Матвей быстрым движением смачивает губы, и я смущенно опускаю глаза. Но тут же натыкаюсь на возбужденный член, прижимающийся к животу. Миллиард иголочек впивается в кожу. Я приоткрываю рот и, кажется, краснею.
– Не–е–е, – тянет Матвей. – Такую тебя показывать никому нельзя. Бой будет насмерть.
Приседает на корточки, жестом просит разуться. Затем вручает мне шлепки. Вновь слышатся шаги. Матвей резко подхватывает меня под бедра и вжимает в себя.
Я закрываю глаза, специально лишая себя зрения, потому что в данный момент оно лишнее. У меня есть ощущения, я каждой клеточкой его чувствую.
Задыхаюсь. Какой он горячий! Напряженный, вкусный. Каменная эрекция между нашими телами. Близко, но недостаточно. Я обнимаю его очень крепко, я губами веду по его виску и щеке, чтобы успокоить и самой хоть немного расслабиться.
– Юля–я! – кричит Славик. – Малышка, где ты? Пошли париться! Ну же, иди сюда, не обидим.
Приглушенные смешки.
– Твою мать, здесь только я! – рявкает Матвей так, что эхо по полупустому помещению. – Уваров, орать, блть, хватит. Ты съе*ешься уже или нет? Мешаешь.
Агрессия топит мир в адреналине. Голова кружится. Я делаю движение бедрами, клянусь, неосознанное! Матвей легко, но обжигающе шлепает по ягодице, призывая прекратить.
Застываю. Прижимаюсь, льну. Глаза всё еще закрыты, я просто чувствую. И хочу, чтобы однажды почувствовал и Матвей тоже. Снова. Эту адскую смесь из любви и похоти.
– Блдь, Адомайтис, ты? – выкрикивает Славик. – Ты чего здесь один, дрочишь, что ли?
– Да и ты мне мешаешь, – грубит вызывающе. Удар сердца, и Матвей продолжает: – Чего ждешь–то? Я щас решу, что помочь напрашиваешься.
Снова хохот.
– Что ты там вякаешь? Выходи поговорим. Я весь день собираюсь, бесишь ты меня.
Я целую его в щеку, потом в уголок губ. Матвей чуть раздраженно отклоняется. Но держит на весу крепко.
Пульс стучит. Я нахожу у Матвея на виске венку и прижимаюсь к ней губами. Касаюсь языком.
– Подожди в доме. – Резко. Сквозь зубы. С угрозой. – Я закончу через пять минут. И приду.
Дверь дергается. Замок хилый–хилый, с одного рывка почти вырывается. Матвей опускает меня на ноги и наваливается сверху, прижимая к стене так, чтобы за ним меня не видно было.
Дверь вновь дергается и распахивается. Но следом поспешно захлопывается.
– О, ты с кем–то. Сорян. Не с Юлькой? А то она нам кое–что обещала и смылась.
Вцепляюсь в Матвея намертво, обнимаю руками, а следом и ногами тоже. Не пущу, Господи!
– А ты, блдь, как думаешь, с кем я? – рявкает Мот. Его руки и плечи твердые, кажется, из камня. Дальше Матвей выдает такой поток мата, что у меня уши в трубочку сворачивают. Смысл теряется в середине предложения. Я склоняю голову и крепко зажмуриваюсь.
Смех.
– Да с Кристинкой он. Пошли, Слав. Поищем ее в доме.
– С нашей Юлькой у них такая ненависть после Костика, что в кабинке точно не она, ставлю свои яйца, – тише, но разобраться можно. С мерзким смешком.
– Крис, ты как там? – голос Славы такой пьяный и безумный, что жутко. Ощущение, что чувак вообще не соображает, что делает. Не в адеквате. – Помощь нужна? А то тут жалобы на Адомайтиса сыпятся, что е*аться нормально не умеет.
Сжимаю зубы изо всех сил.
