– Самое главное сделал Миммо, – сказал он.
Но ему было приятно, он даже пребывал в некоторой эйфории. Чувствовал себя могущественным – это надо же: так провести нацистов. Он на свой манер дал им отпор. Они все дали им отпор, стали частью растущего Сопротивления. Италия – не Германия. Италия никогда не станет Германией.
Альберто Аскари вошел в «Каса Альпина», не позвонив. Он появился в дверях столовой, держа шапку в руке, и сказал:
– Извините, отец Ре, но у меня срочное сообщение для Пино. Его отец звонил в дом моего дяди и просил меня найти Пино и передать ему кое-что.
У Пино внутри словно образовалась пустота. Что случилось? Кто-то умер?
– Что такое? – спросил он.
– Твой отец просит тебя как можно скорее вернуться домой, – сказал Аскари. – В Милан. Он сказал, это вопрос жизни и смерти.
– Чьей жизни и смерти? – спросил Пино, вставая.
– Я так понял, что твоей, Пино.
Часть третьяСоборы человека
Глава тринадцатая
Двенадцать часов спустя Пино сидел на пассажирском сиденье форсированного «фиата» Аскари, почти не замечая пропастей за обочинами серпантина из Мадезимо в Камподольчино. Он не смотрел на бледно-зеленые весенние листочки, не чувствовал запаха цветения в воздухе. Его мысли все еще оставались в «Каса Альпина», откуда он уезжал с неохотой.
– Я хочу остаться и помогать, – сказал он отцу Ре предыдущим вечером.
– И мне нужна твоя помощь, – сказал священник, – но дело, кажется, серьезное, Пино. Ты должен подчиниться отцу и вернуться домой.
Пино показал на беженцев:
– А кто доведет их до Валь-ди-Леи?
– Миммо, – сказал отец Ре. – Ты хорошо его подготовил. И не только его.
Пино так расстроился, что спал урывками и пребывал в удрученном состоянии, когда за ним пришел Аскари, чтобы отвезти на вокзал в Кьявенне. Он провел в «Каса Альпина» семь месяцев, но ему казалось, что прошли годы.
– Ты приедешь проведать меня, когда сможешь? – спросил отец Ре.
– Конечно, отец, – сказал Пино. Они обнялись.
– Верь, что у Господа есть на тебя планы, – сказал священник. – И береги себя.
Брат Бормио дал ему еды в дорогу и тоже обнял на прощание.
Пино едва ли произнес с десяток слов, пока они с Аскари спускались в долину.
– Хорошо хоть ты успел научить меня кататься на лыжах, – сказал Аскари.
Пино позволил себе слегка улыбнуться и сказал:
– Ты быстро учишься. Жаль, что я не закончил обучение на водителя.
– Ты очень, очень хорошо ездишь, Пино, – сказал Аскари. – Ты чувствуешь машину, у тебя есть ощущение дороги – это редкий дар.
Пино с удовольствием выслушал похвалу. Аскари был выдающимся водителем. Альберто продолжал удивлять его теми трюками, какие можно исполнять за рулем, и, словно в подтверждение этого, он так мчал их по дороге в Кьявенну, что у Пино только дух захватывало.
– Страшно подумать, что бы ты делал в реальной гонке, – сказал Пино, когда они остановились у вокзала.
Аскари усмехнулся:
– Еще не вечер, как говорит мой дядя. Вернешься летом? Чтобы закончить обучение?
– Хотелось бы, – сказал Пино, покачивая головой. – До встречи, мой друг. И держись подальше от обочины.
– Непременно, – сказал Аскари и рванул с места.
Пино спустился с большой высоты в низину, где было почти на тридцать градусов[12] теплее, чем в Мотте. В Кьявенне распускались цветы. В воздухе висели их аромат и пыльца. Весна в Южных Альпах не всегда такая сказочная, отчего Пино с еще большей неохотой покупал билет. Показав документы немецкому солдату, он сел в поезд, направляющийся в Комо и Милан.
Первый вагон, в котором он оказался, был наполнен итальянскими солдатами. Пино вышел и двинулся вдоль состава в поисках вагона, где не было бы столько народа. Найдя такой вагон, он вошел, снял рюкзак, и, чувствуя сонливость, положил его под голову и уснул.
Три часа спустя поезд остановился на Центральном вокзале Милана – вокзал тоже бомбили, но разрушений было не много. Вот только теперь пассажиров проверяли не итальянские, а немецкие солдаты. Немцы все взяли под контроль. Пино прошел по платформе через вокзал, держась подальше от итальянских солдат с поезда, потом увидел немецких солдат, презрительно поглядывавших на итальянских.
– Пино!
Навстречу ему бежали отец и дядя Альберт. Оба они сильно постарели по сравнению с тем, какими он запомнил их на Рождество, волосы на висках поседели, щеки впали, кожа посерела.
– Альберт, ты посмотри, как он вымахал! – воскликнул Микеле.
Дядя Альберт смотрел на Пино, разинув рот.
– Семь месяцев – и ты из мальчика превратился во взрослого мужчину. Чем тебя кормит отец Ре?
– Брат Бормио – великий повар, – сказал Пино, глуповато усмехнувшись.
Ему льстили их слова. Он был так рад видеть их обоих – даже забыл, что расстроен.
