали со двора, собачка делала выпады в сторону руля, каждый раз, когда Лоял поворачивал его, кусала обод и забавно по-щенячьи рычала, пока не устала от собственных прыжков и не заснула, клубком свернувшись в пятне солнечного света.