Тут же себя одергиваю. Вряд ли.
Они с Захаром и Любой стоят у черной БМВ и смеются. Им весело втроем. Доехали с комфортом.
К огромному сожалению выглядел Матвей шикарно. Высокий, спортивный. Чуть смуглая кожа, к ней загар прилипает моментально и держится круглый год. Это у Адомайтисов семейное. Как и темные глаза. Потрясающая улыбка. А на плече у него висит сумка Любы.
Я как вижу это, больше ни о чем думать не могу. Глаза наливаются кровью.
Иногда кажется, что если бы я не носила ребенка, сошла бы с ума от тоски по мудаку Матвею Адомайтису, как то жуткое чудовище в сказке о токсичных отношениях.
Я капец как по нему скучаю, Господи! Что абсолютно ненормально, учитывая обстоятельства.
И вот Матвей ведет нас с Любой в сторону домиков. На его левом плече Любина сумка, правой рукой приобнимает меня. По–дружески помогает не увязнуть в пушистом снегу. Захар плетется позади.
Я говорю:
– Комнаты все распределены, оказывается. Нужно было заранее бронировать, как отели в разгар сезона в Сочи. Кто бы мог подумать.
– Об этом неделю трещали в чате, – вставляет Люба. – Юль, в облаках витаешь? Все в курсе были.
Нет, ну какая она душнила! И как я не замечала столько времени?
– Я не читаю чаты, ты ведь знаешь. Там всегда сотни сообщений не по теме.
– Ну и кто тебе виноват? – бросает в пустоту.
В глаза не смотрит. Либо стыдно, либо трусит. Скорее всего второе, по этой же причине ничего не сообщила Матвею про таблетки. А она ему не сообщила, иначе бы он вел себя иначе. Если уж решилась на войну — шла бы до конца. Как я.
– Перераспределим, какие, блин, проблемы, – перебивает Матвей весело. У него, кажется, прекрасное настроение, и подобные мелочи мало волнуют. – Люба, показывай, где что. Не терпится уже в баньку. Девчонки, взяли купальники? Лично я свои плавки забыл.
– Серьезно? Пойдешь без? – приподнимаю брови, а потом против воли смеюсь.
Он пожимает плечами и улыбается:
– Думаешь, идея не очень?
Глава 14
Через пару минут мы заходим в главный, самый большой корпус и начинаем стягивать куртки.
Вокруг всё деревянное: и пол, и потолок, и стены, и мебель. В гостиной – огромная искусственная ёлка до потолка, украшенная дешевыми бумажными гирляндами. Переходник рядом утыкан вилками с небезопасно торчащими проводами.
Я изгибаю бровь и говорю вслух:
– Бли–ин! Надеюсь, не загоримся. Лично я бы на ночь поставила часового.
Все, кто услышал, громко смеются. Кроме Матвея. А хотелось бы, чтобы остроумие оценил именно он. Люба фыркает: «Ей ничего не нравится!», но на этом всё. Она никогда не умела держать удар.
Мы поднимаемся на второй этаж и бросаем вещи в свободную комнату с двумя кроватями. Застываем, смотрим. Нас по–прежнему аж четверо. А еще мы дружим.
– Кто же будет здесь спать? – театрально спрашивает Захар. И сразу же добавляет: – Пожалуй, я. Фигово мне, не обессудьте.
Падает на койку и принимает позу эмбриона.
– Тебе помощь нужна? – спрашивает Матвей.
Я решаюсь посмотреть на Мота и понимают, что тот выглядит обеспокоенным. Немедленно хочется что–то сделать, чтобы сгладить ситуацию и помочь. Следуя порыву, подхожу ближе и присаживаюсь на корточки.
– Захар, ты как? Заболел? – спрашиваю осторожно. – Давай я лекарства поищу? Только скажи, что нужно, вы тут самые медики.
Захар приоткрывает один глаз и смотрит удивленно.
– Ты плачешь? – пугаюсь я.
– Да. На вас троих без слез не взглянуть, – ржет в подушку. – Всё норм. Просто посплю. Окей?
– Юля, пойдем, – говорит Матвей. – Он большой мальчик, знает, что делает.
– Хорошо, ладно.
Мы втроем выходим в коридор и спускаемся по лестнице. Каждое движение, взгляд и слово кажутся значимыми. Мы не были в одной компании, не будучи в паре. Я смотрю на Матвей как будто другими глазами. Вообще, всё очень сильно изменилось.
Я думаю о том, что возможно, сегодня скажу ему о беременности. Открою рот и произнесу: «Между нами всё кончено. Но я не буду препятствовать твоему общению с ребенком, если вдруг у тебя появится такое желание».
Без Захара углы треугольника становятся особенно острыми. Я по инерции кладу руку на низ живота, где находится объект будущих обнимашек. В настоящем мне их адски не хватает.
– Что с ним, Мот? – спрашиваю громче. – Я клянусь, у Захара слезы на глазах.
В этот момент со второго этажа сбегает Кристина, обгоняет нас, спешит куда–то и грандиозно поскальзывается! Матвей не теряется и ловко ловит. Грохот стоит! Я на пару шагов отступаю.
– Вау. Спасибо! – выдыхает она в полуметре от пола, пялится на Мота, который всё еще держит ее на руках. – А ты кто, мой герой? На парах я тебя не помню.
– Матвей, – отвечает он, улыбнувшись. – Приглашенная звезда. А ты, экстрималка?
– Заметила, что звезда. Кристина.
Ее глаза загораются восторгом, а у меня открывается рот. Вот так просто?
Да ладно!
На доселе равнодушном лице Матвея мелькает, кажется, интерес. Губы растягивает улыбка. Третий острый угол вырывается из треугольника и становится самостоятельным звеном. Помогает Кристине встать на ноги, а потом любезно соглашается открыть для нее пиво.
