– А что, хочешь поехать? Неужели перестал бояться меня?
– Да, хочу. Почему нет? В прошлый раз было круто.
– Я подумаю.
– А подумайте.
– Так–то смысл тебя брать, ты нихрена не умеешь. Ни на что не способен. Обуза во всем.
– С той поездки я всему научился, – выпаливаю с энтузиазмом. И улыбаюсь пошире.
Мой пульс частит. Глаза тестя наливаются кровью. Я застываю. Потом открываю рот и произношу:
– И презервативы всегда с собой.
Юля заходит в кухню.
– Пошел нахуй отсюда, – говорит Виктор Арсеньевич.
– Ага, понял, – говорю я, вставая из–за стола и иду к выходу.
Хватаю Юлю за руку и тащу за собой. В коридоре прижимаю к стене и быстро целую в губы. Целую–целую.
Она меня отпихивает, вытирает рот. И цыкает.
– Уймись! Спятил?! Что опять у вас случилось?! – шипит раздраженно. – Почему папа опять ни жив ни мертв?! На две минуты вас оставила.
– Понятия не имею. Рай, я полетел. На телефоне. Завтра увидимся?
– Да.
– Люблю тебя. Люблю до смерти, – выпаливаю ей на ухо. – Сдохну однажды, так сильно люблю. Птичка моя райская.
Юля улыбается и аж светится вся.
Улыбаюсь широко в ответ. Чмокаю ее в нос и выбегаю на лестничную площадку. Сбегаю вниз. Без машины совсем беда–беда. Павел обещал одолжить свою на днях.
На телефон падает сообщение от Захара. Я открываю фотографию, рассматриваю. Аж с шага сбиваюсь.
«Вау. Сука. Красивая какая», – пишу.
«Малышка огонь. На завтра назначаю свидание?»
Меня же Юля будет ждать. Нужна тачка. Нужна–нужна. Иначе я ничего не успею.
«Давай на поздний вечер».
Глава 11
Спросонья телефон нащупываю, смотрю на время — два часа ночи. Новых сообщений нет.
Откидываюсь на подушки и прислушиваюсь к ощущениям. Вдох–выдох. Да, чувствую себя значительно лучше. Даже не верится, что каких–то двенадцать часов назад помирала, свернувшись калачиком. Едва слезы в глазах сдерживала.
Матвей... Подумав о нем, улыбаюсь. Веду ладонью по простыни, утыкаюсь носом в подушку, пытаясь его запах поймать. Пульс разгоняется. Я губы облизываю и вздыхаю. Надеюсь, мы сегодня увидимся.
Некоторое время уснуть пытаюсь, но никак не выходит.
Жажда мучает. Ворочаюсь с бока на бок, после чего поднимаюсь и, накинув халатик, на цыпочках выхожу в коридор. В кабинете горит свет, что вовсе не удивительно — папа часто работает ночами. Живет будто в другом часовом поясе. Мы давно к этому привыкли.
Боясь отвлечь, я крадусь в кухню на цыпочках. Но услышав голоса, останавливаюсь. Нервные голоса, резковатые.
Мама с папой о чем–то спорят? Ругаются? Это такая редкость, что я невольно пугаюсь.
Ведомая порывом, я осторожно подхожу ближе к двери и прислушиваюсь, стараясь разобрать смысл фраз.
– Да тише ты! Что кричишь, – шикает мама. – Разбудишь Юлю!
– Не могу я так, – говорит отец на тон ниже. – В смысле быть терпеливее? Куда терпеливее, Свет?!
– Вить... Мы же столько раз обсуждали эту тему, – торопливо шепчет мама. – Просто оставь их в покое, либо перерастут свои проблемы, либо сами разбегутся.
– Я даже видеть его не могу. Смотреть на него. Разговаривать с ним.
Я губу прикусываю и глаза опускаю, прекрасно понимая, о ком речь.
Снова о нем. О моем Домике.
– Чего ты хочешь добиться? Чтобы Юля из дома ушла за ним? Как в тот раз, когда мы сутки ее найти не могли?!
– Не напоминай! – рявкает папа.
Я втягиваю голову в плечи. Однажды я жутко поссорилась со своими, собрала рюкзак. Мы с Домом сбежали и прятались у его знакомого на даче, не отвечали на телефон. А когда я вернулась домой, у родителей такие глаза испуганные были... никогда не забуду. Больше я так не делаю.
– Пока она сама в нем не разочаруется, это не прекратится, – говорит мама мягче, ласковее. – Вить, просто будь на ступеньку выше. Они же дети.
– Дети? Ты его видела? Шкаф выше меня ростом. Это два года назад я мог на него рявкнуть. А сейчас? Он физически сильнее, понимает это и открыто демонстрирует. Дети, мать их! В каком он месте ребенок?
– Витя...
– Он трахает мою дочь. Я не могу с этим смириться.
Мама тихо смеется.
– А сам ты в девятнадцать лет никого не трахал?
– Прекрати. И вообще ничего смешного! Заявляется к нам, когда вздумается, ведет себя, как хозяин.
– Да что он сегодня сказал–то такого, что ты снова взбесился?
Папа громко демонстративно вздыхает. Я головой качаю и закрываю лицо ладонями.
– Если ты будешь препятствовать, они возьмут и съедутся, Вить.
– О нет, я против. Только через мой труп.
– Так ей восемнадцать. Кто тебя спрашивать будет? Паспорт возьмет и ручкой помашет.
– А кушать что будут? Съедутся они! Юля учебу бросит и работать пойдет? Полы мыть? Он санитаром щас утки моет, она поломойкой устроится. Отличная семья выйдет. А потом, в двадцать пять лет, Юля наша отличница останется без образования, разведенкой с детьми на руках!
– Вить...
– А так и будет. Если мы на самотек пустим. Как она связалась с этим Адоматисом, всё стало плохо. У меня была маленькая моя любимая дочурка. Добрая, жизнерадостная! В итоге экзамены завалила, в мед не прошла. Из–за кого? Кто торчал у нас весь одиннадцатый класс?
– Они же занимались.
– Занимались. Она ему объясняла всё, что он не знал. Время на это тратила. Личный бесплатный репетитор! В итоге гаденыш сдал и поступил, а Юля? И сейчас ситуация повторяется. Я каждую сессию жду, что провалится она. Моя дочь поет, танцует, рисует. Она талантливая славная девочка! Но все эти замечательные увлечения уходят на второй план, когда в голове любовь. Любовь–любовная! И самое страшное, что в этой голове не остается места для учебы! Павлу конечно, удобно, что Матвей у нас постоянно. А нам каково? Хоть раз его бабушка позвонил и спросила, не надоел ли он нам?!
– Вить, Витенька. А где ему еще быть? У него родителей нет, он мается.
– Пусть мается подальше от меня.
– У тебя во всем виноват Матвей. Во всех страшных грехах.
– А кто виноват? Юля?
– Возможно, она просто не тянет, – говорит мама.
Руки дрожат, я губу до боли прикусываю.
– Юля... она ведь ветреная, – продолжает мама. – Несамостоятельная. Просто отпусти ситуацию еще на пару лет. Я прошу тебя.
– Когда она придет с тестом положительным, тоже прикажешь отпустить? А так будет, вот видишь!
Пить больше не хочется. Я жалею, что встала и всё это услышала. Мне не нужно было.
– Если так случится, найдем выход. Я ее отведу к врачу и ситуацию решим в один день. Ничего непоправимого. Я слежу за ее циклом. А с учетом ее болей — это несложно.
– Следи, Свет.
– Да–да.
– Боже! Я не хочу, чтобы с моей дочкой всё это происходило! Она маленькая еще. Я его просто ненавижу! Молчи, Свет, вот не говори ничего больше. Это ты виновата. Если бы я тебя не послушал, прекратил бы эти дружилки сразу. И всё бы сейчас было нормально...
Я качаю головой и возвращаюсь к себе в комнату. Забираюсь под одеяло и подтягиваю колени к груди.
Жить с Матвеем. По–взрослому. Только он и я. Вдвоем.
Собрать вещи и переехать к нему.
Заниматься бытом, где–то брать деньги на еду и вещи.
Я крепко–крепко зажмуриваюсь, отрицательно качаю головой. А потом проваливаюсь в сон.
В понедельник чувствую себя бодрой и энергичной. Удивительные перемены, не поддающиеся объяснению, и тем не менее именно так всё и происходит: на целый день раз в месяц выкидывает из жизни, а потом состояние нормализуется. Энергия затапливает, сил столько, что кажется, землю с орбиты сдвину!
Вприпрыжку несусь на учебу, занимаюсь в полную силу. После лент мы с Любой посещаем художественную школу. Особого таланта к живописи и рисованию у меня нет, он есть у Любаши. Вот кто супер умничка! На ее картины залюбуешься. Я же хожу больше за компанию. А еще мне нравится атмосфера.
Матвей несколько раз спрашивает, где я и смогу ли его подождать: Дома значительно задерживаются после учебы. А потом у него дела. С Захаром, разумеется.
В итоге мы решаем пропустить встречу, чему я, если начистоту, после подслушанного ночью разговора, в глубине души рада.
Хочется взять паузу и побыть наедине со своими мыслями, которые никак не могут оставить в покое. Даже Люба замечает, что в облаках летаю.
– Если бы в облаках, Любаш, – вздыхаю я.
Вторник пролетает на одном дыхании! После учебы мы с Любой заглядываем в общежитие к подругам, где несколько часов едим торт и болтаем обо всем на свете. После чего едем на танцы, где я стараюсь изо всех сил.
Не хочется отставать, потому в голове любовная–любовь. Не хочется быть хуже всех.
Я выкладываюсь на все сто процентов!
А потом, в самом конце занятия, остаюсь на растяжку. Любе быстро надоедает ждать и она уходит в раздевалку. Я же упражняюсь у шведской стенки. А потом, в какой–то момент поднимаю глаза и замираю. На долю секунды сердце сжимается сильно–сильно. Будто кто–то обхватил ежовой рукавицей и стиснул, чтобы бросить через мгновение. Чтобы оно вскачь пустилось с бешеной скоростью...
Матвей.
Я не ожидала его увидеть. Он не предупреждал, что приедет. Я не писала, что буду на танцах.
Матвей идет от мужской раздевалки в мою сторону. Босиком. В шортах и футболке.
– Ты опоздал, – говорю я, резко обернувшись. – Занятие закончилось.
Он уже рядом. Возвышается надо мной. И правда большой, высокий. Я начинала встречаться с тощим среднестатистическим мальчишкой. Сейчас Дом значительно выше и крупнее не только меня, но и моего отца.
Всё никак не привыкну.
– Неа, – говорит Матвей, чуть склонив голову на бок. Он берет меня за ркуи. – Сегодня всё только начинается.
Глава 12
– А где Захар? – спрашиваю я, дерзко взглянув ему в глаза.
Матвей кладет мою ладонь себе на шею. Вторую сжимает. Обнимает за талию и делает шаг в сторону. Потом еще один и еще. Я сначала не понимаю, что происходит, а затем... понимаю и улыбаюсь! Он начинает вести в вальсе. Я легко подчиняюсь и успеваю под внутренний счет. Мы много–много раз танцевали вместе.