А вот дальше все идет не по плану. Потому что моим планом было приобрести этот развратный комплект и провести ему горячий тест-драйв дома. А на деле…
— Уговорила, — хрипло звучит мне в ухо, и ту же секунду моя спина впечатывается в обитую бархатом стену. Я машинально обвиваю шею Кирилла руками, а пока он возится с молнией, с ужасом понимаю, что через каких-то пару секунд уподоблюсь Нике и Максу. Стану примерочной извращенкой.
43
Саша
— Носите с удовольствием, — выдавливает из себя Галина, старательно пряча глаза. — Будем рады видеть вас снова.
Натянуто ей улыбнувшись, я беру в одну руку пакет, набитый кружевными афродизиаками, в другую — ладонь Кирилла, и вываливаюсь из бутика. Кажется, после того как мы в течении пятнадцати минут грязно порочили стены этого бельевого храма, дорогу сюда мне придется забыть.
Минуту мы с Кириллом молча бредем по Малой Бронной. Не знаю, о чем думает он, но лично я все еще нахожусь под впечатлением от родео в примерочной. И кажется буду еще долго, потому что его седло прилично натерло мне между ног.
— Спасибо за подарок, — говорю, наконец.
Склонив голову, Кирилл криво усмехается:
— И тебе спасибо.
Я на секунду зависаю, разглядывая его лицо. И как это я могла думать, что он не в моем вкусе? Он же такой красивый. Охх, какой он красивый, особенно, в образе Санты из ада. Либо в сладкую вату капнули приворотного зелья, либо же покупка дорогих трусишек — это кратчайший путь к моему продажному сердцу.
— Куда мы теперь? — как бы случайно интересуюсь, когда мы проходим мимо моей любимой итальянской кафешки.
— Судя по тому, как ты вылизываешь глазами тарелку парня, сидящего за окном, ведем тебя поесть.
На эту оскорбительную клевету я могу лишь закатить глаза, потому что если начну возражать, изо рта потечет слюна. Просто тот задохлик в кислотной толстовке ест мою любимую пасту с цукини, а я в последний раз вилку в руках держала пять часов назад.
— Мне брускетты с вялеными томатами, ваш фирменный салат с рукколой, пасту с цукини… или нет… может быть, тунца в панировке… — я виновато смотрю на официанта. — У вас все так вкусно, что я не могу решить…
— Принесите ей и то, и то, — перебивает Кирилл. — Мне правда интересно, сколько ты можешь съесть.
Думаю, он и сам не догадывается, что в моих глазах только что побил рекорд по мужскому обаянию. Точно задался целью сделать меня своей ручной леопардихой.
— Ээммм… да, принесите все вот это, и еще кофе и манговый сорбет.
Официант уходит, и я вновь смотрю на Кирилла. Выглядит он сейчас почти как в примерочной: зрачки расширены, глаза пожирают мою грудь и шею. Это что, бонусный приход от трусиков Джанис?
На всякий случай я заглядываю под стол и быстро выпрямляюсь.
— Только не говори, что у тебя стоит на запах пиццы.
Кирилл спускает руку под стол и, незаметно одернув брюки, досадливо морщится:
— Нет, это какая-то ненормальная реакция на твой аппетит.
Пожалуй, подобная странность должна испугать, но она, неожиданно, приводит меня в дикий восторг. Во-первых, потому что я наконец нашла у Серова Ахиллесову пяту, а во-вторых, у нас наметилось идеальное трио: я, Кирилл и еда. О лучшем тройничке женщина и мечтать не смеет. По крайней мере, пока не изобрели машину времени, чтобы вернуть старину Харрисона в возрасте, когда его Форд еще умел ездить. Интересно, а что случится, если я назову Кириллу все меню?
— Я вот думаю, может, еще суп заказать? — постукиваю пальцем по губам в томной задумчивости. — У них с ньокками новый появился.
— Саша! — предупредительно рявкает Кирилл, пронзая меня молниями праведного эректильного гнева.
Официально: это лучшее свидание в моей жизни. Просто день сплошных «Уиииии» и «Ах». Кирилл, наконец, назвал меня по имени. Теперь я понимаю, почему Макс так радостно верещал, когда Энди впервые произнес «папа». В груди будто поселилась цирковая белочка, которая жонглирует моим сердцем как фундуком. Я вдруг начинаю жалеть, что не умею вязать. Сейчас я бы хотела связать Кириллу шарф. Или шерстяные носки. Ну или банально станцевать для него стриптиз. Короче, сделать что-нибудь приятное.