После этого момента меняется всё. Нас не было минут пять: пока укладывали Захара спать, пока спасали Крис... Спустившись вниз, я понимаю, что за это время народ успел как следует накидаться.
В гостиной настоящий кипиш! Крики, смех, звон посуды. И куча, просто куча стопок и пластиковых стаканчиков! Пьяные громкие тосты во славу универа и факультета.
Пока я оглядываюсь и привыкаю к атмосфере, шустрые девчонки, в том числе Люба, во всю сортируют продукты и нарезают салаты. Парни кучкуются и болтают. Кто–то разливает по стопкам водку. Кто–то готовит шампуры для мяса.
Я же... переминаюсь с ноги на ногу, почувствовав себя не в своей тарелке. Опасливо ищу глазами Матвея, не нахожу. Раздражение придает сил.
Я опираюсь на спинку стула и громко спрашиваю:
– Чем–нибудь помочь? Кому–нибудь?..
Меня не слышат. Или делают вид, что не слышат. Слезы на глаза зачем–то наворачиваются, но я обещаю себе быть легкой и компанейской. Не мнительной.
Пару минут слоняюсь по кухне, но так и не придумываю себе дело. Матвей обнаруживается у окна, он во всю болтает с одним из моих одногруппников, кажется, они обсуждают машины. Минуту спустя ребята куда–то уходят. Кристина скачет следом.
Возвращаюсь к стулу.
Безымянный парень, охочий до бэушных леденцов, появляется внезапно. Вручает стопку и говорит:
– Ледяная, попробуй, Юля. Кайф! Пробуй–пробуй, – подносит к моему рту.
Я резко отклоняюсь, примирительно улыбнувшись. Делаю шаг назад. Пульс чуть ускоряется, я хочу домой. Народ начинает скандировать:
– Пей! Пей! Пей!
Да я бы выпила, но не сегодня! Стараюсь отшутиться. На меня начинают давить, настырно уговаривая. Парней так много вокруг! Они наперебой рассказывают, как правильно пить, как запивать, что потом будет. Делятся опытом и историями.
Я же стою с этой стопкой и не понимаю, что делать. Рядом с Матвеем никогда не лезла за словом в карман. Сейчас же... я просто удивленно всех разглядываю и растерянно улыбаюсь, как дурочка.
Безымянный обнимает меня за плечи.
– Смелее, девочка. Давай! Такая куколка, а зажатая, – подначивает. – Пара стопок и расслабишься. Весь день впереди, мы по пять раз успеем протрезветь. Выпей, Юлёнок. Славик плохого не посоветует, – и указывает на себя. – Не расплескивай, котен. Выпей до капельки.
В этот момент я отчетливо понимаю, что выпила бы. Единственное, что держит — это ответственность за объект безлимитных обнимашек, поэтому вновь отрицательно качаю головой. Я держусь только благодаря ему.
А так бы сдалась и пошла на поводу. Они просто... я не знаю, психологически сильнее. Я никогда такого не ощущала, разве только перед родителями.
– Юля, ты должна влиться в коллектив! – говорит Маша строго. Поднимает свою стопку. – Иначе дружбы не сложится, что ты как белая ворона. Давай штрафную. Вместе! Раз–два–три!
Пальцы подрагивают, и водка действительно расплескивается. Мне подливают еще. Теперь до горлышка.
Паника впивается в горло, становится нестерпимо душно. Я хочу отсюда уйти, но кольцо из людей вокруг плотное. Они все смотрят на меня. Они буквально силком заставляют.
Вдруг кто–то хватает мою руку, наклоняется и осушает стопку залпом. Я замираю в ужасе, через секунду понимая, что это Матвей.
Выпил за меня.
По коже прокатывается облегчение. Мне казалось, он уже минут десять как на улицу вышел. Матвей вытирает губы, протягивает открытую бутылку пива и чеканит слова:
– Держи, бро. Малая еще водку хлестать.
Бросает пару взглядов на ребят. Потом на меня. В его глазах мелькает быстрый, будто презрительный вопрос: «Тебе весело?» – и как будто бы раздражение, которое так же быстро проходит. А может, мне показалось?
Впрочем, спасибо, папочка. Принимаю и благодарю кивком. Теперь мне по крайней мере есть, чем занять руки. Делаю вид, что отпиваю.
– Ребят, я пиво. Но обещаю, выпить его много, – говорю истерично весело.
– Я от тебя так просто не отстану! – грозит пальцем Славик.
– Вот ты где! – кричит Кристина. Хватает Матвея за руку и упрашивает пойти с ней что–то посмотреть. – Идем же скорее! Сейчас всё пропустим!
Глава 15
– А ты почему ничего не паришь–варишь? – подтрунивает Славик.
Я прожигаю взглядом спину удаляющегося Матвея и выдаю:
– Не умею.
– Не хозяюшка, что ли?
– Неа. Если и выйду замуж, то скорее всего по залету.
У стоящей рядом трудяжки–Любы нож соскальзывает, она ойкает и облизывает палец. Кажется, бутерброды будут с ее кровищей.
У Любы грустные пьяные глаза, которые я тысячу раз видела до этого. Что ни любовь, то печальная! Сердце екает, но я запрещаю себе такую роскошь, как сочувствие. А всё же...
Матвей ведет себя как мудак, я знаю, Любаш. На его плече висит веселая пьяная девица, до этого была твоя сумка, а день только начинается. Раньше он любил меня и был хорошим. Разрыв изменил всё. Представляю, сколько «Кристин» у него было за этот месяц. К глазам подкатывают слезы, и я кричу: