– Найду вам одно, другое и третье, – сказал Пино, и капрал щегольски отсалютовал ему.
Пино рассмеялся, посмотрел на майора, изучая его униформу:
– Снимите мундир, чтобы не бросался в глаза.
Кнебель послушался и последовал за Пино из отеля в футболке, форменных брюках и ботинках. У телефонной станции охрана из партизан встала на их пути, но стоило Пино показать им бумагу, которую ему дали предыдущим вечером, и сказать, что Кнебель собирается написать блестящую историю о Миланском восстании для американцев, как его впустили. Пино устроил Кнебеля в комнате со столом и телефоном. Майор, получив соединение, прикрыл микрофон ладонью и сказал:
– Мы на вас рассчитываем, Пино.
– Да, сэр, – сказал Пино и попытался отдать честь так, как это сделал капрал Далойа.
– Почти, – со смехом сказал Кнебель. – А теперь устройте нам такую вечеринку, чтобы мы ее запомнили.
Пино, зарядившись энергией, вышел из здания станции и направился к Корсо Буэнос-Айрес и Пьяццале Лорето, пытаясь понять, где ему найти все, о чем просил Кнебель, за восемь с половиной часов. Ему навстречу шла женщина лет двадцати с небольшим, без обручального кольца, с обеспокоенным выражением лица.
Пино, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, спросил:
– Синьорина, per favore, вы не хотите прийти на вечеринку сегодня?
– На вечеринку? Сегодня? С вами? – Она издевательски хмыкнула. – Нет.
– Будет музыка, вино, еда и богатые американские солдаты.
Она откинула волосы с лица и сказала:
– В Милане еще нет американских солдат.
– Уже есть. А будет еще больше в отеле «Диана», в танцевальном зале, сегодня в девять. Придете?
Она помедлила, потом спросила:
– Не обманываете?
– Клянусь моей матерью.
– Тогда подумаю. Отель «Диана»?
– Он самый. Наденьте вечернее платье.
– Я подумаю, – снисходительно сказала она и пошла дальше.
Пино усмехнулся. Она придет. Он почти не сомневался.
Он пошел дальше, а когда ему попалась еще одна привлекательная девушка, он и ей сказала то же самое и получил приблизительно такой же ответ. Третья девушка реагировала иначе. Она хотела отправиться на вечеринку немедленно, а когда он сказал, что будут богатые американцы, пообещала, что приведет четырех подружек.
Пино от возбуждения не заметил, как дошел до угла Пьяццале Лорето, до магазина «Фрукты-овощи» Белтрамини. Дверь была открыта. Он увидел чей-то силуэт внутри.
– Карлетто, это ты?
Старый друг Пино хотел захлопнуть дверь, но Пино сунул плечо в проем и не дал Карлетто этого сделать. Меньший ростом Карлетто упал на спину.
– Убирайся из моего магазина! – прокричал Карлетто, отползая назад. – Предатель. Нацист!
Его друг сильно потерял в весе, Пино увидел это, как только закрыл за собой дверь.
– Я не нацист и не предатель.
– Я видел свастику! И папа видел! – брызгал слюной Карлетто, показывая на левую руку Пино. – Вон там. Так с каких это радостей ты перестал быть нацистом?
– Эта повязка позволяла мне делать то, что я делал, – ответил Пино и рассказал Карлетто все.
Он видел – его старый друг поначалу не поверил ему, но когда Карлетто услышал имя Лейерса и понял: Пино в течение этого времени сообщал партизанам все, что узнавал благодаря близости к генералу, – его отношение к другу изменилось.
– Они могли убить тебя, если бы узнали, – сказал Карлетто.
– Да.
– И ты все равно делал это, – сказал он, качая головой. – Вот в чем разница между тобой и мной. Ты рискуешь и действуешь, а я… я смотрю и боюсь.
– Больше бояться нечего, – сказал Пино. – Война закончилась.
– Правда?
– Как твоя мама?
Карлетто склонил голову:
– Она умерла. В январе. Во время холодов. Я никак не мог ее согреть, потому что у нас не было ни топлива, ни продуктов на продажу. Она кашляла, кашляла и умерла.
– Какое горе, – сказал Пино, чувствуя комок в горле. – Доброта была свойственна ей так же, как шутливость твоему отцу. Жаль, что меня не было рядом и я не мог помочь тебе похоронить их.
– Ты был там, где тебе и положено быть, как и я, – сказал Карлетто с таким подавленным видом, что Пино захотелось его приободрить.
– Ты все еще играешь на ударнике?
– Давно не играл.
– Но инструмент у тебя остался?
– В подвале.
– А ты знаешь еще каких-нибудь музыкантов поблизости?
– А что?
– Сделай одолжение, скажи.
– Да, думаю, знаю. Если они, конечно, живы.
– Хорошо, пойдем.
– Что? Куда?
– Ко мне домой, чтобы ты поел что-нибудь, – ответил Пино. – А потом мы возьмем вина, еды, пригласим девушек. А когда у нас будет всего достаточно, мы устроим вечеринку по поводу окончания войны.
