Лесовосстановление в сочетании с подземным хранением древесины по-другому называют «биоэнергетикой со связыванием и хранением углерода» (bioenergy with carbon capture and storage, или просто BECCS). При построении своих моделей МГЭИК часто отдает предпочтение BECCS, потому что эти технологии обеспечивают и отрицательные выбросы, и электроэнергию одновременно — возможность убить сразу двух зайцев, от которой трудно отказаться с точки зрения климатических расчетов.
Главная идея BECCS в том, чтобы посадить деревья (или какую-либо культуру), которые будут поглощать углерод из воздуха. Затем деревья будут сжигать для производства электроэнергии, а получившийся CO2 будет улавливаться в дымовой трубе и помещаться под землю. (Первый в мире пилотный проект BECCS был запущен в 2019 г. на электростанции в северной Англии, которая работает на пеллетах.)
Основная проблема всех этих проектов, по сути, такая же, как и в случае с прямым захватом воздуха: масштабирование. Нин Цзэн — профессор Университета Мэриленда и автор концепции «заготовка и хранение древесины». Он подсчитал, что для секвестрации 5 млрд т углерода в год понадобится 10 млн траншей для захоронения деревьев, каждая размером с олимпийский бассейн. «Предположим, одну траншею команда из десяти человек (с техникой) будет рыть неделю[188], — писал он, — тогда нам всего понадобится 200 000 таких команд (2 млн рабочих) и комплектов оборудования».
Согласно результатам недавнего исследования немецких ученых[189], чтобы удалить миллиард тонн CO2 за счет «усиленного выветривания», нужно будет добыть, измельчить и перевезти примерно 3 млрд т базальта. Как отмечают авторы, «хотя данное количество очень велико», это меньше, чем весь объем мировой добычи угля, который составляет около 8 млрд т в год.
Для проекта с триллионом деревьев потребуется около 9 млн км2 нового леса. Это массив леса площадью примерно с Соединенные Штаты, включая Аляску. Если забрать столько пахотных земель у сельского хозяйства, миллионы людей могут оказаться на грани голода. Как сказал Олуфеми Тайво, профессор Джорджтаунского университета, «есть опасность, что на каждый гигатонный шаг вперед придется делать два шага назад в том, что касается справедливости»[190]. К тому же не ясно, будет ли использование невозделываемой земли безопаснее. Деревья — темные, поэтому, скажем, если высадить леса на месте тундры, то количество энергии, поглощаемой землей, увеличится, тем самым способствуя глобальному потеплению и мешая достижению исходной цели проектов. Обойти эту проблему можно, если создать деревья более светлого цвета при помощи генной инженерии с использованием CRISPR. Насколько мне известно, такого пока никто не предлагал, но, похоже, это только вопрос времени.
За пару лет запуска «пионерской» программы в Исландии компания Climeworks открыла первую линию прямого улавливания воздуха на мусоросжигательном заводе в Швейцарии. «Мы вошли в историю», — заявили представители компании.
В свой приезд в Цюрих я отправилась на «историческое» предприятие с Луизой Чарльз, менеджером по связям с общественностью Climeworks. Сначала на поезде, а затем на автобусе мы доехали до города Хинвил, расположенного примерно в 20 км к юго-востоку от Цюриха. Когда мы шли по подъездной дороге к мусоросжигательному заводу, огромному зданию с полосатой дымовой трубой, мимо проехал грузовик с мусором. В вестибюле мы остановились полюбоваться целым рядом произведений искусства, тоже сделанных из мусора. Несколько мужчин сидели перед видеомониторами, на которых опять же показывали мусор. Мы расписались в журнале посетителей и поднялись на служебном лифте на верхний этаж.
На крыше мусоросжигательного завода стояли 18 установок прямого улавливания СО2, точно таких же, как на геотермальной электростанции «Хеллисхейди». Они были расположены в три ряда, одна над другой, как детские кубики. На металлическом щите, специально для школьников, которые приходили на экскурсию, была представлена в картинках схема работы Climeworks. На ней был изображен мусоровоз, подъезжающий к мусоросжигательной печи, который был обозначен небольшими языками пламени. Одна труба с надписью «Отработанное тепло» вела от печи к установкам улавливания СО2. (Climeworks использует отработанное тепло от мусоросжигательной печи и тем самым позволяет избежать ситуации, когда работа по извлечению выбросов порождает новые выбросы.) Вторая труба с надписью «Концентрированный CO2» вела от установок к теплице с овощами.
С крыши виднелись и сами теплицы, куда направлялся CO2. Луиза организовала нам экскурсию, но она недавно перенесла операцию на колене и сильно хромала, поэтому я пошла туда одна. У входа меня встретил управляющий комплексом Пол Русер. Без Луизы, которая могла бы переводить, нам пришлось довольствоваться смесью из английского и немецкого.
