Я знаю его бабушку почти четыре года, и она всегда была ко мне добра и приветлива. Мы часто созванивались, она переживала за внука, я успокаивала, что он у меня в гостях. Вон сидит с учебником. Да, мы поели, деньги есть, всё прекрасно. Невольно улыбаюсь, вспоминая привычный набор ее вопросов.
Если Римма Владиславовна заболела, то обязательно стоит ее проведать. Почему бы не сделать это сегодня?
Все прошлые проблемы, которые спать не давали и казались большими страшными тиграми, норовящими сожрать меня маленькую в любую секунду, вдруг трансформируются в крошечных едва заметных жучков. Я еду в автобусе, а сама взираю на них с высоты человеческого роста.
В подъезд захожу быстро, дабы не струсить и не сбежать. Поднимаюсь в лифте. Морально готовлюсь к тому, что Матвей может оказаться дома — это ничего страшного. В конце концов мы друзья. Дам пару советов на будущее.
Но открывает мне тетя Саша, подруга Риммы Владиславовны. Вместе они ходили по театрам вот еще совсем недавно.
Тетя Саша узнает меня и приглашает в гости. Начинает расспрашивать, как дела, как учеба, родители. Провожает в комнату Риммы Владиславовны, а сама устремляется на кухню ставить чайник. Здесь уютно. Негромко работает телевизор, там какой–то сериал эмоциональный. Бабуля сидит со спицами, рядом в кресле еще один набор — видимо, для тети Саши. Нормальный у них такой девичник.
– Здравствуйте! Простите, что поздно. Я шла домой от подруги и вдруг поняла, что соскучилась.
Римма Вячеславовна не может скрыть радостного удивления и говорит громко:
– Юленька! Проходи, моя хорошая. Вот это сюрприз! А Матвея нет, он поздно приезжает.
– Знаю, я к вам, – улыбаюсь вежливо.
Чувствую легкость и облегчение. Весь следующий час мы втроем пьем чай и смотрим сериал. Выглядит бабушка Матвея неплохо, вот только похудела довольно сильно, это бросается в глаза. В остальном — такая же. Отпускает остроумные комментарии, шуточки. Делает комплименты.
Мне хорошо здесь. Комфортно. Люба не права, если бы я была эгоисткой, все эти люди не относились бы ко мне так прекрасно, не так ли?
Время пролетает быстро.
– А Матвей передавал мои приветы? – уточняю я вдруг, задумавшись. Потом тут же осекаю себя: вновь пытаюсь спихнуть вину на него. Вину за то, что так редко звонила и приходила.
– Передавал, Юля. Каждый раз. Очень приятно было.
Следом подмывает спросить, бывали ли у него в гостях в это время другие девушки, например, моя лучшая подружка Люба. Но не решаюсь.
В половину восьмого Римма Владиславовна принимает таблетки и начинает клевать носом, я понимаю, что пора уходить. Засиделась. Обнимаю бабушку, доброжелательно прощаюсь. Обещаю вновь забежать как–нибудь.
Тетя Саша помогает ей устроиться удобнее и гасит свет, после чего мы обе выходим в коридор. Я начинаю тоже прощаться.
В этот момент дверной замок щелкает. Мы с тетей Сашей синхронно переводим глаза на входную дверь, которая открывается, пропуская в прихожую Матвея. Замерзшего, холодного, в застывшем пуховике, со снегом на ботинках.
– Привет, – говорит он медленно, вопросительно.
И это не просто какой–то там рядовой «Привет, как дела, не важно, я из вежливости спрашиваю». Я отчетливо слышу в его интонациях: «Что ты блин здесь опять делаешь, я ведь собираюсь спать с твоей лучшей подругой».
Сглатываю. Чувствую себя слегка оглушенной. Это самое кошмарное приветствие, что я слышала в жизни. Ну какой же у моего ребенка отец — мудак, что же не повезло–то так, а? Настоящий злодей!
Словно через пелену доносится голос тети Саши:
– О, Матвей, ты рано сегодня! Какая удача! У меня как раз планы на вечер: донечка внуков привезла, хочу с ними побыть. Римма лекарство приняла, уже спит, всё хорошо. Я побежала. Завтра утром приду.
Матвей неопределенно кивает, смотрит при этом на меня. В голове проносится легкомысленное сожаление: снова я без платья! Но Матвей, судя по всему, и без того изумлен, и праздничный наряд мог бы стать перебором. Брови слегка приподнял, палит, разглядывает. Кажется, он даже моргает пару раз, дабы прояснить картинку.
Тетя Саша расторопно обувается, суетится, шумит. Снимает с вешалки пальто, а дальше ее раз, и нету. Словно ветром сдувает. Лишь дверь входная хлопает и где–то вдалеке торопливые шаги по лестнице.
Мы оказываемся практически наедине. В той самой квартире, где был мой первый раз. И куча последующих.
Матвей слегка улыбается, словно думает о том же. Наконец, отмирает. Скидывает ботинки, снимает куртку. Я украдкой наблюдаю за его плавными движениями. Коридор узкий, как только он покинет прихожую, я сразу же поспешу одеваться.
– Снова тебя преследую, видимо, – говорит он всё с той же насмешливой улыбкой. – Хоть заявление пиши.
Я обольстительно улыбаюсь во все тридцать два.
– Проведала твою бабушку, купила фрукты и пирожные. Не знаю, что ей можно, взяла на удачу. Вроде понравилось.
– Спасибо. Продукты все есть, ей по большей части скучно. Полагаю, она была рада компании. Завтра мне весь мозг вынесет.