Глава двадцать девятая
К 21:00 второго дня всеобщего Миланского восстания Пино и Карлетто доставили шесть ящиков вина и двадцать литров пива домашнего производства из запасов дяди Альберта в отель «Диана». Отец Пино добавил две полные бутылки граппы. А Карлетто нашел три неоткрытые бутылки виски, которые несколько лет назад кто-то подарил его отцу.
Капрал Далойа тем временем обнаружил разобранную сцену в подвале отеля и приказал солдатам собрать ее в дальнем углу танцевального зала. В задней части сцены установили ударник Карлетто. Он постукивал по басовому барабану, настраивал тарелки, а тем временем налаживали свои инструменты трубач, кларнетист, саксофонист и тромбонист.
Пино сел за пианино, которое американцы водрузили на сцену, и нервно постукивал по клавишам. Он почти год не садился за инструмент. Но потом расслабился, сыграл несколько аккордов и остановился. Этого было достаточно.
Собравшиеся начали улюлюкать и кричать. Пино театрально приложил руку ко лбу, посмотрел на двадцать американских солдат, взвод новозеландцев, восемь журналистов и итальянских девушек числом не менее тридцати.
– Тост! – прокричал майор Кнебель и запрыгнул на сцену с бокалом вина в руке, немного вина пролилось, но он и внимания не обратил, поднял бокал: – За окончание войны!
Собравшиеся взревели. Капрал Далойа вскочил на сцену к майору и закричал:
– За конец убийц-диктаторов, их чумных черных челок и поганеньких тонких усиков!
Солдаты покатывались со смеху и одобрительно кричали.
Пино тоже смеялся, но ему удалось перевести тост для женщин, которые тоже одобрительно закричали и подняли бокалы. Карлетто выпил вино одним большим глотком, а потом причмокнул губами, и на его лице осталась широкая улыбка. Ударив барабанными палочками, Карлетто прокричал:
– Давай на всю катушку, Пино!
Руки Пино на миг зависли над инструментом, а потом пальцы побежали по клавишам. Он начал с высоких нот, затем перешел на низкие в энергичном ритме, скоро перетекшем в одну из тех мелодий, что он осваивал до начала бомбежек.
На этот раз он играл вариацию «Буги-вуги Пайнтопа»[29], чисто танцевальную музыку.
Собравшиеся впали в неистовство, а когда Карлетто взялся за щетки и тарелки и к ним присоединилась труба, неистовство еще усилилось. Солдаты принялись расхватывать итальянок, увлекая их в свинг, разговаривая движениями рук и ног, тряской бедер, поворотами. Другие солдаты окружали танцующих, нервно поглядывали на женщин или стояли на месте с бокалом в одной руке, помахивая другой и отбивая ритм поднятым указательным пальцем, их бедра покачивались, плечи подергивались в такт с мелодией Пино. Время от времени кто-нибудь из них вскрикивал просто от пьяного куража.
Кларнетист заиграл соло. Вступил саксофонист, а за ним тромбонист. Потом музыка стихла, раздались хлопки и требования играть еще. Вперед вышел трубач и поразил публику началом песни «Горнист играет буги-вуги».
Многие солдаты знали слова наизусть, и танец дошел до исступления, другие солдаты тем временем пили, орали, свистели, танцевали и снова пили, впадали в раж просто потому, что дали себе наконец расслабиться. Когда Пино вывел песню к финалу, потеющая толпа танцоров принялась одобрительно кричать и топать ногами.
– Еще! – кричали они. – Повторить!
Пино был мокрый от пота, но он чувствовал себя счастливым, как никогда. Ему только не хватало Анны. Она ни разу не видела Пино за роялем. Наверно, в обморок бы упала. Он рассмеялся при этой мысли, потом подумал о Миммо. Где он? Все еще сражается с нацистами?
Пино чувствовал себя немного виноватым: он тут празднует, а его младший брат воюет, но потом он посмотрел на Карлетто, который щедрой рукой наливал себе вино с идиотской улыбкой на лице.
– Ну, Пино, дадим им, что они хотят, – сказал Карлетто.
– А как же! – прокричал Пино толпе. – Но пианисту нужно выпить! Граппы!
Кто-то поспешил принести ему стакан. Пино осушил его и кивнул Карлетто, который застучал палочками. И они снова пустились во все тяжкие, раскачивая буги-вуги во все стороны, вставляя туда мелодии, которые Пино когда-то слышал или разучивал. «Стомп 1280». «Стомп буги-вуги». «Биг-бед буги-вуги».
Толпа неистовствовала. Пино еще никогда не получал такого удовольствия, и ему вдруг стало понятно, почему родители с такой радостью приглашали музыкантов на вечеринки.
Когда они остановились, чтобы передохнуть, около одиннадцати часов, майор Кнебель подошел к нему и сказал:
– Блестяще, солдат. Просто блестяще!
– Вам нравится? – улыбаясь, спросил Пино.
– Лучшей вечеринки у меня в жизни не было, и она еще только начинается. Одна из твоих девиц живет поблизости, и она клянется, что у ее отца полон подвал выпивки.
Пино заметил, что несколько пар покинули танцевальный зал и, держась за руки, направились наверх. Он улыбнулся и пошел налить себе вина с водой.
Подошел Карлетто, положил Пино руку на плечо и сказал:
– Спасибо, что оторвал меня от моих будней сегодня.
– А для чего еще существуют друзья?
– Друзья навсегда?