Глава 36
Юля
Завод нахожу быстро. Пока ехала в такси переживала, что опоздаю, но напрасно: машины Захара и Матвея стоят на парковке. Видны издалека. Фух.
– Вон к тем авто, пожалуйста, – прошу у водителя.
Темнеет.
Через минуту выхожу на улицу и мешкаю. Так себе местечко. На предприятие данные строения походят мало, разве что после прицельной бомбежки. Ни охраны, ни чего–то подобного, поэтому я беспрепятственно захожу в ворота и принимаюсь озираться по сторонам.
Группа собак, прежде спящих у забора и незамеченных мною, подрываются и начинают наперебой лаять. Блин.
Пятеро дворняг приближаются, и они явно мне не рады. Вот невезуха!
– Матвей! – кричу я. – Эй, кто–нибудь!
Беру телефон, набираю номер Мота. Гудки. Собаки не нападают в открытую, но лают вполне угрожающе, поэтому начинаю пятиться назад.
– Эй, кто там? – раздается громкий мужской голос. Незнакомый.
Дурацкая! Дурацкая была идея припереться сюда.
– Добрый день! Я пришла к Матвею. Он же здесь работает?
Пульс ускоряется. Конечно, он здесь, его машина в пяти метрах. И всё же волнительно. Страшно, что уж там!
– Матвей! – кричит мужчина. – Мот! Дуй сюда!
Вглядываюсь в темноту. У дальнего здания появляется кусочек яркого света: двери открываются–закрываются, выпуская высокого парня.
Не узнаю одежду, в полумраке не разглядеть лицо. Но походка знакомая. Слава богу!
Матвей бежит мою сторону, цыкает на собак, те разбегаются, послушавшись. Я облегченно выдыхаю и устремляюсь к нему. Хочу обнять, прижаться, но Матвей ловит и отстраняет на расстояние вытянутой руки:
– Грязный как черт, не нужно. Запачкаешься. Это Захар тут раскормил целую семью, не бойся, они не кусаются.
Огромная камуфляжная куртка с чужого плеча, синие рабочие штаны и серая шапка. От него пахнет костром, маслом и чем–то еще резким. Матвей выглядит как бездомный. На моих губах расцветает улыбка. Родители вчера убеждали, что никакой работы на заводе не существует, что меня снова дурят. Я им не верила, но они так много всего говорили, такое будущее мне обрисовывали, что сейчас ощущаю укол радости.
– Привет! – шепчу я. – Какой ты славный. И собачки прелесть.
Глаза у него удивленные, если не сказать шокированные.
– Привет, – отвечает. – Так вот зачем тебе была нужна геолокация. Как же романтическое: «Посчитаю, сколько между нами километров?» – дразнит, коверкая голос.
– Ну я же не дурочка думать о таком серьезно, – улыбаюсь. – Сюрприз!
– Кто ж вас, киндер–сюрпризов, знает. Что у вас в голове.
Он окидывает взглядом мою белую куртку. На губах мелькает довольная улыбка. Я тоже улыбаюсь широко, немного нервно.
– Я соскучилась, – все же глажу его по груди.
– Ты зря приехала, – он выглядит чуть смущенным. – Надо было дома подождать. Мне еще полчаса. Тут по времени следят, когда зашел–вышел.
– Я же сказала, что сюрприз. Хотела посмотреть, где и с кем ты коротаешь вечера.
Усмехается. Разводит руками.
– Ю а велком.
– Плохо, что ты вчера так ушел. Я переживала. Извини, если зря приперлась. Просто... не знаю, я хотела посмотреть, где ты работаешь. Ты мало рассказываешь.
А еще ты скудно отвечал на сообщения. Сообщил, что увидеться не получится. Я не могла больше гадать, что у тебя в голове и на сердце.
– Всё нормально. Пошли в цех, там теплее.
– Конечно.
Он берет меня за руку. Пальцы холодные. Я сжимаю, чтобы согреть. Поспеваю быстрым шагом. Где–то рядом что–то опасно гудит. Откуда–то доносится музыка.
В здании действительно теплее. Едва мы заходим, Матвей скидывает куртку, оставаясь в синем заляпанным краской комбинезоне. Я впиваюсь в него глазами — даже в таком виде он выглядит как моя мечта.
– Долго тебя еще ждаа–ать, – начинает орать Захар, но увидев меня, осекается. – Привет, Юль.
– Привет! – машу я. – Отлично выглядите, парни. – Показываю два больших пальца.
– Живой ее отсюда выпускать нельзя, она же всем расскажет! – тычет в меня пальцем Захар. И хохочет.
– Может быть, у вас есть запасной костюм? – расстегиваю куртку. – Я бы помогла. Быстрее управимся, быстрее домой. На память сделаем групповое фото.
– Ага, хватай вон тот мешок и тащи туда, – усмехается Матвей. – Лавочка, Юль. Посиди в телефоне.
После чего парни принимаются за работу, которую я прервала. А я беру стоящую поблизости метлу и решаю сделать хоть что–то полезное.
Спустя сорок минут мы с Матвеем сидим в его машине. Мерно гудит двигатель, на всю мощность работает печка. Матвей замерз, пока мылся в холодной воде, и дрожит, съежившись. Я притихла рядом. Если честно, то нахожусь в шоке.
Не знала... представить не могла, что работа здесь настолько тяжелая физически. Плотная, ни минуты свободной. Они перетаскивали материалы для станка, потом передвигали какие–то здоровенные штуковины, обливаясь потом. Готовя цех к завтрашнему рабочему дню.
Больше не буду обижаться, что он скудно пишет.
