– Поднимись в часовню и понаблюдай за сигналом из Камподольчино, – сказал отец Ре. – Можешь взять книги, позаниматься.
Двадцать минут спустя Пино опасливо поднялся по приставной лестнице в башню часовни. При нем была сумка с книгами; боль в паху все не проходила. От лучей солнца в башне стало удивительно тепло, слишком тепло для той одежды, которая была на нем.
Он стоял на узеньких мостках, которые вели внутрь шпиля часовни, взглянул туда, где должен был висеть колокол. Отец Ре пока еще не установил его. Пино приоткрыл узкие ставни, посмотрел сквозь просвет в скалах, позволявший ему видеть домик священника в Камподольчино приблизительно в километре внизу. Потом снял с плеча сумку с книгами, вытащил бинокль, который дал ему отец Ре, посмотрел в окуляры и в очередной раз удивился, как сильно приближают линзы дом священника. Он посмотрел на два верхних окна. Занавески задернуты. Это означало, что на перевале Шплюген находится один из немецких патрулей. Они обычно проезжали по дороге вниз, а потом вверх приблизительно в середине дня, в одно и то же время – плюс-минус час.
Пино посмотрел на часы. Они показывали без четверти одиннадцать.
Он постоял, наслаждаясь теплым весенним воздухом, глядя на птиц, летающих среди елей. Он зевнул, тряхнул головой, прогоняя неимоверное желание снова уснуть, и опять посмотрел в бинокль.
Тридцать минут спустя шторы, к его облегчению, поднялись. Патруль проехал, направляясь по долине к Кьявенне. Пино зевнул, подумал, сколько еще беженцев придет сегодня. Если их будет слишком много, придется разделить группу. Одну часть поведет он, другую – Миммо.
Его брат сильно вырос за последние несколько месяцев. Миммо уже перестал – почти перестал – быть мальчишкой, стал сильным, как и любой человек, живущий в горах. Пино впервые понял, что видит в младшем брате и лучшего друга, более близкого, чем Карлетто.
Но он подумал о Карлетто, о том, как поживают мать Карлетто и синьор Белтрамини. Он посмотрел на мостки, глаза у него слипались. Он мог бы прилечь, убедиться, что не свалится, и вздремнуть сладким, приятным…
Нет, решил он. Он может свалиться и сломать позвоночник. Он спустится и приляжет на одной из скамеек. Внизу не так тепло, но у него есть куртка и шапка. Всего на двадцать минут…
Пино понятия не имел, как глубоко и на какое время погрузился он в сон без сновидений, но что-то заставило его проснуться. Он открыл заспанные глаза, пытаясь понять, что его разбудило. Оглядел часовню, поднял взгляд на башню и…
Услышал далекий звон. Что это было такое? И откуда он доносился?
Пино встал, зевнул, и тут звон прекратился. Но тут же возобновился, словно молот ударял по металлу. И снова прекратился. Пино вспомнил, что оставил сумку с книгами, бинокль и фонарь на мостках. Он поднялся по лестнице, взял сумку, потянулся было к ставням, чтобы закрыть их, и тут опять послышался звон. Пино понял, что это звонит колокол церкви Камподольчино.
Он посмотрел на часы – сколько же он спал? Одиннадцать двадцать? Колокол обычно отбивал часы. А теперь звонил снова и снова…
Пино схватил бинокль, навел на окно. Штора слева была закрыта. В правом окне мигал свет. Пино уставился на него, пытаясь понять, что это значит, потом заметил, что свет загорается и гаснет через неравные промежутки времени. Он гас и снова загорался. Пино понял, что это сигнал. Азбука Морзе?
Он взял свой фонарик и мигнул им два раза. Ему ответили таким же двукратным миганием. Потом стало темно. Прекратился и звон. Затем свет замигал снова – короткими и более долгими вспышками. Когда он погас, Пино вытащил из сумки карандаш, лист бумаги и стал ждать. Когда свет замигал снова, он стал записывать сигналы в их последовательности – короткие и долгие, пока мигание не прекратилось.
Пино не знал азбуку Морзе и не мог понять, что хотел сообщить наблюдатель из Камподольчино. В любом случае Пино догадывался, что новости тревожные. Он мигнул фонариком два раза, убрал его, второпях спустился по лестнице и бегом бросился к школе.
– Пино! – услышал он крик Миммо.
Его брат несся на лыжах по склону к школе, бешено размахивая палками. Пино проигнорировал его, вбежал в «Каса Альпина», нашел отца Ре и брата Бормио – они разговаривали с беженцами в холле.
– Отец! – выдохнул Пино. – Что-то случилось.
Он рассказал про колокол, шторы и мигающий свет. Показал свою запись священнику. Отец Ре недоуменно посмотрел на точки и тире.
– Они что думают – я знаю азбуку Морзе?
– Вам не обязательно, – сказал брат Бормио. – Ее знаю я.
– Откуда? – спросил отец Ре, передавая ему бумагу.
– Выучил в… – сказал повар, и тут его лицо побелело.
Миммо бросился в комнату, услышав слова брата Бормио:
– Немцы идут к Мотте.
– Я видел их сверху! – закричал Миммо. – Четыре или пять грузовиков в Мадезимо. Солдаты обходят дома один за другим. Мы мчались со всех ног.
Отец Ре оглядел беженцев:
– Мы должны их спрятать.
– Они обыщут дом, – сказал брат Бормио.