– Всё–всё! Идем, Слав. Это уже перебор.
– Я не договорил! Блть, не трогайте меня! – звук доносится уже издалека. Парни всё же утаскивают другана, захлопывают дверь в комнату с душевыми. Уже из коридора: – Я хочу боя! Да где мой нож, блд! Он Костику нашему нос сломал, пусть будет бой!
Матвей качает головой.
– Пздц, идиоты, – ругается сквозь зубы, отходя от меня на шаг. – Упившиеся вхлам неадекватные дебилы, сука. Утром я из него всё дерьмо вытрясу, гребаные животные.
В его тоне агрессия. Она же в жестах, исходящей энергетике. Она во всем. При этом я нахожусь в круге безопасности. Понимаю четко: он никогда ничего мне не сделает. Пришел, чтобы защитить.
Не понимаю, пьян он или нет. Наверное, слегка.
– Что они собирались мне сделать, как ты думаешь? – спрашиваю.
– Влили бы водку в горло и раздели. Может, пофотали, может, отжарили. Я не знаю, – выплевывает слова. – Обсуждали разное, я курил, слышал. Подумал — ну Юля умная, она от коллектива ни на шаг. Юля, блть, одна ночью в бане в одном белье! – всплескивает руками.
И совсем он не страшный, хоть и рычит злобно. Злится, психует, но при этом–то хочет.
– Матвей, – окликаю тихо–тихо. – Мот, я бы это не пережила.
– Этого бы не пережил я, – перебивает жестче.
Мое сердце разрывается. Почему? Почему не пережил бы?
– Ты меня ненавидишь?
Он хмыкает тянется к полотенцу. Дрожу и продолжаю:
– Все так думают. Что ты меня ненавидишь, за то, что я тебе изменила. Но это неправда. Я никогда тебе не изменяла. Клянусь, что никогда. Тот поцелуй был ничего не значащим недоразумением, я рот потом полоскала... я... честное слово, мне противно было. Я не знаю, почему он так всем сказал. Я вообще ничего не знала.
Матвей делает шаг в мою сторону, обхватывает подбородок. Не больно, но ощутимо. Приподнимает. Смотрит на губы.
– Всю душу мне вымотала. Тебе нужно пошире открыть глаза, Юля. Ничего вокруг себя не замечаешь. Живешь как слепой котенок. Над тобой весь день стебутся, делят тебя, унижают, ты только дрова в костер подкидываешь. Свалить гордость не позволяет? Чуть до беды себя не довела.
Сглатываю.
– Как ты мог связаться с моей подругой?! Как ты мог так поступить со мной?! Это ты! Ты мне всю душу вымотал! Я весь день в кипятке варюсь заживо. А на них всех мне плевать, я никого не замечаю. Только как тебя шлюхи всякие трогают!
Он делает движение головой. Хмыкает.
– В кипятке варишься? – с вызовом.
– В нем самом! Ты когда узнаешь всё, ты... ты... – начинаю задыхаться, подбирая слова. – Ты жалеть будешь! – И добавляю жалобно: – А я уж отыграюсь!
В этот момент он наклоняется и целует. Сразу в губы. Накрывает их, сминает, прикусывает. Затыкает меня, заставляя не злиться, а чувствовать.
Наши языка касаются, а вкусы смешивается. Потребность мгновенно достигает максимума, будто фитиль подожгли и назад дороги нету.
Мы льнем друг другу.
Голодные, дики, бешеные. Адски соскучившиеся
А дальше тормоза отключаются.
Глава 19
Я закрываю глаза и падаю в синюю бездну. Отрываюсь от земли, исчезаю из этого ада. Убитая кабинка дешевой базы отдыха больше не существует. Нет пожелтевшей плитки, хилой дверцы, нет сломанной лейки и потока прохладной воды. Нет липкого ужаса от пережитого.
