Он начал думать о войне. В лагере он не слышал ни слова о развитии событий. Но за неделю, что он охранял вокзал, ему удалось узнать, что Пятая армия США генерал-лейтенанта Марка Кларка 5 июня освободила Рим. Но с тех пор союзники смогли продвинуться всего на пятнадцать километров в направлении Милана. Пино все еще предполагал, что война к октябрю закончится. Максимум к ноябрю. Около полуночи он зевнул и стал думать о том, что будет делать после войны. Вернется в школу? Уедет в Альпы? И когда он найдет девушку, которая?..
Включились сирены воздушной тревоги. Открыли огонь зенитные орудия. Падали бомбы, как сердитые жужжащие шмели, и обрушивались на Модену. Поначалу бомбы взрывались вдали. Потом одна взорвалась близ депо. Следующие три одна за другой упали на здание вокзала.
Пино увидел вспышку, а потом ударная волна подбросила его в воздух, скинула с платформы. Он упал на рельсы и тут же потерял сознание. Следующие взрывы вернули его в чувство, и он инстинктивно свернулся калачиком, когда вокруг него посыпались стекло и камни.
Когда налет закончился, Пино попытался встать; он ощущал запах дыма, видел пламя пожара. Голова у него кружилась, в ушах ревело, словно бушевал океан. Он все воспринимал обрывочно, как в сломанном калейдоскопе, пока не увидел тело Притони на путях. Парнишка из Генуи принял на себя всю мощь взрывной волны. А шрапнель снесла ему бóльшую часть головы.
Пино отполз в сторону, и его вырвало. В голове у него так стучало, что он боялся, как бы она не взорвалась. Он нашел свою винтовку, с трудом накинул ремень на плечо и забрался назад на платформу, но перед этим его еще раз вырвало. Шум в ушах усилился. Он видел убитых солдат, видел раненых, его одолевали головокружение и слабость, он чувствовал, что в любую секунду может потерять сознание. Пино вытянул руку, оперся о колонну, которая все еще поддерживала крышу вокзала.
Он вдруг почувствовал сильную, пронзительную боль в правой руке. И только в этот момент понял, что его указательный и средний пальцы правой руки почти оторваны. Они висели только на лоскутках кожи. Он видел кость указательного пальца. Из раны хлестала кровь.
Он во второй раз потерял сознание.
Пино увезли в полевой госпиталь, где немецкие хирурги пришили ему пальцы и провели курс лечения, необходимый при сотрясении мозга. Он оставался в госпитале девять дней.
Выписали его 6 августа, и Пино был признан временно негодным к военной службе и на десять дней отправлен домой для восстановления. Он возвращался в Милан в кузове попутного грузовика, развозящего газеты. День стоял дождливый, и настроение Пино ничуть не напоминало то, в котором он пребывал, покидая Альпы: счастливый, целеустремленный ребенок-мужчина. Слабость и разочарование овладели им.
Однако форма «Организации Тодта» имела свои преимущества. Она позволила ему без проблем преодолеть несколько пропускных пунктов, а вскоре он уже шел по улице своей любимой Сан-Бабилы. Он повстречал нескольких старых друзей своих родителей, которых не видел несколько лет, здоровался с ними. Они смотрели на его форму со свастикой на нарукавной повязке и вели себя так, словно не знали его или не хотели знать.
Пино находился ближе к «Продаже чемоданов Альбанезе», чем к дому, а потому сначала направился туда. Он прошел по тротуару Виа Монтенаполеоне, увидел немецкий штабной автомобиль – шестиприводный внедорожник «Даймлер-бенц Г4» – прямо перед дверью магазина. Капот машины был поднят. Водитель копался в моторе, шел дождь.
Немецкий офицер в шинели, наброшенной на плечи, вышел из магазина и что-то резко сказал по-немецки. Водитель вытянулся и кивнул. Офицер с отвращением посмотрел на водителя и вернулся в магазин.
Пино, которого всегда интересовали машины, подошел и спросил:
– Что случилось?
– Твое-то какое дело? – сказал водитель.
– Никакого, – ответил Пино. – Просто я немного разбираюсь в двигателях.
– А я вообще не разбираюсь, – признался водитель. – Не заводится он сегодня, а если заводится, то выхлоп идет в карбюратор. Холостой ход просто ужас, и передачи толком не включаются.
Пино задумался и, забыв о своей поврежденной руке, заглянул под капот. У машины был восьмицилиндровый двигатель. Он проверил свечи, провода высокого напряжения – они были подсоединены правильно. Проверил воздушный фильтр. Тот оказался грязным, и Пино прочистил его. Топливный фильтр также был загрязнен. Потом он осмотрел карбюратор и увидел, что головки винтов сверкают. Кто-то недавно делал регулировку.
Он взял отвертку у водителя, здоровой рукой довернул несколько винтов.
– Попробуй теперь.
Водитель сел в машину, включил стартер. Двигатель схватился, дал обратную вспышку с выбросом топлива в карбюраторе, из выхлопной трубы вылетело облачко черного дыма.
– Ну, видишь?
Пино кивнул, подумал, что бы сделал Альберто Аскари, и настроил карбюратор еще раз. Услышав, что дверь магазина его дяди снова открылась, сказал:
– Попробуй еще раз.
