«Он идет к машине!»
Пино развернулся, чувствуя металлический привкус на языке, ему хотелось броситься бегом, но он заставил себя идти, подражая генералу, уверенным, целеустремленным шагом. Когда он выходил из северных ворот, один из охранников спросил у него что-то по-немецки. Но прежде чем Пино как-то прореагировал, их внимание переключилось на звук шаркающих ног – по туннелю следом за Пино двигались серые люди, а он словно возглавлял парад.
Он свернул за угол. Из средних ворот стадиона вышел Лейерс и направился к машине. Пино бросился бежать.
Их разделяли семьдесят пять метров, когда Лейерс вышел из двери, но в двенадцати шагах от машины Пино резко остановился перед генералом и выкинул руку в нацистском приветствии. Пытаясь смирить дыхание, он открыл дверь, ручеек пота катился по его по лбу, на переносицу.
Генерал Лейерс, вероятно, увидел это, потому что он остановился, перед тем как сесть, и внимательно оглядел Пино, на лбу которого появились новые ручейки пота.
– Я вам сказал ждать у машины, – сказал Лейерс.
– Oui, mon général, – выдохнул Пино. – Но мне потребовалось помочиться.
На лице генерала появилось брезгливое выражение. Он сел в машину. Пино закрыл за ним дверь, чувствуя себя так, будто принял паровую ванну. Он рукавами отер лицо и сел на водительское сиденье.
– Варенна, – сказал генерал Лейерс. – Знаете?
– Восточный берег восточного рукава озера, mon général, – сказал Пино и включил передачу.
На пути в Варенну их останавливали на четырех пропускных пунктах, но каждый раз, увидев Лейерса на заднем сиденье, часовой немедленно пропускал машину. Генерал приказал Пино остановиться у небольшого кафе в Лекко, купить эспрессо и печенье – генерал пил кофе и ел на ходу.
Близ Варенны генерал Лейерс дал указание ехать по дороге из города в предгорья Южных Альп. Дорога быстро перешла в двухполосную, ведущую на огороженное пастбище. Лейерс приказал Пино въехать в ворота и дальше – по полю.
– Вы уверены, что машина не застрянет? – спросил Пино.
Генерал посмотрел на него как на идиота:
– Это трехосная полноприводная машина. Она проедет там, где я прикажу.
Пино включил пониженную передачу, они проехали в ворота и с удивительной легкостью двинулись, как небольшой танк, по неровному полю. Генерал Лейерс приказал ему остановиться в дальнем конце поля у шести пустых грузовиков и двух охраняющих их солдат «ОТ».
Пино остановился и заглушил двигатель.
Прежде чем он вышел, генерал спросил:
– Вы можете делать записи?
– Oui, mon général.
Лейерс порылся в саквояже, вытащил блокнот и ручку, потом извлек цепочку с ключом из-под мундира и закрыл саквояж.
– За мной, – сказал он. – Будете записывать то, что я говорю.
Пино взял блокнот и ручку, вышел из машины, открыл заднюю дверь, и Лейерс, выйдя, резвым шагом направился мимо грузовиков к тропинке, которая вела в лес.
Время близилось к одиннадцати часам. На жаре трещали кузнечики. Воздух в лесу, напоенный запахом трав, напомнил Пино о травянистом холме, где они с Карлетто спали во время бомбардировок Милана. Тропинка круто пошла вниз, вся в кочках, изборожденная выступающими из земли корнями деревьев.
Несколько минут спустя они вышли из леса на железнодорожные пути, уходившие в туннель. Генерал Лейерс направился туда. И только теперь Пино услышал звук ударов стали о породу. В туннеле сотни молотков долбили камень.
Часовые у входа вытянулись в струнку и выкинули руки в нацистском приветствии. Пино шел за генералом, чувствуя на себе их взгляды. В туннеле было сумеречно и становилось все темнее, по мере того как они удалились от входа. С каждым шагом стук молотков становился все ближе и невыносимее для ушей.
Генерал остановился, вытащил из кармана ватные шарики. Один он протянул Пино, показав, что его нужно разделить пополам и заткнуть уши. Пино заткнул уши ватными шариками, и это оказалось действенной мерой, однако, если бы генерал стал кричать рядом с ним, он услышал бы.
Туннель делал поворот, за которым в свете ярких электрических лампочек, свисающих с потолка, они увидели силуэты множества серых людей, работающих кирками и кувалдами по обе стороны туннеля. Здесь стоял невыносимый грохот. Глыбы скальной породы поддавались ударам и падали к ногам людей. Другие люди подбирали эти куски и бросали в тележки на путях.
Это настоящий ад, подумал Пино, ему хотелось бежать отсюда. Но генерал Лейерс, не останавливаясь, прошел дальше, он задержался возле часового «ОТ», который протянул ему фонарик. Генерал повел лучом по стенам. Серые люди кое-где углубились в стену на метр; по прикидке Пино, в их задачу входила вырубка пространства высотой два с половиной метра и протяженностью двадцать четыре метра.
Они прошли дальше. Через пятнадцать метров в стенах уже были прорублены углубления досточного размера, глубиной около четырех с половиной метров. По сторонам путей стояли большие деревянные ящики. В нескольких открытых он увидел боеприпасы.
Генерал Лейерс осмотрел образцы в каждом ящике, потом спросил что-то у сержанта по-немецки. Сержант протянул генералу пачку документов. Лейерс просмотрел несколько страниц, потом взглянул на Пино.