– Как дома атмосфера? – спрашивает Матвей чуть отстраненно. – То, что тебя выпустили, это неплохо, – безрадостно подкалывает.
– Сложно сказать. Им нужно еще время. Вчера мама... плакала сильно. Представляешь?
– Мне жаль.
– Ни разу не слышала, как она плачет, с того выкидыша. Она сначала кричала на меня, а потом присела на пол и так горько разрыдалась, что я хотела провалиться сквозь землю. Мама казалась такой уязвимой, будто маленькой. Матвей, я думала, не переживу это. Обнимала меня много–много раз. Я растерялась. Она ведь никогда меня не обнимает.
– Понятно.
– Прости, что не смогла вчера уехать. Пожалуйста, не сердись на меня. План есть, я о нем помню. И будем делать, как задумали: на новогодних каникулах переклеим обои. Потихоньку закупим мебель. Но... папа с мамой... Не будем спешить, хорошо? Им было очень тяжело.
Матвей пожимает плечами. Мне кажется, его предложение больше не в силе. Господи! Душа рвется на части. Я же попросила его не приезжать вчера, такой был невыносимо сложный день. Ну не могла я оставить родителей.
– Матвей. Мот... – я глажу его по руке. Не реагирует. – Матве–ей, я люблю тебя.
– Я понимаю, – быстро говорит он. – Если бы мои родители были живы, и мама бы плакала... – он замолкает, сглатывает. – Я бы тоже, наверное, задумался. Стоит ли оно того.
В его темных глазах мелькает сильная эмоция.
Меня пронзает боль. Слышать эти простые логичные слова не приятно, я ловлю себя на том, что мне бы хотелось получить другой ответ от парня. Значит, и Матвею тоже плохо. Боже, боже. Он сейчас мне мстит, верно?
– Ну послушай, это ведь хороший план, правда? Я не хочу, чтобы ты так много работал. Родители предложили реальный выход. Нам обоим будет проще первое время, а потом — посмотрим. Мы всё подготовим, а переехать к тебе недолго.
Машина стартует. Матвей молчит, и его молчание рождает внутри тоску. Я ведь как лучше хочу! Чтобы ему легче было.
– Ты против?
– Нет, отличный план. Мне нравится.
– Точно?
– Да, – кивает.
Сворачивает с дороги и паркуется у закрытого магазина.
Отстегивает ремень и тянется ко мне. Обхватывает подбородок и целует в губы, а я целую в ответ. Горячо, отчаянно.
– Никак не могу согреться, – шепчет он, и эти слова током стреляют вдоль позвоночника. Его зубы действительно стучат. – Потом поговорим о глубоком, ладно. Дико холодно.
Я обхватываю его щеки и хаотично зацеловываю скулы, подбородок. Нос и лоб. Потом снова касаюсь рта. Его язык скользит по моему, лаская, даря эйфорию. От Матвея всё еще пахнет потом, усталостью и каким–то надрывом, он обмылся наскоро, убрал лишь грязь. Но это становится неважно.
Мы целуемся и мир кружится вокруг. Гладим друг друга, трогаем. Потом разуваемся, стягиваем куртки и перебираемся на заднее сиденье.
Любим друг друга. Бесконечно целуем и гладим. Он всё еще замерзший, уставший, я не представляю, как можно столько работать. Мы прижимаемся кожа к коже.
Закончив, долго лежим в обнимку. Матвей, наконец–то, горячий, расслабленный. Дремлет в моих объятиях. Я же всё еще будто чувствую его внутри себя, эти невероятные ощущения, эту осторожную ласку и любовь. Чувствую и улыбаюсь, потому что он ближе некуда. Тот самый мужчина, с которым не хочется расставаться.
Мир вокруг слишком сложный, но в данный момент это неважно. Я думаю о том, что наверное, так люди веками и справлялись с трудностями, голодом, бытом в отсутствии техники и водопровода. Когда он приходит вымотанный и расстроенный, а она обнимает и нежит, всё как будто встает на свои места. Сладкая близость опустошает, замедляет, выравнивает. Сама жизнь становится если не легче, то будто по силам. Любая, с любыми сложностями. Я так рада, что сегодня поехала. Иначе мы бы не увиделись.
Он бы не сунулся ко мне на порог.
Не могу быть уверена наверняка, но мне кажется... я искренне надеюсь, что сегодня он тоже почувствовал хотя бы каплю моей любви. Намного меньше, чем заслуживает. Но больше, чем у меня пока получается дать.
Глава 37
Из–за шума чайника я не слышу входную дверь. Поэтому Диана застает меня врасплох в кухне. С порога восклицает:
– Привет, Юленька! Как у тебя делишки? Давно не виделись.
Смотрит настороженно. На губах играет хитрющая улыбка. Всё на лице написано. Я сдаюсь и произношу:
– Диана Романовна, я знаю, что вы знаете.
Диана хлопает в ладоши.
– Иди ко мне, моя девочка. Иди–иди, дураки вы наши любимые, – зовет жестами и раскрывает объятия.
Большего и не нужно. Спрыгиваю с диванчика и спешу к ней. Диана мягко обнимает, прижимает к себе. Я втягиваю аромат ее обалденных духов и чуть не плачу от эмоций! Всё хорошо. Слава богу, всё в порядке.
Мы с Матвеем собирались рассказать Диане, Паше и бабушке в мой день рождения первого января. Как раз планировалось небольшое семейное застолье в честь Нового года. Но как–то так вышло, что вчера Матвей был в гостях у брата, приезжал посоветоваться по каким–то вопросам, связанным с будущей работой, Паша что–то почуял и ляпнул: «Вы залетели, что ли?» Матвей решил, что лгать абсурдно. Ответил: «А если да?»