Я бросаю взгляд на циферблат наручных Hublot: отсутствовал два часа, полтора из которых провел глубоко в Александре. Посреди рабочего дня, блядь. Отменил одну встречу, а теперь на двадцать минут опаздываю на вторую. О чем думал, вообще? Потанин нервный старик, может залупиться и долгожданной сделке конец. Я тру пальцами переносицу, и чувствую, как в штанах возобновляется броуновское движение. Кретин. Руки мог хотя бы помыть. На почве интоксикации нерастраченным тестостероном совсем мозг поплыл, и я забыл собственное золотое правило: дела всегда на первом месте. Все остальное потом. С другой стороны, если бы я с гангреной мошонки в хирургию загремел, все было куда хуже. Да, блядь, прекращай уже пальцы нюхать.
— Вадим, найди, чем руки вытереть.
Водитель извлекает упаковку влажных салфеток с изображение голожопого пупса и протягивает мне. Про баранку забыл и с любопытством меня разглядывает.
— И чего ты уставился? — уточняю.
Вадим быстро отводит взгляд и вновь смотрит на дорогу, а я опускаю солнцезащитный козырек. Бляяя. И как мне на встречу идти с лицом отпизженного разносчика пиццы? Из прокушенной губы сочится кровь, на подбородке отчетливо видны следы от зубов, на шее царапина, а волосы торчат как у пидора с MTV. Я тру пальцы салфеткой, но запах Александры будто только усиливается, а вместе с ним в ушах слышны ее стоны и визги. Ссссука. Хоть обратно разворачивайся. Стоит, как в пять утра.
Как я и предполагал, Потанин сидит за столом недовольный и со сморщенной рожей. Хотя не исключено, что она у него никогда не разглаживается.
— Прошу прощения за опоздание, Глеб Ильич, — протягиваю ему руку. — Непредвиденные обстоятельства.
— В моем возрасте, Кирилл, время на вес золота, а я здесь уже полчаса сижу.
Что тут скажешь? Начнешь ему про Александру объяснять — не поймет. Секс у него в последний раз еще при Советском союзе был, а сейчас это просто название графы в англоязычной анкете. В любой другой момент можно было перенести встречу, но свидания с этим седовласым хером я несколько месяцев добивался.
Я плюхаю перед ним папку с проектом и делаю знак официанту. Пока старик просматривает бумаги, прошу принести американо. Вспоминаю задницу Александры в кофейной луже и машинально спускаю руку под стол. Да что ж это, блядь, такое со мной? Вторая волна полового созревания?
Потанин продолжает неспеша листать бумаги, а я терпеливо жду его вердикта. В три часа у меня совещание, а потом можно сразу поехать к ней. И чего я галстук сегодня не надел? Можно было ей руки связать или шею. Ой, да соберись ты уже. Дело на пол ярда.
— Кирилл, проект интересный, но буду с тобой честным — положительный ответ не гарантирую, — шамкает Потанин. — Много рисков, да и ситуация в мире нестабильная. Нефть рухнула, люди мрут как мухи, границы закрывают…
Мне хочется попросить его заткнуться. Морщинистая трусливая жаба, старух на лавках пугать этим будешь. Совсем меня за зеленого придурка держит — отговаривается общими фразами. Не зря мне Влад в свое время говорил, что Потанин мелочный и мстительный говнюк.
— Я вам бумаги все же оставлю, чтобы вы еще раз ознакомились и с выводами не торопились. Возможно, еще передумаете.
— Бумаги я возьму, но на многое не рассчитывай, Кирилл.
Он встает и лезет в карман пиджака за бумажником. Я делаю знак, что не стоит, старик кивает и только после этого забирает папку. Удод. Он уходит, а я залпом допиваю кофе и прикрываю глаза. Всего одно опоздание — и год стараний псу под хвост. Не сыграй я этой ночью в кастрированного джентльмена, все могло бы быть по-другому.
По дороге в офис телефон не затыкается: бухгалтер, пытаясь достать бумаги с верхней полки картотеки, навернулась со стремянки и ее увезли в больницу, начальник отдела продаж сообщает, что товар задержан на таможне и теперь нужно что-то срочно решать со срывом поставок, и на десерт поступило очередное налоговое требование. Словно мир ждал того, когда я, наконец, потрахаюсь, чтобы спустить на голову апокалипсис.
— Лена, принеси кофе и в экстренном порядке собери продажников в конференц-зале.
Мой робот-ретривер сканирует мои пострадавшие лицо и шею, поджимает губы и бубнит «сейчас». Пусть только повод мне даст — разберу на запчасти.
В течение часа я обсуждаю с дюжиной сотрудников, как выйти из сложившейся ситуации с недопоставками, и параллельно выясняю, что половина из них либо немые, либо попросту боятся открывать рот в моем присутствии. Телефон надрывается десятком звонков и, поборов желание расколотить его об стол, я ставлю его на беззвучный. Из офиса выхожу в половине девятого вечера, голодный, уставший, со стояком и выглядящий так, словно меня подрали собаки. Интересно, у хромоногой фурии есть дома еда? Трахнуть ее и поесть — мои последние желания на сегодня.
Я пролистываю записную книжку до буквы «С» и выбираю нужный номер. Надо ее переименовать, пока не стало слишком поздно. Бешеная коза мне запросто глаза может выцарапать. Гудок, гудок, еще один. Не берет. Я мучаю ее номер всю дорогу до ее дома, но результат остается неизменным. Александра меня упрямо динамит. А ведь так день хорошо начинался.
