. С помощью CRISPR биологи уже создали (помимо многих других существ): муравьев, которые не чувствуют запаха[129], гончих, которые наращивают мышцы, как супергерои, свиней, устойчивых к свиной чуме, макак с нарушениями сна[130], кофейные зерна без кофеина, лосося, который не откладывает икру, мышей, которые не толстеют, и бактерии, в геноме которых закодирована знаменитая серия фотографий Эдварда Мейбриджа[131], запечатлевших скаковую лошадь в движении. Несколько лет назад китайский ученый Хэ Цзянькуй объявил, что создал первых в мире людей, чьи гены были отредактированы с помощью CRISPR, — двух девочек-близнецов. По его словам, из-за модификации генов девочки невосприимчивы к ВИЧ, но, так ли это на самом деле, неясно. Вскоре после того, как он сделал это заявление, его поместили под домашний арест в Шэньчжэне.
У меня почти нет опыта в генетических исследованиях, а лабораторных работ я не выполняла со школы. Тем не менее, следуя инструкциям из коробки от The Odin, я за выходные сумела создать новый организм. Сначала я вырастила колонию кишечной палочки в чашке Петри. Затем добавила разные белки с фрагментами дизайнерской ДНК из морозилки. В результате изменилась одна «буква» генома бактерий: на место А (аденина) встал Ц (цитозин). Благодаря этому моя новая и улучшенная кишечная палочка, по сути, могла показать фигу антибиотикам вроде стрептомицина. Возможность создать устойчивый к лекарствам штамм кишечной палочки прямо на кухне вызвала у меня жутковатое ощущение, но в то же время и некое удовлетворение. Я вдохновилась настолько, что решила перейти ко второму проекту в наборе: вставить ген медузы в дрожжи, чтобы те начали светиться.
Австралийская лаборатория здоровья животных (Australian Animal Health Laboratory или просто AAHL[132]) в городе Джелонг — одна из самых передовых лабораторий с четвертым уровнем биологической безопасности в мире. Она находится за двумя воротами, причем вторые нужны, чтобы противостоять возможной атаке террористов-смертников на грузовиках, а бетонные стены лаборатории, как мне сказали, такие толстые, что могут выдержать падение самолета. На объекте 520 шлюзовых дверей и четыре уровня безопасности.
— Вот где хорошо пережидать зомби-апокалипсис, — сказал мне один из сотрудников.
В помещении с четвертым, самым высоким уровнем безопасности находятся пробирки с самыми опасными патогенами, какими только может заразиться человек от животных, в том числе лихорадкой Эбола (эта лаборатория упоминалась в фильме «Заражение» — Contagion). Сотрудникам, работающим в подразделениях с четвертым уровнем безопасности, нельзя носить собственную одежду в лаборатории, и перед уходом домой они должны принимать душ минимум три минуты. Что касается животных, они вообще не могут покинуть объект. Как сказал мне один сотрудник, «они могут выйти отсюда только через крематорий».
Джелонг находится примерно в часе езды к юго-западу от Мельбурна. В ходе той же поездки, когда я встречалась с Ван Оппен, я посетила и лабораторию AAHL. Я слышала, что там проводили эксперимент по редактированию генов, который меня заинтересовал. Из-за очередной неудачной попытки биоконтроля Австралия страдает от нашествия гигантских жаб под названием жабы-аги. В соответствии с рекурсивной логикой антропоцена исследователи из AAHL надеялись справиться с бедой при помощи еще одной попытки. В числе прочего они хотели отредактировать геном жабы с помощью CRISPR.
Биохимик Марк Тизард, который отвечал за проект, согласился показать мне лабораторию. Тизард — худощавый мужчина с седыми волосами и блестящими голубыми глазами. Как и многие ученые, с которыми я встречалась в Австралии, он не местный, работать сюда приехал из Лондона.
Прежде чем заняться амфибиями, Тизард работал в основном с домашней птицей. Несколько лет назад они с коллегами из AAHL ввели ген медузы в клетки курицы. Этот ген, вроде того, что я хотела внедрить в свои дрожжи, кодирует флуоресцентный белок. Как следствие, курица с таким белком будет жутковато светиться в ультрафиолетовом свете. Затем Тизард нашел способ внедрить ген флуоресценции таким образом, чтобы он передавался только потомкам мужского пола. В результате пол цыплят можно определять еще в яйце.
Тизард знает, что многих людей пугают генетически модифицированные организмы. Употреблять их в пищу кажется им отвратительным, а выпустить в мир — кощунством. Хотя он и не такой провокатор, как Зайнер, но тоже считает, что эти люди смотрят на вещи неправильно.
— У нас есть цыплята, которые светятся зеленым, — сказал мне Тизард. — И когда к нам приходят группы школьников и видят зеленого цыпленка, некоторые дети говорят: «Ух ты, как круто! А если я съем эту курицу, я позеленею?» Я отвечаю: «Ты ведь и так уже ешь кур, не правда ли? И где твои перья и клюв?»