– Почему ты меня вызвал, папа? – спросил он, когда они вышли на улицу. – Мы делали важное дело в «Каса Альпина», хорошее дело.
Лицо дяди помрачнело. Он отрицательно покачал головой и сказал вполголоса:
– Мы не будем говорить о плохих или хороших делах здесь. Подождем немного, ладно?
Они взяли такси. После десяти с половиной месяцев бомбардировок Милан стал похож на поле боя. В некоторых районах почти семьдесят процентов зданий превратились в руины, но по улицам все еще можно было проехать. Вскоре Пино понял почему. Десятки сутулых людей с пустыми глазами, облаченных в серую форму, очищали улицы – кирпич за кирпичом, камень за камнем.
– Кто они? – спросил он. – Эти в сером?
Дядя Альберт положил руку на колено Пино, показал пальцем на водителя и отрицательно покачал головой. Пино обратил внимание, что водитель постоянно поглядывает в зеркало заднего вида, и понял: пока они не доберутся до дома, спрашивать о чем-либо бесполезно.
Ближе к Дуомо и Сан-Бабиле сохранилось больше домов. Многие без единой царапинки. Они проехали мимо канцелярии кардинала. Перед воротами стоял немецкий штабной автомобиль, генеральский, судя по флажку на капоте.
На улицах вокруг собора было много высокопоставленных немецких офицеров и их автомобилей. Им пришлось выйти из такси и пройти в Сан-Бабилу через укрепленный пропускной пункт, обложенный мешками с песком.
Предъявив документы, они молча прошли по одному из самых малоповрежденных районов Милана. Магазины, рестораны и бары были открыты, там сидели немецкие офицеры и их женщины. Отец Пино повел их на Корсо дель Литторио, приблизительно в четырех кварталах от прежнего дома; это все еще был район моды, но ближе к Ла Скала, «Галерее» и Пьяцца Дуомо.
– Приготовь еще раз документы, – сказал отец, доставая свои.
Он вошли в здание и тут же наткнулись на двух эсэсовцев, что удивило Пино. Неужели немцы охраняют все здания в Сан-Бабиле?
Часовые знали Микеле и дядюшку Пино, их бумаги они почти не смотрели. А документы Пино разглядывали долго и пристально, потом пропустили их всех. Они вошли в кабину лифта. Когда проезжали пятый этаж, Пино увидел еще двух часовых перед дверью. Вышли на шестом этаже, прошли в конец короткого коридора и вскоре оказались в новой квартире Лелла. Она была гораздо меньше их дома на Виа Монтенаполеоне, но ее уже уютно обставили. Повсюду Пино узнавал руку матери.
Отец и дядя безмолвно показали ему, чтобы он поставил свои вещи и шел за ними. Они прошли через застекленные двери на террасу на крыше. На востоке в небо врезались шпили собора. Дядя Альберт сказал:
– Здесь можно говорить.
– Почему немцы на площадке под нами? – спросил Пино.
Отец показал ему на антенну, установленную чуть ниже них на стене террасы.
– Это антенна коротковолнового приемника, расположенного в квартире под нами. Прежнего владельца – дантиста – немцы выкинули в феврале. Туда пришли рабочие и целиком все перестроили. Насколько нам известно, там останавливаются важные нацисты, приезжающие в Милан. Если приедет Гитлер, он тоже остановится там.
– Этажом ниже нас? – обескураженно спросил Пино.
– Это новый и опасный мир, Пино, – сказал дядя Альберт. – В особенности для тебя.
– Поэтому мы и вызвали тебя домой, – сказал отец, прежде чем Пино успел сказать что-либо. – Тебе меньше чем через двадцать дней исполнится восемнадцать лет, а это означает, что ты подлежишь призыву.
Пино поморщился:
– И?..
– Если ты дождешься призыва, тебя заберут в армию Муссолини.
– Всех новобранцев немцы отправляют на русский фронт, – сказал Микеле, заламывая руки. – Ты станешь пушечным мясом. Ты умрешь, и мы не можем этого допустить, когда война так близка к завершению.
Война близилась к завершению. Пино знал это. Он только вчера слышал по приемнику, который оставил у отца Ре, что союзники снова ведут сражение за Монте-Кассино, монастырь на скале, куда немцы подняли крупнокалиберную артиллерию. В конечном счете монастырь и гарнизон были уничтожены бомбардировками. Как и городок внизу. Союзники были готовы начать прорыв по всей линии укреплений Густава к югу от Рима.
– И что я должен делать? – спросил Пино. – Спрятаться? Тогда мне лучше оставаться в «Каса Альпина», пока союзники не прогонят немцев.
Отец отрицательно покачал головой:
– Призывная комиссия уже начала искать тебя. Они знали, что ты там. Через несколько дней после твоего дня рождения кто-нибудь явится в «Каса Альпина» и заберет тебя.
– И что же я должен делать? – еще раз спросил Пино.
– Мы хотим, чтобы ты завербовался на военную службу, – сказал дядя Альберт. – Если ты завербуешься, мы сможем устроить тебя в такое место, где тебе не будет грозить опасность.
– В Сало?
Его отец и дядя переглянулись, потом отец ответил:
– Нет, у немцев.
В животе у Пино похолодело.
– Работать у нацистов? Носить свастику? Нет. Никогда.
– Пино, – начал отец. – Это…