Пино спал и видел Анну живой. Она в его снах по-прежнему смеялась, как смеялась наяву, и целовала его, как целовала наяву. Он чувствовал ее запах, и она искоса удивленно посматривала на него, отчего у Пино всегда возникало желание обнять ее, прижать к себе…
Кто-то тряс его за плечо, и Пино проснулся в своей спальне. Сквозь окно лился солнечный свет. У его кровати стояли отец и дядя. Пино посмотрел на них как на незнакомых людей.
– Уже десять, – сказал дядя Альберт. – Ты проспал почти четырнадцать часов.
Кошмар предыдущего дня мигом вернулся к нему. Пино так долго пробыл во снах с живой Анной, что чуть снова не разрыдался.
– Я знаю, тебе нелегко, – сказал Микеле. – Но нам нужна твоя помощь.
Дядя Альберт кивнул:
– Мы должны поискать тело Марио на «Чимитеро монументале»[32].
Пино все еще хотелось накрыться с головой одеялом и искать Анну в своих снах, но он сказал:
– Я оставил его в саду около Порта Венеция. Я убежал оттуда.
Дядя Альберт сказал:
– Когда ты уснул вчера, я ходил туда. Мне сказали, что тело перенесли на кладбище, и мы можем найти его там среди других тел, найденных на улице за последние дни.
– Так что вставай, – сказал Микеле. – Втроем мы найдем Марио быстрее, чем вдвоем. Мы обязаны сделать это ради его матери.
– Меня узнают, – сказал Пино.
– Со мной тебе ничто не грозит, – сказал дядя Альберт.
Пино понял, что ему от них не отделаться.
– Дайте мне минуту. Я сейчас.
Они оставили его, он сел, чувствуя удары молота в голове и огромную, безмерную пустоту в сердце. Его мозг искал воспоминания об Анне, но он заставил себя прекратить эти поиски. Он не мог думать о ней, потому что в этом случае он должен был лежать и предаваться скорби.
Пино оделся и вышел в гостиную.
– Ты не хочешь поесть перед уходом? – спросил отец.
– Не хочу, – ответил Пино, он слышал, какой у него безжизненный голос, но ему было все равно.
– Воды, по крайней мере, выпей.
– Не хочу! – закричал Пино. – Ты оглох, старик?
Микеле отступил от него:
– Хорошо, Пино. Я только хочу тебе помочь.
Он уставился на отца – он не хотел и был не в силах рассказывать ему об Анне.
– Я знаю, папа, – сказал он. – Извини. Идем искать Марио.
В одиннадцать утра на улицах уже стояла удушающая жара и было почти полное безветрие. Они сначала шли пешком, потом сели на один из редких трамваев, потом их подвез друг дяди Альберта, сумевший раздобыть бензин.
В памяти Пино почти ничего не осталось от этой поездки. Милан, Италия, весь одичавший мир перестал для него существовать, порвалась связующая нить дней. Он смотрел на израненный город, словно издалека, он был чужим для этой бурлящей жизни, которая начала возвращаться в город после ухода немцев.
Они вышли из машины на площади перед кладбищем. Пино казалось, что он снова видит сон, который вот-вот обернется кошмаром. Они пошли к Фамедио, восьмиугольной часовне на «Чимитеро монументале», и к длинным арочным открытым колоннадам, отходившим от часовни вправо и влево.
Скорбный плач доносился из-за колоннад, потом вдалеке прозвучали выстрелы, а за ними раздался низкий, рокочущий звук взрыва. Пино было все равно. Упади на них бомба, он бы только порадовался этому. Он обнял бы ее и ударил по взрывателю молотком.
Они услышали гудок грузовика-самосвала. Дядя Альберт оттащил Пино в сторону, и тот посмотрел вслед машине мутным взглядом. Этот грузовик ничем не отличался от всех других, пока он не оказался с наветренной стороны от них и они не ощутили запах смерти. В кузове, словно дрова, были свалены убитые, посиневшие, распухшие тела, одетые и обнаженные, мужчины, женщины и дети. Пино согнулся пополам, его вырвало.
Микеле погладил его по спине:
– Что делать, Пино. Такая жара. Я на всякий случай взял носовые платки и камфору.
Самосвал развернулся на сто восемьдесят градусов и сдал назад к нижним аркам западной колоннады. Кузов начал подниматься. Сотня или больше трупов вывалились на клумбу и щебень.
Пино в ужасе стоял и смотрел. Неужели и Анна здесь? Среди этих тел?
Он услышал, как один из водителей сказал, что привезут еще несколько сотен убитых.
Дядя Альберт потянул Пино за рукав.
– Уйдем отсюда пока, – сказал он.
Пино, как послушная собака, последовал за ним в часовню.
– Вы ищете кого-то из близких? – спросил человек, стоящий за дверями.
– Сына моей родственницы, – сказал Микеле. – Его ошибочно приняли за фашиста и…
– Я вам сочувствую, но меня не интересует, как умер ваш родственник, – сказал человек. – Я хочу, чтобы тело опознали и забрали. Здесь возникает чрезвычайно серьезная угроза для жителей. У вас есть маски?
– Платки и камфора, – сказал Микеле.
– Сгодится.
– Тела лежат в каком-то порядке? – спросил дядя Альберт.
– В том порядке, в каком их привозили, и там, где мы нашли для них место. Вам придется искать. Вы знаете, как он был одет?