Все потому, что губы Матвея накрывают мои и делают быстрое требовательное движение, затапливая вкусом и запахом.
А ведь были дни, когда я думала, что никогда больше не испытаю подобного. Да что там дни, недели!
Вцепляюсь в него намертво. Не существую больше. Мы оба падаем.
Матвей целует, целует, целует. Так жадно, бешено, будто уже берет. Сдаюсь под напором, его язык у меня во рту, руки — на моем теле.
Поцелуй набирает обороты: жадный, голодный. Мы сминаем губы друг друга. Я не отдаю себе отчет, что делаю и как его целую. Хочу. Хочу его тело, хочу его душу. Всего его хочу в себя.
Одна его ладонь на моей талии. Рывок — и я прижата ближе некуда. Матвей пальцы растопырил, ведет по обнаженной спине. Я не могу сдержать стонов и замираю. Как быть в его руках — чувствую.
Вторая ладонь накрывает мою промежность и чуть надавливает пальцами. Пятерней Матвей ощутимо ведет по коже поясницы вниз, хватает ягодицу, сжимает так сильно, что еще немного, и следы останутся. Его язык выписывает круги у меня во рту, не останавливаясь.
Я ожидаю, что Мот продолжит агрессивные ласки и внизу живота, чуть напрягаюсь, но нет. Коснувшись мокрой ткани между ног, пальцы его левой руки замедляются.
Осторожно, на грани трепета водят по моим складочкам через ткань купальника. И по обнаженной коже рядом. Одним из них Матвей надавливает, остальные нежно. Прижимает ладонь к лобку, под ней тут же горячо становится. Не иначе магия! Вся кровь организма устремляется туда. А он стоит рядом, как ни в чем не бывало, маг чертов. Дальше колдует.
Не встретившись с сопротивлением, Матвей начинает ласкать настойчивее.
От удовольствия колени слабеют. Я застываю и даже на поцелуй ответить не могу как следует, хотя всей душой желаю продолжать язык Мота облизывать. Мои глаза все еще закрыты. Роняю шлепки и впиваюсь пальцами в его плечи, чтобы... Господи, чтобы не рухнуть, пожалуйста.
Там уже пожар. Внизу, под его рукой. Пожар нестерпимый, я делаю движение бедрами, как бы насаживаясь на руку Матвея, он в ответ звонко шлепает ладонью по ягодице. Неожиданная боль обжигает, и я распахиваю ресницы. Наши глаза встречаются. Его — темные, шальные, но в то же время неожиданно внимательные. Что–то прочитать в моих пытается. Наконец, выдает вердикт:
— Ты сильно пьяная, да?
Э–э–э. Я возбужденная! Неопределенно веду головой. Не знаю, что ему сказать, чтобы продолжил делать пальцами там то, что делал. Какой в этой викторине правильный ответ? Я мечтала неделями. Смелости бы побольше.
Матвей серьезный, собранный. Не иначе на экзамене. В глазах только дикость, и дыхание рваное, что выдает его настрой с потрохами.
— Хочу тебя, — басит он мне в губы. Прикусывает нижнюю, оттягивает. Зализывает языком. — Дурной, прости, если не так что… Блть. Похрену.
На этом джентльменские замашки заканчиваются.
Не дожидаясь ответа, Матвей вновь нападает на мой рот. Его язык — это всё, о чем я сейчас думаю. Особенно когда поцелуи сползают ниже, и тот касается моей шеи, выписав широкий круг.
Матвей ведет носом. Следом вбирает кожу в себя и посасывает. Влажно, максимально откровенно.
Отрывается от моей шеи нехотя. Легко сдвигает в сторону мокрую ткань лифа, освободив потяжелевшую грудь с потемневшими сосками. Я изменилась, знаю. Понравится ли ему? Дрожу. Это важно становится.
Матвей палит жадно пару ударов сердца. Следом хрипло выдыхает, словно от визуального удовольствия. Я улыбаюсь.