Одна из женщин-беженок задрожала от страха:
– Нам бежать, отец?
– Они вас выследят, – ответил отец Ре.
Пино вдруг почему-то вспомнил про волов, которые разбудили его утром.
– Отец, – медленно сказал он, – у меня есть одна мысль.
Час спустя Пино, страшно нервничая, поднялся в башню, посмотрел в бинокль отца Ре и увидел немецкий армейский «кюбельваген» – машина вывернула с лесной дороги из Мадезимо, колеса джипа перемалывали и отбрасывали за собой грязь со снегом. Секунду спустя следом появился немецкий грузовик, но Пино не смотрел на него, а пытался увидеть, что там в первой машине за заляпанным грязью лобовым стеклом.
«Кюбельваген» чуть не упал набок, и Пино вгляделся в лицо человека в офицерской форме на переднем пассажирском сиденье. Пино узнал его даже издалека. Он видел прежде этого человека очень близко.
Охваченный ужасом, Пино спустился по лестнице, выскочил из часовни через дверь за алтарем. Не обращая внимания на звяканье колокольчиков, он вбежал через заднюю дверь в «Каса Альпина» – сначала в кухню, потом в столовую.
– Отец, это полковник Рауфф! – выдохнул он. – Глава миланского гестапо!
– Откуда ты?..
– Я когда-то видел его в мастерской моего дяди, – сказал Пино. – Это он.
Пино боролся с желанием броситься наутек. Полковник Рауфф организовал бойню в Милане. Если он отдал приказ расстреливать невиновных евреев в озере, то он не остановится перед убийством священника и группы мальчишек, спасающих евреев.
Отец Ре вышел на крыльцо. Пино остался в холле, не зная, что ему делать. Сработает ли его идея? Или нацисты найдут евреев и убьют всех в «Каса Альпина»?
Автомобиль Рауффа остановился в луже растаявшего снега, близ того места, где днем ранее Тито угрожал убить их всех. Полковник гестапо был таким, каким Пино его запомнил: лысеющий, среднего телосложения, щекастый, остроносый, тонкогубый, с пустыми темными глазами, которые не выдавали ни одной его мысли. На нем были черные сапоги, длинный двубортный кожаный плащ, фуражка с черепом над козырьком.
Взгляд Рауффа остановился на священнике, а когда полковник выходил из машины, на его лице появилась чуть ли не улыбка.
– До вас всегда так трудно добираться, отец Ре? – спросил полковник гестапо.
– Весной бывает нелегко, – ответил священник. – Вы меня знаете, а я вас…
– Штандартенфюрер Вальтер Рауфф, – ответил тот. В этот момент за его машиной остановились два грузовика. – Шеф миланского гестапо.
– Издалека вы приехали, полковник, – сказал отец Ре.
– Слухи о вас доходят даже до Милана, отец.
– Слухи обо мне? От кого? О чем?
– Вы помните семинариста? Джованни Барбарески? Он работал на кардинала Шустера. И кажется, на вас?
– Барбарески служил здесь очень недолго, – сказал отец Ре. – А что с ним случилось?
– Мы его арестовали на прошлой неделе, – сказал Рауфф. – Он содержится в тюрьме Сан-Витторе.
Пино сдержал дрожь. Тюрьма Сан-Витторе имела печальную славу страшного места в Милане еще до прихода в город нацистов.
– И какие ему предъявлены обвинения? – спросил отец Ре.
– Подлог, – сказал Рауфф. – Он изготовлял фальшивые документы. Большой умелец.
– Мне об этом ничего не известно, – сказал отец Ре. – Барбарески здесь ходил с ребятами в походы и помогал на кухне.
Эти слова, казалось, снова развеселили шефа гестапо.
– У нас уши повсюду, отец. Гестапо подобно Богу. Мы знаем все.
Отец Ре напрягся:
– Что бы вы ни думали на сей счет, полковник, вы не подобны Богу, хотя и были сотворены по Его несравненному подобию.
Рауфф сделал шаг к отцу Ре, посмотрел ледяным взглядом ему в глаза и сказал:
– Не заблуждайтесь, отец. Я могу быть вашим спасителем или вашим приговором.
– И все равно это не делает вас Богом, – бесстрашно сказал отец Ре.
Шеф гестапо несколько секунд выдерживал его взгляд, потом повернулся к своим офицерам:
– Рассеяться. Обыскать каждый сантиметр этого плато. А я посмотрю здесь.
Солдаты стали выпрыгивать из грузовиков.
– Что вы ищете, полковник? – спросил отец Ре. – Может быть, я могу вам помочь?
– Вы прячете евреев, отец? – резко спросил Рауфф. – Вы помогаете им переправляться в Швейцарию?
Пино ощутил острую изжогу, и у него подкосились ноги в коленях.
«Рауфф знает, – в панике подумал Пино. – Нас всех убьют!»
– Полковник, – сказал отец Ре, – я придерживаюсь католического убеждения, что любому человеку, жизнь которого находится под угрозой, необходимо выказывать свою любовь и предлагать убежище. К тому же это традиция Альп. Альпинист всегда помогает тем, кто в опасности. Итальянцам. Швейцарцам. Германцам. Для меня национальность не имеет значения.
Рауфф снова посмотрел на него удивленно:
– И вы помогаете кому-нибудь сегодня, отец?
– Только вам, полковник.
Пино проглотил ком в горле, стараясь не дрожать. «Откуда они знают?» Его мозг искал ответы.