Наши пальцы переплетаются.
– Как выйдет. Но я был бы рад.
В этот момент я вдруг осознаю, что тоже была бы рада малышу. Сейчас, когда мне почти тридцать, беременность и материнство видятся иначе. У меня всё хорошо — я люблю свою работу, своего мужа и сына. И вдруг понимаю, что была бы не прочь снова прожить эти невероятные моменты — беременность, роды. Первые месяцы жизни. Вдохнуть особенный запах младенца. Утонуть в любви. Матвей был со мной на родах, всё происходящее — навсегда осталось в памяти. Почему бы не повторить сейчас, когда мы взрослые люди?
Киваю быстро.
– Я очень хочу родить тебе еще одного ребенка, Матвей.
Он по–юношески широко улыбается. Радуется, как в тот раз, когда я согласилась стать его женой. Накрывает своим телом и к себе прижимает. Я впиваюсь ногтями в его лопатки. Дрожит. Толчком входит. Выгибаюсь в его руках, дышу часто. Матвей тянет:
– М–м–м, как хорошо–то. Идеально. Начнем сейчас?
– Да, давай.
Улыбается. Толкается.
– Я люблю тебя, Юля. Моя семья. Моя жизнь.
– А я люблю тебя.
Телефон Матвея пиликает без остановки. Муж после дороги и марафона по заделыванию ребенка (а мужчина от взрослый, ответственный) спит мертвым сном. Не шевелится даже.
Я наклоняюсь и целую его в щеку, беру мобильный. Надпись: «Захар».
Наш друг работает неврологом в крутой частной клинике и собирается открывать свою собственную. Не знаю, что ему понадобилось ночью.
– Привет, Захар! Это я. Матвей спит, что–то срочное?
– Ты не можешь его разбудить?
– Эм. В крайнем случае могу. Он с самолета просто.
– Точно! Он же прилетел сегодня из Мюнхена. Тогда отбой. Завтра наберу.
– Может, я могу помочь? Время почти полночь. У тебя всё в порядке?
– Да. Тоесть нет. Понятия не имею.
– Захар, ты меня пугаешь. Что с твоим голосом?
– Я не знаю, что делать. Впервые такое. Кажется, я... блть, влюбился.
Округляю глаза.
– О нет! Бедненький! И кто эта стерва?
– Да есть одна. Это какой–то ад, Юля. С катушек слетаю.
– Так. Приезжай немедленно. Это нужно обсудить. Срочно.