– В форму Итальянских ВВС, – сказал Микеле.
– Тогда вы его найдете. Идите по той лестнице. Начните с нижней восточной колоннады и двигайтесь к прямоугольным проходам у главной галереи.
Они не успели его поблагодарить, а он уже объяснял следующей скорбящей семье, как найти родственника. Микеле вытащил носовые платки и камфорные шарики из пакетика. Положил шарик в центр платка и связал концы, получилось что-то вроде мешочка, потом показал, как прижимать мешочек к губам и рту.
– Я научился этому на первой Великой войне, – сказал он.
Пино взял мешочек, уставился на него.
– Мы осмотрим нижние галереи, – сказал дядя Альберт. – А ты, Пино, начинай здесь.
Голова у Пино плохо соображала, но он открыл боковую дверь в восточной стороне часовни, а потом поднялся на верхний этаж колоннады. Параллельные открытые арки галереи тянулись метров на девяносто до восьмиугольной башни, в которой встречались три прохода.
В любой другой день эти галереи были бы почти пусты, если не считать статуй давно забытых государственных деятелей и ломбардской аристократии. Но сейчас колоннада и галереи за ней во всю свою длину представляли собой колоссальный морг, который теперь, после ухода немцев, принимал не менее пятисот трупов в день. Мертвые тела лежали по обе стороны открытых галерей, ногами к стене, а головами к метровому проходу между ними.
По галереям мертвых в этот день бродило много миланцев. Старухи в траурных одеждах прижимали черные кружевные шали к носу и губам. Мужчины помоложе вели жен, дочерей и сыновей, чьи плечи сотрясались в рыданиях. Над трупами, громко жужжа, летали зеленые мухи. Пино приходилось отмахиваться от них, чтобы не залетели в глаза и уши.
Мухи обсели ближайшее тело – человека в деловом костюме. Его убили выстрелом в висок. Пино смотрел на него не больше секунды, но этот образ запечатлелся в его мозгу. То же случилось и когда он посмотрел на следующее тело – женщину лет пятидесяти в ночной рубашке. Одинокая папильотка все еще оставалась в ее седых волосах.
Пино шел и шел, рассматривая одежду, отмечая пол и возраст, вглядываясь в лица, он искал среди них Марио. Он ускорил шаг, лишь мельком оглядывая мертвые тела, принадлежавшие, вероятно, прежде процветающим и влиятельным фашистам и их женам. Дородные. В возрасте. Их кожа посинела, покрылась трупными пятнами.
Он прошел по первой галерее до места, где пересекаются коридоры, свернул направо. Эта колоннада, более длинная, чем первая, выходила на площадь кладбища.
Пино видел задушенных, зарубленных, застреленных. Смерть во всех ее проявлениях. От числа убитых у него голова шла кругом, а поэтому он сосредоточился на двух мыслях: найти Марио и поскорее выбраться отсюда.
Вскоре он нашел его, тот лежал среди шести или семи убитых чернорубашечников. Глаза Марио были закрыты. В ране на голове ползали мухи. Пино огляделся, увидел лежащую простыню, поднял ее и накрыл тело Марио.
Теперь ему оставалось найти дядю Альберта и отца и уйти. Он бежал к часовне, одолеваемый клаустрофобией. Он обгонял других ищущих, тяжело дышал, тревога переполняла его.
Пройдя через часовню, он спустился по лестнице к нижней колоннаде. Справа от него семья заворачивала мертвое тело в саван. Он посмотрел налево – его дядя шел к нему из нижней галереи, прижимая платок с камфорой к губам и носу и мотая головой.
Пино подбежал к нему:
– Я нашел Марио.
Дядя Альберт опустил руку с камфорным мешочком и сочувственно посмотрел на него опухшими глазами:
– Хорошо. Где он?
Пино сказал ему, дядя кивнул, прикоснулся к руке Пино.
– Теперь я понимаю, почему ты был так расстроен вчера, – хриплым голосом сказал он. – Я… я тебе очень сочувствую. Она казалась такой замечательной девушкой.
Желудок у Пино завязался узлом. Он старался убедить себя, что Анны здесь нет. Но где тогда? Он направил взгляд за плечо дяди Альберта вдоль длинной галереи за ним.
– Где она? – спросил он, пытаясь пройти.
– Нет, – сказал дядя Альберт, становясь перед ним. – Ты не пойдешь туда.
– Дядя Альберт, лучше отойдите, иначе мне придется применить силу.
Альберт опустил глаза, отошел в сторону и сказал:
– Она в дальнем проходе справа. Тебе показать?
– Нет, – ответил Пино.
Глава тридцать вторая
Первой Пино увидел Долли Штоттлемейер.
На любовнице генерала Лейерса был все тот же халат цвета слоновой кости. Между грудей Долли расцвела, увяла и засохла алая хризантема крови. Тапочки с ее ног исчезли. Глаза и рот у нее были полуоткрыты в трупном окоченении. Она, умирая, сжала руки в кулаки так, что большие пальцы были не видны; он видел ее красные наманикюренные ногти, которые в сочетании с синюшной кожей делали картину еще более кошмарной.
А потом Пино увидел Анну. Слезы наполнили его глаза, дыхание стало коротким, прерывистым, он старался смирить эмоции, закипавшие в нем, пытавшиеся вырваться наружу. Его рот был приоткрыт, губы двигались в безмолвных словах скорби. Он опустился рядом с ней на колени.