Он выглядит уставшим.
– Почему?
– Потому что это бабуля, – неопределенно пожимает плечами.
– А–а–а. Ну, мне пора, – говорю бойко.
– Давай отвезу. Я на машине.
– Нет, что ты! Я сама.
Он идет в мою сторону, я быстро вперед, к пуховику и ботинкам. Мы минуем друг друга, я в этот момент задерживаю дыхание. Кажется, что вот–вот и он схватит, прижмет к стене, навалится телом. Хотя бы дотронется! Но нет. Это просто рокировка на шахматной доске.
Начинаю быстро обуваться. Его голос прокатывается по коже:
– Тогда вызову такси. Уже поздно.
– Ничего страшного, доберусь сама.
– Блть, Юля! – он разводи руками.
– Ладно, вызови. Раз уж ты меня преследуешь. – И добавляю: – И раз уж мы пока еще друзья.
В ответ то ли хмыкает, то ли усмехается. Не очень понимаю, как себя вести и чувствовать. Я сейчас нахожусь в одном узком помещении с парнем своей подруги, так, что ли, получается? Они там, два «не эгоиста», решили попробовать, она его утешала в трудную минуту. Хмурюсь. Матвей вздыхает, беспокоится, поэтому вызывает машину для меня. Как–то всё запутано.
Прислоняюсь спиной к стене. Запрокидываю голову и жду, пока он тычет на кнопки в приложении. Здорово было бы сообщить сейчас, что долго ему еще платить алименты, отличный момент, но я настолько сильно злюсь, что не могу с собой справиться.
– Ждать семь минут. Побудь тут, на улице дубарина. – Он прислоняется плечом к стене и опять палит. Не отрываясь. Аж кожу покалывает.
Расстегиваю пуховик и стягиваю шапку.
– Да, заметила. К ночи значительно похолодало.
Смотрю на носки ботинок, Матвей, кажется, по–прежнему на меня. Не знаю, не уверена, ощущаю так почему–то. Если Люба реально всё это чувствовала рядом с ним четыре года, то она чертов монстр! Меня едва хватает на пару минут. Сердце колотится, нестерпимо хочется закричать.
Матвей вновь нарушает молчание:
– Как дела?
– Хорошо. Как у тебя?
– Тоже.
– Как работа? Была у Любы сейчас, она поделилась, что у тебя проблемы.
– Небольшие. Уже разруливаю.
– Не знала.
– Я никому особо не рассказывал. Как–то всё навалилось в ноябре... Хм, что она еще тебе сказала?
– Похвасталась кулоном. Но это не тот, что мы выбирали. – Опаляю его самой лучезарной улыбкой из арсенала имеющихся. – Ты не переживай, я тебя по–дружески прикрыла. Не стала сообщать, что у тебя, видно, есть еще какая–то подружка. И наверное, не одна.
Краем глаза слежу за тем, как хитрая улыбка вновь касается его губ. Матвей ни капли не смущен. Напротив, начинает веселиться самым жестоким образом! Если бы я так сильно не злилась за Любу, мне бы стало за нее обидно.
Матвей произносит с благодарным смешком:
– Буду должен, бро.
И прижимает указательный палец к губам:
– Т–с–с.
Сглатываю.
– Такси подъезжает. – Матвей называет номер машины.
– Что ж, тогда до субботы. Любу не обижай, она хорошая девочка.
– До субботы, Юля.
Дальше следует пауза, больше Матвей ничего не добавляет. Я понимаю, что пора и выметаюсь на лестничную площадку.
В лифт захожу со всё еще колотящимся сердцем. Вот это насыщенный денечек! И если раньше я не очень–то хотела ехать за город с одногруппниками: я ж не пью, что мне там делать?
То теперь поеду точно.
Глава 11
Матвей
– Ты с похмелья, что ли? – бросаю Захару. Настроение с утра приподнятое, хочется шутить.
Падаю в бэху и закрываю дверь. Вроде бы хлопаю несильно, но бедолага морщится и прижимает ладони к вискам.
– Блин, Матвей, это не «Гранта», можно мягче?! И не ори, башка с самого утра трещит по швам.
– Сорян, но орешь пока только ты. Так когда успел накидаться–то?
– С какого еще похмелья? Мы вчера в полночь выползли из этого гребаного завода, я добрался домой, пожрал и в кровать. Это треш: лучшие годы жизни тратятся на перетаскивание мешков и метлу. Я не помню, когда в последний раз голую девчонку обнимал. Мне всё время некогда! – разводит руками в искреннем возмущении.
Смеюсь. Затем представляю голую девчонку, которую сам обнимал, и настроение падает в ноль. Красивая, нежная, на простынях, с запрокинутой головой и легкой улыбкой. Пульс предательски ускоряется. Она пальчики ног в предвкушении подгибает. Острые колени стыдливо вместе сжала, ждет, пока разведу. Сама никогда, потому что стесняется. Робко смотрит. А я палю на ее плоский живот с манящим пупком, во рту слюны – захлебнуться. Так хочу, аж трясет. Пытаюсь контролировать, а то заметит и смеяться будет. Юля. Стоп. Блть, хватит! Вышвыриваю из памяти картинки из другой жизни.
– Че ржешь? Сам–то помнишь?
– Да куда мне, – подкалываю.
– Вот и ничего смешного. – Захар достает сигарету, подносит ко рту, но не прикуривает. – Отец называет меня своей гордостью: сварщиком первого разряда. Утверждает, что роба мне идет.
Не удерживаюсь и глухо хохочу.