Потом дорога спустилась на тысячу метров, почти до верхней границы лиственных лесов, где тучи и туман начинали рассеиваться. Дальше дорога была двухполосной и скользкой. Она проходила через бескрайние поля желтых и розовых диких цветов.
Облака поднялись выше, открывая каменные осыпи и длинную стену Доломитовых Альп, величайших соборов Господа в Италии: известковые шпили стояли здесь один за другим, восемнадцать шпилей воспаряли на тысячи метров к небесам и походили на громадную корону из светло-серых шипов.
– Остановите здесь, – сказал генерал Лейерс. – Мне опять нужно помочиться. И я хочу осмотреться.
Пино решил, что это знак судьбы, потому что он сам хотел воспользоваться этим предлогом, чтобы остановиться. Он притормозил у узкого лужка среди хвойного леса, откуда открывался вид на Доломитовые Альпы во всем их величии.
«Подходящее место для Лейерса исповедоваться и заплатить за свои грехи, – подумал Пино. – Открытое место. Никакие услуги не помогут. Не спрячешься в тени. Один в храме Господа».
Лейерс отстегнул наручники и вышел со стороны Карлетто. Он пошел по сырой траве и альпийским цветам. Остановился на краю утеса, оглядел узкую долину, посмотрел вверх на Доломитовые Альпы.
– Дай мне пистолет, – пробормотал Пино.
– Зачем? – спросил Карлетто.
– А ты как думаешь?
Карлетто широко раскрыл глаза, но потом улыбнулся и протянул Пино «томпсон». Оружие показалось Пино странно знакомым, когда он взял его в руки. Он никогда не стрелял из такого, но много раз видел, как это происходит в гангстерских фильмах. К тому же майор Кнебель объяснял, как это делается, – ничего сложного.
– Сделай это, Пино, – сказал Карлетто. – Он нацистское чудовище. Он заслуживает смерти.
Пино вышел, держа «томпсон» в одной руке и пряча его за спиной. Впрочем, можно было не трудиться, не прятать оружие – генерал Лейерс стоял спиной к Пино, расставив ноги, – мочился с края утеса, наслаждаясь величественным видом.
«Он считает, что рулит ситуацией, – холодно подумал Пино. – Считает себя хозяином своей судьбы. Но он больше не хозяин. Мы с ним поменялись ролями».
Пино обошел «фиат» своего дядюшки сзади, сделал два шага по лугу; дыхание у него слегка сбивалось, ему казалось, что время замедлилось, как в тот момент, когда он входил в Кастелло Сфорцеско. Но теперь он владел собой и был уверен в том, что собирается сделать, как в любви Анны. Фараоновский надсмотрщик должен заплатить. Лейерс упадет на колени и станет просить о пощаде, но Пино будет неумолим.
Генерал Лейерс застегнул ширинку, еще раз оглядел поразительный пейзаж. Удивленно тряхнул головой, поправил пиджак, повернулся и увидел в десяти метрах Пино с прижатым к бедру «томпсоном». Немец остановился и замер.
– В чем дело, форарбайтер? – спросил он с ноткой испуга в голосе.
– Возмездие, – спокойно сказал Пино, испытывая странное чувство, будто он существует отдельно от своего тела. – Итальянцы верят в это, mon général. Итальянцы считают, что кровопролитие хорошо для раненой души.
Лейерс стрельнул глазами в одну, в другую сторону.
– И вы собираетесь просто пристрелить меня?
– После того, что вы сделали? После того, что я видел? Если справедливость существует, то вас нужно застрелить из сотни, из тысячи стволов.
Генерал поднял обе руки ладонями к Пино:
– Вы не слышали, что вам сказал ваш американский майор? Я герой.
– Никакой вы не герой.
– И все же они меня отпустили. И все же они отправили меня с вами. Американцы.
– Почему? – спросил Пино. – Что вы для них сделали? Какие услуги им оказали? Кого подкупили золотом или информацией?
В душе Лейерса происходила какая-то внутренняя борьба.
– Я не вправе говорить вам, что я сделал, но могу вас заверить, что я был ценен для союзников. И остаюсь ценным.
– Вы ни гроша не стоите! – воскликнул Пино, чувствуя, как эмоции закипают в нем. – Вам все безразличны, кроме вас самого, и вы заслуживаете…
– Это неправда! – закричал генерал. – Вы мне не безразличны, форарбайтер. Долли не безразлична. Ваша Анна.
– Анна мертва! – воскликнул Пино. – И Долли тоже мертва!
Генерал Лейерс, ошеломленный, отступил на шаг:
– Нет. Неправда. Они уехали в Инсбрук. Я должен встретиться с Долли… сегодня вечером.
– Долли и Анна расстреляны. Я видел это своими глазами.
Эти слова потрясли Лейерса.
– Нет. Я отдал приказ…
– Машина за ними так и не пришла, – сказал Пино. – Они находились в квартире, когда туда ворвалась толпа, потому что Долли была вашей шлюхой.
Пино спокойно снял «томпсон» с предохранителя.
– Но я отдал приказ, форарбайтер, – сказал Лейерс. – Клянусь вам!
– Но вы не проверили, выполнен ли ваш приказ! – крикнул Пино, поднимая пистолет к плечу. – Вы могли бы поехать к Долли и убедиться, что их увезли. Но вы не сделали этого. Вы оставили их умирать. А теперь умрете вы.
Гримаса отчаяния искривила лицо Лейерса, он поднял руку, словно чтобы отвести пули:
– Пино, вспомните, я хотел поехать в квартиру Долли. Я хотел проверить. Не забыли?
– Не было этого.
– Было. Я попросил вас отвезти меня туда за бумагами, которые оставил там, но вы вместо этого арестовали меня. Сдали меня бойцам Сопротивления, вместо того чтобы позволить мне убедиться, что Долли и Анна благополучно переправлены из Милана в Инсбрук.
Генерал посмотрел на него безжалостным взглядом и добавил:
– Если и есть кто непосредственно виновный в смерти Долли и Анны, то это вы, Пино.
Глава тридцать четвертая
Палец Пино замер на спусковом крючке.
Он собирался стрелять в генерала от бедра, чтобы пули прошили его живот, чтобы он упал, но еще оставался живым. Чтобы он долго страдал от своих ран. А Пино стоял бы и смотрел, как он корчится от боли, смакуя каждую судорогу, упиваясь каждым стоном и каждой мольбой.
– Убей его, Пино! – прокричал Карлетто. – Мне плевать, что он там тебе говорит. Пристрели эту нацистскую свинью.
«Он ведь и в самом деле просил меня отвезти его к Долли в тот вечер, – думал Пино. – А я арестовал его. Арестовал, вместо того чтобы…»
Голова у него закружилась, желудок снова свело. Он слышал арию паяца, выстрелы расстрельного взвода, снова увидел, как падает Анна.
«Это я виноват. Я мог спасти Анну. Но сделал все, чтобы ее убили».
Силы оставили Пино. Он отпустил переднюю рукоятку пистолета-пулемета. «Томпсон» повис у его ноги. Пино пустыми глазами смотрел на громаду великого собора Господа и алтарь искупления грехов, и ему хотелось превратиться в прах, чтобы его унес ветер.
– Убей его, Пино! – кричал Карлетто. – Что ты там возишься? Стреляй, черт побери!
Пино не мог стрелять. Он чувствовал себя слабее умирающего старика.
Генерал Лейерс коротко кивнул Пино, сказал ледяным тоном:
– Завершайте свою работу, форарбайтер. Доставьте меня на перевал Бреннер, мы вместе закончим эту войну.
Пино закрыл глаза, он был не в состоянии думать, не в состоянии действовать.
Лейерс презрительно посмотрел на него и рявкнул:
– Давайте, Пино!
Пино тупо пошел следом за генералом к «фиату». Он открыл заднюю дверь и закрыл ее, когда Лейерс расположился на своем месте. Поставил «томпсон» на предохранитель, передал оружие Карлетто, сел за руль.
Генерал пристегнул себя к чемодану.
– Почему ты не убил его? – недоуменно спросил Карлетто.
– Потому что я хочу убить себя, – сказал Пино, завел двигатель и включил передачу.
Они тронулись с места, скользя в жидкой грязи, которой вскоре покрылся весь автомобиль. Они ехали по пересеченной местности на север и наконец оказались на двухполосной дороге, которая шла серпантином и длинными спусками, параллельными дороге на перевал Бреннер над городком Брессаноне. Колонна немецкой армии заблокировала городок и дорогу впереди более чем на милю.
Внизу раздавались выстрелы. Из окна подпрыгивающей на рытвинах машины Пино видел, что остановило колонну – пять или шесть тяжелых артиллерийских орудий впереди. Мулы, протащившие орудия по всей Италии, обессилели. Они стояли на месте и отказывались двигаться дальше.
Погонщики хлестали мулов, пытались убрать орудия с пути, чтобы пропустить колонну. Остановившихся мулов пристрелили и оттащили в сторону. Последнее орудие уже заканчивали убирать с дороги. Караван был почти готов тронуться.
– Езжайте быстрее, – приказал Лейерс. – Нужно опередить эту колонну, прежде чем она заблокирует нас.
Пино перешел на пониженную передачу и сказал Карлетто:
– Держись.
Дорога здесь была посуше, и Пино смог удвоить, а потом и утроить скорость, ведя машину все еще параллельно колонне, близко к голове змеи. Через километр дорогу пересекала другая, круто уходившая вниз к перевалу Бреннер, где она пересекала деревеньку Варна не более чем в сотне метров от пушек и мертвых мулов.
Пино перешел на более низкую передачу и аккуратно переместился на дорогу, круто уходящую вниз. Он утопил педаль газа. «Фиат», подпрыгивая, несся по последнему склону горы, пока оттаскивали последнюю пушку, и танки во главе колонны включили двигатели и продолжили движение к Австрии.
– Опередите их! – крикнул Лейерс.
Чтобы удержать машину на дороге, потребовалось вспомнить все, что когда-то Альберто Аскари преподал Пино, обучая его вождению. Пино смеялся как безумный, преодолевая последний участок дороги, когда первый танк уже набирал скорость.
Но вдруг, словно из ниоткуда, с юга появился американский истребитель-бомбардировщик «Мустанг Р-51», спикировал на колонну, сбросил бомбы, а потом открыл огонь, атакуя с бреющего полета.
Генерал, видимо, понимал, как будут развиваться события, и поэтому закричал:
– Быстрее, форарбайтер, быстрее!
Они шли борт о борт с танком, которому до блокировки пересечения дорог оставалось около восьмидесяти метров. «Фиату» до дороги на перевал Бреннер оставалось сто десять метров, но он ехал быстрее по мере приближения «мустанга», пилот которого каждые несколько секунд нажимал на гашетку пулемета.