Мое бедро задрано вверх, из разодранной рубашки вываливается грудь, а между ног упирается член моего босса. О чем я думаю в этот момент? «Пожалуйста, пожалуйста, засунь его в меня поскорее».
Серов сам разрывает поцелуй, а пока я ловлю ртом воздух, фиксирует мой подбородок, заставляя снова на него посмотреть. В его его расширенных зрачках я вижу свое отражение, и то, как от стона распахивается мой рот, когда он проталкивается в меня. Хорошо, что я не использую тушь, потому что глаза немного намокли.
С секунду мы разглядываем друга друга, замерев в этой интимной позе, после чего Люцифер жмурится и, глухо пробормотав «сука», вновь меня целует. Я целую его в ответ и крепче впиваюсь в его плечи пальцами, потому что дальше начинается настоящий аттракцион американских горок: потрясывает внутренности, кружится голова и я постоянно визжу. Потому что Серов трахается как животное: глубоко, грубо, быстро, толкая мои бедра себе навстречу, поглощает мой рот, не давая шанса вдохнуть воздуха. Мое тело к такому напору было совсем не готово и чересчур быстро готовится запускать главный салют.
— Не сейчас, — попадает мне в уши, между ног становится свободно, следует рывок, глаза и грудь упираются в стену. Ладонь Серова оттягивает назад мою голову, член возобновляет движение. И что, мне вот это нравится? Это же хамоватый Люцифер, который безжалостно эксплуатирует своих сотрудников, а я гордая Жданова-Леджер, которая такого не терпит. Но женская логика вещь упрямая — мне нравится.
Ноги начинают дрожать в предвкушении первого залпа салюта, пальцы Серова крепче стискивают мой подбородок, а губы прижимаются в щеке:
— Зовут меня как?
Фитиль уже вовсю искрит, я и просто жмурю глаза и исступленно кручу головой.
Пальцы сжимаются крепче, голос звучит настойчивее:
— Имя мое скажи.
— Люци… — выдыхаю я. — Кирилл.
Влажность его языка вновь заполняет мой рот, толчки становятся агрессивнее, а я праздную День Независимости и 9 мая одновременно. Пол подо мной крутится, в глазах рассыпаются разноцветные вспышки, в животе крутит, а между ног горячо пульсирует.
Губы Серова отрываются от моих, прижимаются к шее, и вместе с прерывистым дыханием и шлепками ускоряющихся толчков до меня долетает его славленный шепот:
— Сука, сука, сука.
О контрацепции я вспоминаю только когда сатанинское семя окропляет мою ангельские ягодицы. Совсем ум и стыд потеряла, Саня.
В этой неприличной собачьей позе мы замираем больше чем на минуту. Я пытаюсь силой мысли сделать ноги снова твердыми и перестать ошарашенно разглядывать стену, а Кирилл очевидно пытается восстановить дыхание, потому что его голова все еще упирается в мою, а губы прижаты к шее.
Дерьмо. Обалдеть.
Серов по-джентльменски отрывается от меня первым, возвращается в ворохом салфеток, вытирает им меня и уходит за вторым ворохом, потому что первого не хватило.
Я возвращаю полоску стринг на место — эта модель словно создана для офисного разврата, и раскатываю по бедрам юбку. Заправляю грудь в бюстгальтер и оглядываю рубашку. Живы лишь две пуговицы из шести.
— Переоденься.
Подняв глаза, я вижу, что Люцифер протягивает мне свою очередную сорочку от Армани. Сейчас он совсем на себя не похож: волосы падают ему на лоб, рубашка выправлена из брюк и наполовину расстегнута, взгляд тускло мерцает.
— Спасибо. Я верну.
— Можешь выкинуть. Больше в моем офисе не появляйся. Все, что заработала — получишь завтра на карту. А когда будешь рассказывать той сраной газете, что тебе удалось уличить меня в домогательстве, имей в виду, что договор с тобой расторгнут вчерашним днем, и ты уже сутки не моя подчиненная.
Если бы мне сейчас на плечо голубь насрал, такого эффекта не было. Это что, программа розыгрыш?
— Ты бы дал мне все объяснить.
Челюсть Серова сжимается, а в глазах появляется холодный блеск, как в самый первый день на собеседовании.
— Это компания — дело моего покойного брата, и я годами зад рву, чтобы здесь все работало как надо. Скажи спасибо, что я тебя за промышленный шпионаж под суд не отдал. А подруге передай — пусть ищет новую работу, потому что я их раздавлю.
24
Саша
— Саня, — сложив брови скорбным домиком, Катя смотрит на меня. — Прости, что ввязала тебя в это. Я ведь понятия не имела… Своими глазами этих девок видела: все как одна повторяли, что Серов их как ветеринар лягушек на столе препарировал.
— Да нормально все. Я же сама согласилась, а могла отказаться.
Катя с секунду давит на меня раскаянием во взгляде и, очевидно, убедившись, что я говорю серьезно, вновь сосредотачивается на чашке.
— Блин, это похоже мой последний капучино на ближайшие несколько месяцев. Придется переходить в режим экономии, пока не найду новое место.