– Пишите, форарбайтер, – приказал он. – Калибр семь запятая девять два на пятьдесят семь миллиметров под маузер: шесть запятая четыре миллиона патронов готовы к отправке на юг.
Пино записал, посмотрел на генерала.
– Девять на девятнадцать миллиметров парабеллум, – сказал Лейерс. – Двести двадцать пять тысяч патронов для войск СС, Милан. Четыреста тысяч для Модены, на юг. Двести пятьдесят тысяч для СС, в Геную.
Пино писал так быстро, как только мог, но едва успевал за генералом. Когда он снова посмотрел на Лейерса, тот сказал:
– Прочтите, что написали.
Пино прочел, и Лейерс коротко кивнул. Он пошел дальше, на ходу глядя на маркировку на ящиках и выкрикивая цифры и приказы.
– Panzerfaust, – сказал Лейерс. – Шесть…
– Простите, mon général, – сказал Пино. – Я не знаю этого слова – Panzer…
– Стомиллиметровый гранатомет, – нетерпеливо сказал Лейерс. – Семьдесят пять ящиков на Готскую линию[17] по распоряжению фельдмаршала Кессельринга. Восьмидесятивосьмимиллиметровые бронебойные. Сорок пусковых установок и тысяча ракет на Готскую линию, также по приказу Кессельринга.
Так продолжалось еще двадцать минут, генерал выкрикивал приказы и пункты назначения для всего – от автоматических винтовок до девяносто восьмого маузера, стандартного вооружения вермахта, или дальнобойных противотанковых ружей и мощных патронов для них размером двадцать на сто тридцать восемь миллиметров.
Из дальнего конца туннеля появился офицер, отсалютовал и заговорил с Лейерсом, который развернулся и двинулся в обратном направлении. Офицер – полковник – чуть не бежал, чтобы не отстать от генерала, продолжая что-то четко говорить. Пино шел немного позади.
Наконец полковник замолчал. Генерал Лейерс слегка опустил голову, повернулся с военной четкостью и принялся отчитывать полковника. Тот попытался было ответить, но Лейерс закончил тираду. Полковник сделал шаг назад. Это, казалось, еще сильнее разозлило Лейерса.
Он оглянулся, увидел Пино и нахмурился.
– Вы, форарбайтер, ждите меня у груды камней, – сказал он.
Пино опустил голову и поспешил мимо них, слыша у себя за спиной громкий голос генерала. Грохот от ударов кувалд о камень впереди вызвал у него желание подождать генерала здесь. Но не успела эта мысль прийти ему в голову, как звук прекратился, он услышал звон падающих на землю инструментов. Когда он дошел до места, где велись работы, люди с кайлами и лопатами сидели, прислонившись спинами к стене, многие уронили головы на руки. Другие смотрели пустыми глазами в потолок туннеля.
Пино никогда прежде не видел таких людей. Смотреть на них было невыносимо: как они сидели, как они проводили языком по горящим от жажды губам. Он огляделся. У стены стоял большой бидон с водой, а рядом с ним ведерко с черпаком.
Никто из охранников, стороживших этих рабов, не пошевелился, чтобы предложить им воды. Кто бы они ни были, чем бы они ни заслужили такого отношения, но в воде им нельзя было отказывать, подумал Пино, чувствуя, как гнев нарастает в нем. Он подошел к бидону, наклонил его, наполнил ведро.
Один из охранников стал возражать, но Пино сказал: «Генерал Лейерс», и все возражения стихли.
Он подошел к ближайшему из серых людей. Щеки у человека настолько впали, что лицо было похоже на череп, обтянутый кожей. Но он откинул голову, открыл рот, и Пино стал лить воду прямо ему в горло. Напоив одного, Пино перешел к другому, потом к следующему.
Большинство вообще не смотрели на него. Пино набрал еще воды, и тут седьмой человек, глядя на пол у себя под ногами, пробормотал проклятия на итальянском, обращенные к Пино.
– Я итальянец, идиот, – сказал Пино. – Ты будешь пить или нет?
Человек посмотрел на него, и только тут Пино увидел, как он молод. Они, вероятно, были ровесниками, хотя жизнь искалечила и состарила его так, что Пино и вообразить не мог.
– Говоришь ты как миланец, но на тебе нацистская форма, – прохрипел человек.
– Все не так просто, – сказал Пино. – Выпей воды.
Он отпил глоток с той же жадностью, что остальные.
– Кто ты? – спросил Пино, когда тот напился. – Кто все остальные?
Человек посмотрел на Пино, словно на таракана.
– Меня зовут Антонио, – сказал человек. – И мы – рабы. Все до одного.
Глава шестнадцатая
«Рабы?» – подумал Пино, чувствуя одновременно отвращение и сострадание.
– Как вы попали сюда? – спросил он. – Вы евреи?
– Тут есть и евреи, но не я, – сказал Антонио. – Я был в Сопротивлении. Сражался в Турине. Нацисты поймали меня, приговорили вот к этому, а не к расстрелу. Другие тут поляки, русские, французы, бельгийцы, норвежцы и датчане. Буквы у них на груди говорят о том, откуда они. Во всех странах, куда вторгаются нацисты, они забирают сильных мужчин и превращают их в рабов. Они называют это «принудительный труд» или еще как-то, но, как ни называй, это рабство, и ничто другое. Как, по-твоему, нацистам удалось столько всего построить за такое короткое время? Все береговые укрепления во Франции? Все эти оборонительные сооружения на юге? У Гитлера целая армия рабов, так фараоны строили пирамиды в Египте, а он… Господи Исусе, он настоящий фараоновский надсмотрщик.