В любом случае, по словам Тизарда, беспокоиться о парочке лишних генов уже слишком поздно.
— Если посмотреть на австралийскую природу, вы увидите эвкалипты, коал, кукабарр и все такое прочее, — сказал он. — Как ученый, я вижу здесь множество копий генома эвкалипта, множество копий генома коалы и так далее. Все эти геномы взаимодействуют друг с другом. И вдруг — бац! — вы добавили туда новый геном — геном жабы-аги. Раньше его здесь не было, и его взаимодействие с другими геномами ведет к катастрофе. Он уничтожает другие геномы на корню.
Но чего люди не видят, так это того, что вся биологическая среда теперь уже генетически модифицирована, — продолжил он. — Внедряющиеся виды изменяют окружающую среду, добавляя целые инородные геномы. А генные инженеры меняют лишь незначительные кусочки ДНК тут и там. По сути, мы добавляем, возможно, генов десять к тем двадцати тысячам жабьих генов, которых здесь вообще не должно быть, и наши десять будут вести подрывную деятельность против остальных, уберут их из системы и таким образом восстановят баланс, — пояснил Тизард. — Люди обычно говорят о молекулярной биологии: вы что, в Бога играете? Да нет же. Мы используем наше понимание биологических процессов, чтобы понять, как выправить уже нарушенную нами же систему.
Жаба-ага (Rhinella marina) покрыта коричневатыми пятнами, у нее толстые конечности и бугристая кожа. В любом описании обязательно упоминается ее размер. «Жаба-ага достигает огромных размеров и покрыта бородавками», — сообщают специалисты из Службы охраны рыбных ресурсов и дикой природы США[133]. «Крупных особей, сидящих на обочине дороги, легко принять за булыжники», — отмечают в Геологической службе США[134]. Самая крупная из когда-либо описанных жаб этого вида была длиной 40 см и весила более 2,5 кг — как весьма упитанный песик чихуа-хуа. Жаба по имени Бетт Дэвис, которая жила в Музее Квинсленда в Брисбене в 1980-е гг., имела 24 см в длину и почти столько же в ширину — то есть была размером примерно с обеденную тарелку[135]. Эти жабы едят почти все, что влезает в их огромную пасть, в том числе мышей, собачий корм и других жаб.
Изначально жаба-ага обитала в Южной и Центральной Америке, а также на самом юге Техаса. В середине XIX в. их завезли в страны Карибского бассейна[136]. Идея заключалась в том, что жабы станут поедать личинок жуков, которые наносили вред главной товарной культуре региона — сахарному тростнику. (Сам тростник, кстати, тоже был завезен, только из Новой Гвинеи.) Из Карибского бассейна жабы попали на Гавайи, а уже оттуда — в Австралию. В 1935 г. 102 жабы были погружены на пароход в Гонолулу. Все, кроме одной, пережили путешествие и оказались на исследовательской станции, на северо-восточном побережье Австралии, где выращивают сахарный тростник. За год они отложили более 1,5 млн икринок[137]. Появившихся на свет головастиков специально выпустили в реки и пруды региона.
Вряд ли от жаб была хоть какая-то польза для сахарного тростника. Личинки жуков сидят слишком высоко над землей, чтобы до них смогла дотянуться амфибия размером с булыжник. Но жаб это не смутило. Они легко нашли себе другую пищу и продолжили производить головастиков миллионами. Начав с клочка побережья в Квинсленде, они двинулись на север, на полуостров Кейп-Йорк, и на юг, в Новый Южный Уэльс. В 1980-е гг. они добрались до Северной территории. В 2005 г. достигли места, известного как Мидл-Пойнт, в западной части Северной территории, недалеко от города Дарвин.
По пути произошло кое-что любопытное. На ранней стадии вторжения распространение жаб шло со скоростью около 10 км в год. Несколько десятилетий спустя — уже 20 км в год. К тому времени, когда они достигли Мидл-Пойнта, они «разогнались» до 48 км в год. Когда исследователи измерили жаб, достигнувших передовых рубежей, то поняли, в чем дело. У этих северных жаб ноги были значительно длиннее, чем у квинслендских[138]. И этот признак передавался по наследству. Газета Northern Territory News опубликовала эту историю на первой полосе под заголовком «Супержаба». Статью украшало изображение Супермена с головой жабы. «Кошмарные жабы уже на нашей Территории, и теперь они эволюционируют», — в панике писала газета[139]. Вопреки всем предположениям Дарвина, казалось, что мы видим эволюцию в реальном времени.
Жабы-аги не только пугающе большие; с человеческой точки зрения они еще и уродливые: у них костлявые головы и на морде словно застыла злобная усмешка. Но что делает этих амфибий по-настоящему «кошмарными», так это то, что они ядовиты. Если взрослую жабу-агу кто-то укусит или испугает, она выпускает молочно-белую слизь, содержащую вещества, останавливающие сердце. Собаки часто страдают от отравления этим ядом, причем симптомы варьируют от пены из пасти до полной остановки сердца. Люди, которые по глупости съедят жабу-агу, обычно умирают.