На днях революционно-оппозиционная газета «Мы говорим правду» временно приостановила свою деятельность в связи с проверкой органов правопорядка. И вряд ли когда-нибудь ее возобновит, потому что в интернете ходят усиленные слухи о том, что главный правдоруб и по совместительству главный редактор неоднократно пускал в печать заведомо ложные статьи с заказными расследованиями по сфабрикованным обвинениям. СМИ, почуявшие запах паленной козлятины, ежечасно выбрасывают в интернет новую информацию: например то, что глашатай правды имеет трехкомнатную квартиру на Садовом, дом в Сареево и две машины, общей стоимостью в десять миллионов рублей. Теперь помимо проблем с налоговой, ему грозит судебное разбирательство. И пусть нигде не упоминается имя Серова, у меня нет сомнений, что это его сатанинских рук дело. В нашу последнюю встречу его решимость не вызывала сомнений.
— Найдешь что-нибудь, — успокаивающе треплю подругу по руке.
Жалеть «говорящих правду» у меня не получается, ведь из-за них я пережила самый унизительный момент в своей жизни. А еще при воспоминании о том роковом дне у меня каждый раз непроизвольно намокают трусы и теперь приходится таскать с собой в сумке запасные. Тоже повод.
— Угу, — угрюмо бурчит Катя. — Серов до тебя, надеюсь, не доберется. А то вдруг решит отыграться. Козел.
Он уже отыгрался так, что я потом сутки в прохладной ванне с раздвинутыми ногами сидела. Зато теперь я по-крайней мере получила доказательство, что в Екатеринбурге у нас с ним ничего не было. Такое бы я и впрямь запомнила. Черт, кажется снова нужно бежать с сумкой в уборную.
— Козел — твой начальник, Катя. Рогатая нечесаная скотобаза со свалявшейся шерстью и отвисшей мошонкой, из-за продажности которого пострадало много людей.
И по вине которого вместо красивой тройки в моей секс-графе теперь значится некрасивая четверка, которую китайцы, между прочим, считают очень несчастливым числом. Эта цифра четыре попользовалась мной как носком, наговорила гадостей и выкинула за дверь, ни разу не пригласив на свидание.
— Серов тебя с работы турнул, а ты его защищаешь.
— Я его не защищаю, но я за справедливость. Кто бы не заказал эту статью о нем, они хотели навредить.
— Говорят, это конкуренты, — Катя запрокидывает кружку и трясет, вливая в себя последние капли кофе. Я закатываю глаза и, подозвав официанта, заказываю для нее еще один двойной капучино. Побуду еще немного кофейным Сантой — черт знает, когда она найдет работу.
— Саня! — голос подруги вдруг понижается до шипящего шепота, она наваливается на стол, не переставая смотреть поверх моего плеча: — А это не Серов сейчас зашел? Я его только по фото видела, но вроде похож. Смачный, гад.
Помимо воли сердце екает, а голова поворачивается к выходу. Смачный гад действительно оказывается Люцифером: по обыкновению сдвинутые в переносице брови, намекающие на то, что земная жизнь ему опостылела, угольно-черные волосы и сияющая белизной рубашка от Армани. Предшественницы которой, кстати, сейчас ждут своей очереди на кремацию на мусоросжигательном заводе, после того как я в приступе гнева щедро полила их томатной пастой «Помидорка», представляя что это кровь из разбитого носа Серова. Да, в тот день я была настолько зла. Злюсь я и сейчас, до тех пор, пока вдруг замечаю, что в ресторан он пришел не один. К столу с ним подходит высокая худощавая девушка в черном платье, он выдвигает для нее стул, помогая сесть. От вида их двоих вместе в груди начинает расползаться что-то кислотно-жгучее, словно я съела пачку кайенского перца и запила свежевыжатым соком лимона. Девушка ничего. Не я, конечно, но очень даже. Гребаный мудила.
— Это Серов, да? — продолжает шептать Катя. — Блин, а если он меня по фоткам узнал?
— Максимум, откусит тебе голову, расслабься, — бормочу я, отворачиваясь. В легких неприятно колет и горят щеки. — Может, счет попросим?
— Саня, он сюда смотрит. Боже, боже, боже.
Мне стоит неимоверного труда снова заставить себя обернуться. Даже если он поимел меня возле стенки, я все еще Жданова-Леджер. Оргазм я получила, так что секс вышел с обоюдной выгодой, в офис к нему я устроилась с самой благородной миссией, правду утаила не со зла, так что причин прятать глаза у меня нет.
Люцифер смотрит на меня поверх острого плеча своей спутницы: лицо каменное, губы плотно сжаты, глаза гневно мерцают. Сука, сука,сука. Я нарочито медленно обвожу языком губы и, расправив плечи, скольжу ребром ладони по груди. Смотри в последний раз, козлина. Этого тебе больше никогда не достанется.
25
Кирилл
— Вам звонил Ганский, Кирилл Алексеевич, — секретарша поднимается из-за стойки и, выпятив грудь, замирает в положении «смирно». — Сказал, что ваш мобильный не отвечает.
Кажется, Лену и впрямь пора сдавать в металлолом. Перепрошивкой здесь не обойтись, явно сгорел процессор. А чем еще объяснить три расстегнутые пуговицы, укладку в стиле ранней Мадонны и морковные губы? Куда подевался мой идеальный робот образца скучной советской швеи?
— Напомню, что Хэллоуин наступит пятью месяцами позже и в офисе мы его не празднуем. Если хочешь продолжать на меня работать, сейчас же приведи себя в порядок и больше в таком виде не появляйся. В течение часа меня ни с кем не соединяй.