На сей раз двигатель заработал. Пино усмехнулся, положил инструмент и закрыл капот. Он выпрямился и увидел, что немецкий офицер стоит на тротуаре рядом с его дядей Альбертом и тетей Гретой. Шинель с плеч он скинул. По знакам различия Пино понял, что он в звании генерал-майора.
Тетушка Грета сказала что-то генералу по-немецки. Тот ответил.
– Пино, – сказала его тетушка, – генерал Лейерс хочет поговорить с тобой.
Пино проглотил комок в горле, обошел капот машины, поприветствовал генерала вялым «хайль Гитлер» и тут понял, что у него и генерала форма одного цвета и такие же повязки на рукаве.
– Он хочет увидеть твои документы, Пино, – сказала тетушка Грета. – И хочет знать твои функции в «Организации Тодта».
– Модена, – сказал Пино и, вытащив из кармана бумаги, предъявил их генералу.
Лейерс прочел их, потом что-то сказал по-немецки.
– Он хочет знать, можешь ли ты водить машину в твоем нынешнем состоянии, – сказала тетя Грета.
Пино поднял голову, пошевелил пальцами и сказал:
– Прекрасно могу, синьор.
Тетушка перевела. Генерал снова что-то сказал. Тетя Грета ответила.
Лейерс посмотрел на Пино и спросил:
– Вы говорите по-немецки?
– Немного, – ответил Пино. – Понимаю больше, чем могу сказать.
– Vous parlez français, Vorarbeiter?
– Oui, mon général. Très bien. Да, мой генерал, хорошо говорю по-французски.
– Тогда теперь вы мой водитель, – сказал генерал. – А этот парень идиот, который ничего не понимает в машинах. Вы уверены, что можете вести машину с такой рукой?
– Уверен, – ответил Пино.
– Тогда явитесь в «германский дом» – штаб вермахта – завтра в шесть сорок утра. Вы найдете там эту машину в гараже. Адрес я оставлю в бардачке. Приедете по этому адресу и заберете меня. Вам понятно?
Пино кивнул:
– Oui, mon général.
Генерал Лейерс холодно кивнул и, сев на заднее сиденье штабной машины, сказал что-то резкое. Водитель неприязненно посмотрел на Пино, и машина отъехала от тротуара.
– Пино, заходи! – воскликнул дядя Альберт. – Боже мой! Заходи внутрь!
– Что он сказал водителю? – спросил Пино у тетушки, заходя за ней в магазин.
– Он назвал его ослом, пригодным только для того, чтобы убирать сортиры.
Дядюшка запер дверь магазина, повесил табличку «Закрыто» и радостно потряс кулаком:
– Пино, ты понимаешь, что сделал?
– Нет, – ответил Пино. – Не очень.
– Это генерал-майор Ганс Лейерс! – сказал дядя Альберт восторженным голосом.
– Его официальная должность Generalbevollmächtigter für Reichsminister für Rüstung und Kriegsproduktion für Italien. Что в переводе означает «полномочный представитель рейхсминистра вооружений и военного производства в Италии», – сказала тетушка Грета.
Видя непонимание на лице Пино, она добавила:
– «Полномочный» означает «наделенный всей полнотой власти». Чиновники такого рода очень высокопоставленные, они обладают всей полнотой власти, которой наделены министры рейха, они уполномочены делать все необходимое в интересах германской военной машины.
– После фельдмаршала Кессельринга генерал Лейерс – самый влиятельный германский чин в Италии. Альберт Шпеер, гитлеровский министр вооружений и военного производства, назначил Лейерса своим полномочным представителем, таким образом, генерал всего в одном шаге от Гитлера! Все приказы Лейерса исполняются беспрекословно. Все, что нужно вермахту в Италии, немецкая армия получает трудами Лейерса: он заставляет нашу промышленность работать на Германию или просто берет то, что ему нужно. Здесь изготовляется стрелковое оружие, пушки, боеприпасы и бомбы. Все танки. И грузовики, – сказал дядя Альберт.
Он помолчал, обдумывая какую-то зародившуюся у него идею, а потом сказал:
– Бог ты мой, Пино, ведь Лейерс должен знать местонахождение всех противотанковых укреплений, дотов, минных полей и всех оборонительных сооружений между Миланом и Римом. Ведь он сам их построил! Конечно же. Ты не понимаешь, Пино? Теперь ты личный водитель влиятельного генерала. Ты будешь бывать всюду, где бывает Лейерс. Видеть то, что видит он. Слышать то, что слышит он. Ты будешь нашими ушами в верховном командовании вермахта!
Глава пятнадцатая
У Пино все еще голова кружилась от такого неожиданного и драматичного поворота судьбы, когда он поднялся ранним утром 8 августа 1944 года. Он погладил форму и позавтракал, пока его отец еще спал. Прихлебывая кофе и поедая тост, он вспомнил решение дяди Альберта: никто не должен знать о тайной роли, которую будет исполнять Пино при генерал-майоре Гансе Лейерсе.
– Не говори никому, – сказал дядя Альберт. – Ни отцу, ни матери, ни Миммо, ни Карлетто. Никому. Скажешь одному, тот скажет еще кому-нибудь, тот третьему, третий четвертому, и вскоре к тебе в дом ворвется гестапо и потащит в свои подвалы. Ты меня понял?