Я возвращаю телефон в карман и прижимаюсь лбом ко окну. Ссссука. Как же я, блядь, устал.
— Вадим, рули домой.
37
Саша
— Саня, ты дрыхнешь, что ли, еще? — недовольно интересуется голос деда Игоря в трубке. — Час дня.
Я несколько раз моргаю, чтобы заставить сонный мозг заработать, и бормочу:
— Нет, я не сплю.
— В гости, говорю, заедешь сегодня? Люба там расстегаев и ватрушек с мясом накатала. Вспомнишь хоть, как нормальная еда выглядит.
— Ты вроде дедушка, а ведешь себя как бабушка. Что за одержимость сделать собственных внуков жирными?
— Эта бабушка тебе ремнем по жопе настучит, будешь много разговаривать. В общем, в семь Михаил за тобой заедет. И чтобы никаких «я не голодная». Если скучно, можешь подругу свою недалекую прихватить.
В трубке раздаются гудки, и моя рука с телефоном безвольно падает на подушку. Два секс-раунда срубили меня так, что я отключилась, едва дойдя до кровати. Размотав простыню, я оглядываю себя: на бедрах краснеют отпечатки пальцев, между ног ощущается наличие чего-то инородного. Не только подушка в этой кровати обладает эффектом памяти. Я жмурюсь и натягиваю одеяло до глаз, словно кто-то сможет увидеть мою неприлично широкую улыбку. У меня был крышесносный секс в комплекте с идеальным изнасилованием, и не в последний раз, потому Серов, то есть Кирилл, мне позвонит.
Выпутавшись из сатинового кокона, я быстро шлепаю на кухню, где как любая уважающая себя хозяйка, устраняю следы кофейного непотребства: лужу на столешнице, валяющуюся на боку чашку, разбитую тарелку и смятый шарик из футболки. Довольная собой, оглядываюсь, и в этот момент замечаю в окне соседнего дома прилипшее к стеклу лицо соседа. Показываю ему фак и задергиваю шторы. Даже престарелый вуайерист не способен мне испортить сегодня настроение.
Словно айробот, я за час вычищаю квартиру, принимаю душ и переодеваюсь в провокационный черный комплект от своего любимого поставщика белья. Зверюга наверняка его порвет, но этот перформанс определенно того стоит. Уфф, при одной мысли об этом начинаю нескромно возбуждаться.
После того, как я десятый раз перепроверяю телефон на предмет пропущенного от Кирилла и в сотый раз расчесываю волосы, вспоминаю о звонке деда. Кулебяка, ватрушки с мясом… Черт, если я его в хлебо-булочном застолье одного оставлю, то мне точно не видать ни российской гуманитарной помощи, ни гелендвагена. Ох. А как быть с Кириллом?
Я накручиваю круги возле безмолвного айфона, как акула вокруг ломтя мяса, и в конце концов нарушаю свое железное правило: звоню парню первой. Мне нужно знать, во сколько освободится Кирилл ну или по крайней мере сказать ему о предстоящем вечере обжорства у деда. «И услышать его голос», — насмешливо подсказывает скептически настроенная женская гордость.
Гудки раздражающе вонзаются мне в ухо один за другим, но ответа не следует. Я растерянно разглядываю потухший экран и оседаю на диван. В смысле? Почему он не принимает мой звонок? «Может не слышит или занят?» — предполагает оптимистичная логика. Ошибочно прислушавшись к ней, через двадцать минут я пробую набрать ему снова и снова безрезультатно. Кирилл a.k.a. козлина, меня динамит.
Я оглядываю развратные кружевные чулки и идеальную чистоту вокруг, и чувствую, как во мне закипает злость. Когда это я успела опуститься до того, чтобы поменяться с мужчиной ролями? Подготавливаю почву для свидания, звоню первой и получаю игнор? Да сколько можно скакать на одних и тех же граблях?
Я быстро тычу в номер Кати, и приложив телефон к уху, начинаю сдирать с ног чулки. Они мне больше не пригодятся.
— Катюнь, хватит заваривать бомж-пакеты. В половине шестого будь у меня. Дед Игорь накрывает щедрую поляну.
— А он не будет против, что я приеду? Мне, кажется, он меня не любит.
— Всем всегда так кажется. Жду.
Я сбрасываю вызов и иду паковать сумку. Останусь у деда с ночевой: объемся калорийных вкусняшек и грузной бомбочкой буду плавать в бассейне. Это парнокопытное динамо не испортит мне настроение.
— Саня, ты нахлебницу, смотрю, притащила, — гаркает дед, встречая нас с Катей в дверях. — Что, Катерина, хана твоей газетенке? Остался московский народ теперь без правды.
— Здравствуйте, Игорь Вячеславович, — смущенно бормочет Катя, прячась за мою спину. На деда все так реагируют.
Мы проходим в гостиную, где суетится Люба, расставляя по столу пироги. Здесь столько еды, словно я пришла на поминки.
— А что, Макса с Никой не будет?
— Не будет, — недовольно бурчит дед. — У младшей тугосери сопли, у Андрюши, видите ли, лепка и рисование. Делают из моего внука Пикассо.
— Может, Да винчи, — замечаю я.
— Не умничай, Саня. Садись вон за стол. И пока половину пирогов не съешь, не встанешь. А ты чего глазами лупаешь, Катерина? Это еда, ее ртом едят. Костлявый зад свой на стул сажай и вперед. Заодно и поведаешь нам, что в мире творится. А то сдается мне все кругом пиздят, так хоть от честного журналиста правду послушаю.