Русер сказал мне — или, по крайней мере, я так поняла, — что теплицы занимают площадь 4,5 гектара: целая ферма под стеклом. Снаружи было прохладно, внутри царило лето. Сонно жужжали привезенные в коробках шмели. Трехметровые огуречные плети поднимались из маленьких кирпичиков почвы в горшках. Огурцы — миниатюрный сорт, который швейцарцы называют «закусочным» (Snack-Gurken), — были недавно собраны и свалены в корзины. Русер указал на черную пластиковую трубу, тянущуюся по полу. По ней, объяснил он, CO2 поступает из установок Climeworks.
— Всем растениям нужен углекислый газ, — заметил Русер. — Чем больше им его дашь, тем сильнее они будут.
По его словам, особенно хорошо в таких условиях растут баклажаны; ради них можно было поднять концентрацию газа до тысячи частей на миллион — в два с лишним раза выше, чем за пределами теплицы. Однако нужно быть осторожным. Он платил Climeworks за поступающий по трубопроводу CO2, поэтому каждая молекула у него была на счету: «Нужно определить самый прибыльный для меня уровень».
Удаление углекислого газа из атмосферы может иметь решающее значение; оно уже заложено в расчеты МГЭИК. Но при текущем положении дел это экономически нецелесообразно. Как создать индустрию стоимостью $100 млрд для продукта, который никто не хочет покупать? Понятно же, что баклажаны и закусочные огурцы — это лишь временное решение. Продавая CO2 теплицам, Climeworks обеспечила себе приток средств для финансирования установок по его улавливанию. Загвоздка в том, что извлеченный углерод оставался извлеченным совсем недолго. Когда кто-то закусит «закусочными» огурчиками, он высвободит CO2, который пошел на их производство.
Из маленьких кирпичиков почвы к крыше спиралями тянулись веточки помидоров черри. Они все почти созрели и были просто идеальными на вид, какими бывают только тепличные помидоры. Русер сорвал парочку и протянул мне. Горящий мусор, гектары стекла, шмели в коробках, овощи, выращенные на химикатах и извлеченном CO2, — это чудо или безумие? Я немного помедлила, а потом отправила помидоры в рот.
2
Шкала вулканической активности была разработана в 1980-е гг. как своего рода двоюродная сестра шкалы Рихтера. Диапазон изменения этой шкалы идет от 0, легкого урчания в желудке вулкана, до 8, «мегаколоссальной», эпохальной катастрофы. Как и ее более известная родственница, шкала вулканической активности логарифмическая, поэтому, например, извержение имеет магнитуду 4, если вулкан выбрасывает более 100 млн м3 породы, и 5, если выбрасывает более миллиарда. За всю историю наблюдений было всего несколько извержений магнитудой 7 (100 млрд м3) и ни одного извержения магнитудой 8. Самая недавняя (а значит, лучше всех описанная) «семерка» — это извержение вулкана Тамбора на индонезийском острове Сумбава.
Первые предупредительные залпы прогремели вечером 5 апреля 1815 г. Со всей округи сообщалось о громких звуках, похожих на пушечные выстрелы. Через пять дней гора извергла столб дыма и лавы, который достиг высоты 40 км[191]. Десять тысяч человек погибли почти мгновенно — их сожгли потоки расплавленного камня и обжигающего пара, которые неслись вниз по склонам[192]. Один из выживших рассказывал, что видел «поток жидкого огня, который расползался во все стороны»[193]. В воздух поднялось столько пыли, что день превратился в ночь. По словам британского морского капитана, чей корабль стоял на якоре в 400 км к северу от Тамборы, «не видно было руки, поднесенной к глазам»[194]. Посевы на Сумбаве и соседнем острове Ломбок были погребены под слоем пепла, в результате чего десятки тысяч людей погибли от голода.
Но эти смерти были только началом. Вместе с пеплом Тамбора выбросила более 100 млн т газа и мелких частиц[195], которые много лет оставались во взвешенном состоянии в атмосфере, пока стратосферные ветры разносили их по всей планете. Сама дымка была невидима, чего нельзя сказать о ее последствиях. Закаты в Европе окрасились в зловещие оттенки синего и красного, это отражено в личных дневниках очевидцев и работах художников, например Каспара Давида Фридриха и Уильяма Тёрнера.
Погода в Европе стала серой и холодной. В июне 1816 г. лорд Байрон вместе с Перси и Мэри Шелли арендовали виллу на Женевском озере, что стало, пожалуй, самым известным примером совместной аренды летнего дома. Из-за непрекращающихся дождей они почти не выходили на улицу и принялись сочинять страшные истории — итогом этих занятий стала книга о Франкенштейне. Тем же летом Байрон написал поэму «Тьма», в которой, в частности, говорилось: