– Ганс Юрген. Ему почти семнадцать. Умный. Изобретательный, как вы.
Пино не знал, как ему реагировать, а потому спросил:
– А ваш племянник?
После паузы Лейерс вздохнул и ответил:
– Вильгельм. Вилли – так мы его называли. Сын моей сестры. Он служил у фельдмаршала Роммеля. Погиб в Эль-Аламейне. – Генерал помолчал. – По какой-то причине его мать винит меня в гибели единственного сына.
Пино услышал боль в голосе Лейерса и сказал:
– Очень жаль, mon général. Но ваш племянник служил у Роммеля, у «Лиса пустыни».
– Вилли был решительным молодым человеком, – согласился генерал сипловатым голосом и снова глотнул из бутылки. – Он был командиром, который не боялся опасностей. И это стоило ему жизни в двадцать восемь лет в сердце кишащей блохами египетской пустыни.
– Вилли был танкистом?
Лейерс откашлялся и сказал:
– В Седьмой танковой.
– Дивизия-призрак.
Генерал Лейерс наклонил голову:
– Откуда вы это знаете?
Из передач Би-би-си, подумал Пино, но решил, что говорить об этом не стоит, а потому ответил:
– Я читал все газеты. И видел киножурнал.
– Чтение газет – редкое занятие для человека ваших лет, – сказал Лейерс. – Но Ганс Юрген и Вилли читали все время, в особенности спортивный раздел. Мы вместе ходили на спортивные зрелища. Мы с Вилли видели Джесси Оуэнса на берлинской Олимпиаде. Фантастика. Как сердился фюрер, когда чернокожий победил наших лучших из лучших. Но Джесси Оуэнс! Этот негр был гением бега. Вилли все время повторял это. И он был прав.
Генерал замолчал, погрузившись в воспоминания, размышляя, скорбя.
– А у вас есть другие дети? – спросил Пино.
– Младшая дочь. Ингрид, – сказал генерал, оживляясь.
– И где они, Ганс Юрген и Ингрид?
– В Берлине. С моей женой Ханнелизе.
Пино кивнул и сосредоточился на дороге, а генерал продолжал прикладываться к бутылке, делая небольшие, но регулярные глотки.
– Долли – старый друг, – сообщил генерал немного спустя. – Я ее давно знаю, форарбайтер. Она мне очень нравится. Я многим ей обязан. Я забочусь о ней. И всегда буду заботиться. Но такие мужчины, как я, не оставляют жен, чтобы жениться на таких, как Долли. Это как если бы старый козел пытался посадить в клетку тигрицу в расцвете сил.
Он рассмеялся восторженно, хотя и не без горечи, опять отхлебнул виски.
Пино был потрясен тем, что Лейерс так разоткровенничался с ним после семи недель холодной замкнутости и при таком различии в положении и возрасте. Но ему хотелось, чтобы генерал продолжал говорить. Кто знает, что он еще может сказать?
Лейерс замолчал, снова пригубил виски.
– Mon général, – сказал наконец Пино, – позвольте спросить?
Лейерс, едва ворочая языком, сказал:
– О чем?
Пино притормозил на перекрестке, поморщился, когда услышал звук обратного выхлопа, и спросил:
– Вы и в самом деле работаете на Адольфа Гитлера?
Лейерс молчал, казалось, целую вечность. Потом ответил, слегка неразборчиво:
– Я много-много раз сидел по левую руку от фюрера, форарбайтер. Люди говорят, что между нами связь, потому что наши отцы работали таможенными инспекторами. Это верно. Но я человек, который делает дело и на которого можно положиться. А Гитлер уважает таких людей. Он уважает, но…
Пино посмотрел в зеркало – генерал сделал еще глоток.
– Но?.. – спросил Пино.
– Но хорошо, что я в Италии. Если находиться слишком близко к таким людям, как Гитлер, то в один прекрасный день ты сгоришь. Поэтому я сохраняю дистанцию. Делаю мое дело. Я заслужил его уважение, и ничего более. Вы понимаете?
– Oui, mon général.
Прошло четыре или пять минут, прежде чем генерал Лейерс отхлебнул еще виски и сказал:
– Я по профессии инженер, форарбайтер. Я защитил диссертацию. С самого начала, будучи еще совсем молодым человеком, я работал на правительство в сфере вооружений, распределял контракты. На многие миллионы марок. Я научился вести переговоры с большими людьми, промышленниками вроде Флика и Круппа. А потому люди вроде Флика и Круппа в долгу передо мной.
Лейерс помолчал, потом добавил:
– Я дам вам совет, форарбайтер. Совет, который может изменить вашу жизнь.
– Oui, mon général?
– Оказывайте услуги, – сказал Лейерс. – Это чудесным образом поможет вам в жизни. Когда вы оказываете людям услуги, когда заботитесь о других, чтобы они могли процветать, они остаются в долгу перед вами. С каждой услугой вы становитесь сильнее, получаете бóльшую поддержку. Это закон природы.
– Правда? – сказал Пино.
– Правда, – сказал Лейерс. – Если будете следовать моему совету, все в вашей жизни будет хорошо, потому что, когда вам понадобится услуга, она вам будет предоставлена и спасет вас. Меня это спасало не раз.
– Я запомню ваши слова.
– Вы умный парень, точно как Ганс Юрген, – сказал генерал и рассмеялся. – Такая простая, простая вещь – оказывать услуги, но благодаря этому я неплохо жил до Гитлера, я хорошо жил при Гитлере, а теперь буду хорошо жить, когда Гитлера не станет.
Пино посмотрел в зеркало и увидел темный силуэт Лейерса, делающего очередной глоток из бутылки.
– Хотите еще один, последний совет от человека, который старше своих лет?
– Oui, mon général?
– Никогда не нужно стремиться к роли абсолютного лидера в игре, которая называется жизнь, лезть вперед, пытаться стать человеком, на которого все хотят быть похожими, – сказал Лейерс. – Вот тут мой бедный Вилли и совершил ошибку. Он вылез вперед, прямо на свет. Понимаете, форарбайтер, в этой игре всегда предпочтительнее оставаться в тени, даже в темноте, если необходимо. В этом случае вы верховодите, но вас никто никогда не видит. Вы как… призрак из оперы. Вы как…
Бутылка с виски упала на пол. Генерал вполголоса выругался. Еще несколько секунд – и он, обняв свой саквояж, словно подушку, начал сопеть, хрипеть, храпеть и пускать ветры.
К дому Долли они подъехали около полуночи. Пино оставил пребывавшего в бессознательном состоянии генерала в «даймлере», но двигатель не стал заглушать, опасаясь, что он может не завестись. Пино побежал через холл, мимо пустого стула старухи и вверх по лестнице к квартире Долли. Анна открыла дверь, только когда он постучал в третий раз.
Она готовилась ко сну, была облачена в халат и ночную рубашку и выглядела усталой и красивой.
– Мне нужна Долли, – сказал Пино.
– Что случилось? – спросила Долли, выйдя в коридор в черном с золотом халате.
– Генерал, – сказал Пино. – Он слишком много…
– Слишком много выпил? – раздался голос генерала Лейерса через открытую дверь – он стоял там с саквояжем в руке. – Ерунда, форарбайтер. Я выпью еще, и вы тоже. Ты присоединишься к нам, Долли?
Пино уставился на Лейерса, словно это был Лазарь, восставший из гроба. Проходя мимо Пино, генерал дыхнул на него жутким перегаром, глаза у него припухли, но слова он теперь не глотал и шел совершенно твердо.
– Что мы празднуем, Ганс? – оживилась Долли.
Анна рассказывала Пино, что Долли всегда готова выпить.
– Голубую луну, – сказал генерал, ставя саквояж на пол. Он страстно поцеловал Долли, потом положил руку на ее плечо и посмотрел на Пино. – И еще то, что форарбайтер Лелла спас мне жизнь, а это стоит выпивки!
Он повел Долли в гостиную.
Анна с недоуменной улыбкой посмотрела на Пино:
– Это правда?
– Я спасал себя, – прошептал Пино. – А он как бы примазался.
– Форарбайтер! – закричал Лейерс из комнаты. – Выпьем! И красавица Анна тоже!
Когда они вошли в комнату, генерал, сияя, протянул им большие стаканы с виски. Долли уже отпивала из своего. Пино не понимал, каким образом генерал еще держится на ногах, но Лейерс сделал большой глоток спиртного и начал шаг за шагом рассказывать о том, что он назвал «Неповторимая дуэль в ночь голубой луны между коварным летчиком в „спитфайере“ и отважным форарбайтером в „даймлере“».
Долли и Анна слушали в напряженном ожидании, а Лейерс перешел к рассказу о последнем возвращении «спитфайера», о том, как Пино нажал на тормоза и крикнул ему, чтобы он бежал. А потом заработал пулемет, который почти уничтожил «даймлер».
Закончив рассказывать, генерал Лейерс поднял стакан и сказал:
– За форарбайтера Леллу, которому я теперь должен одну, а то и две услуги.
Долли и Анна захлопали. Пино раскраснелся, оказавшись в центре внимания, но все же поднял стакан и сказал:
– Спасибо, генерал.
Кто-то принялся громко стучать в дверь квартиры. Анна поставила стакан и пошла в коридор. Пино отправился за ней.
Анна открыла дверь, и они увидели старуху-консьержку в халате, со свечным фонарем в руке.
– Ваши соседи не могут уснуть, что вы тут устроили! – гневно сказала она, подмигивая за стеклами очков. – Там на улице грузовик или что-то такое стреляет выхлопом, а вы пьете среди ночи!
– Я забыл, – сказал Пино. – Сейчас спущусь и заглушу двигатель.
В коридоре появились Долли и Лейерс.
– Что тут происходит? – спросила Долли.
Анна объяснила, и Долли сказала:
– Мы все отправляемся спать, синьора Пластино. Извините за беспокойство.
Старуха хмыкнула и, все еще негодуя и высоко держа фонарь, нащупывая путь по лестнице, потащила за собой грязный подол своего халата. Пино пошел следом на безопасном расстоянии.
Он заглушил двигатель, поднялся в квартиру Долли и, когда она с совершенно пьяным генералом ушла в спальню, наконец остался в кухне один на один с Анной.
Она разогрела сосиски, брокколи и какое-то чесночное блюдо, налила ему и себе по бокалу вина, потом села против него и стала спрашивать про истребитель, про то, что чувствовал Пино, когда в него стреляли, пытались его убить.
– Было страшно. – Он замолчал на секунду, пережевывая еду, и продолжал: – Но еще сильнее я испугался потом, когда начал думать о том, что случилось. Все произошло так быстро, понимаешь?
– Нет, не понимаю и не хочу понимать. Я не люблю пулеметы.