Я демонстрирую закрывающийся замок на губах и начинаю обаятельно улыбаться. На самом деле, это улыбка триумфа — так выглядят злые гении, когда получают пульт от кнопки управления миром.
— А ты сегодня еще на работу поедешь? — спрашиваю, с наслаждением втягивая в себя сдобренную соусом макаронину.
Кирилл разглядывает мой рот, залпом осушает стакан минеральной воды и мотает головой.
— Точно нет.
— Тогда, может, поедем в кино или…?
— Предлагаю «или». И перестань обсасывать эти макароны, иначе мне придется лишить зрения удода за соседним столом.
— Ревнуешь, Люци? — кокетливо играю бровями. Наматываю узел спагетти на вилку и скучным антисексуальным движением запихиваю его в рот. Я и так вход в свой любимый бутик сегодня солью засыпала, ни к чему искушать судьбу во второй раз.
— Не говори ерунды, — иронично парирует Кирилл и тянется через весь стол ко мне рукой. Я замираю, вопросительно глядя на него, и чувствую, как он касается уголка моего рта.
— У тебя соус, — низкая вибрация его голоса тревожит притихшую белку, и она возобновляет свое цирковое мастерства.
Подушечка большого пальца скользит по моей нижней губе, и я, мгновенно проникнувшись эротичной трепетностью момента, прикусываю ее зубами. Глаза Кирилла опасно вспыхивают, а я думаю, что в принципе нет ничего ужасного в том, чтобы пополнить свой длинный послужной список званием туалетной извращенки.
— Поехали отсюда, а? — хрипло произносит Кирилл. — Я тебя…
— А я думаю, кто ж за соседним столом чужие пальцы сосет? — раздается над нами суровое рявканье. — Пригляделся: а это моя внучка Сашенька старается. Зрелище, блядь, загляденье.
Охх, Марти Макфлай. Где же ты?
44
Кирилл
Мой палец Саша, побледнев, выплевывает и медленно поднимает глаза на седого рычащего хера. Второй раз встречаю этого деда и второй раз хочу его приложить. Хотя бы потому, что мой план запихать его внучку в машину и не до завтрашнего утра не вылезать из кровати, только что стремительно обмяк.
— А ты что тут делаешь, дедуль? — с АСМР-придыханием спрашивает Саша.
— А чего люди обычно в жральне делают, Саня? Жрут. Кто-то вот как я — макароны с сыром, а кто-то — немытые пальцы бывших работодателей, — старик переводит на меня презрительный взгляд и кривит губы: — Или ты уже из стенд-апа уволился, губастый?
Ах, ты, блядь, камикадзе в ссанном подгузнике.
Шум в голове нарастает, как и всегда бывает, когда перестаю себя контролировать, я отодвигаю стул и встаю.
— Ты бы слова подбирал, дед. В прошлый раз я твою вставную челюсть пожалел, но на этот раз придется глотать цирконий.
— Это репертуар, что ли, твой новый? — щурится старик. — Так я тебе сразу скажу: шутки твои — говно.
— Дед, хватит, — рявкает Саша. — У меня свидание, между прочим. Кирилл, ты тоже сядь.
— А меня ты чего не приглашаешь, Саня? Я твою жопку обосранную зря, что ли, десять лет в раковине подмывал?
А пока Саша выглядит так, словно проглотила кило васаби, старик отодвигает стул и садится. Я даже не помню, чтобы когда-либо меня так драло на части. Все факты говорят за то, что оппонент заслужил мордобой, и есть лишь одна деталь, которая меня от него удерживает. Зеленоглазая, пухлогубая и взволнованная. Ведь если я сломаю нос этому ее родственному Мойдодыру, она наверняка расстроится. А я, кажется, этого не хочу.
— Вон у вас тут сколько еды, — дед обводит глазами все, что не успела доесть Саша. — И впрямь как свидание. Набьете, значит, пуза, а дальше куда? — его прищуренный взгляд фокусируется на мне. — Дай угадаю? В музей ее Булгаковский поведешь?
Ага. В Грибоедовский. Знал бы ты, что я делать с твоей внучкой собирался до твоего прихода, уже столовым ножом мне глазные яблоки выковыривал.
— Пока ты над столом орать как потерпевший не начал, план был куда интереснее.
— Ну-ка, дай послушаю, — старик вальяжно отваливается на спинку стула и закидывает ногу на ногу. Блядь, сколько ему? Какой-то Чак Норрис. — Очень интересно, как нынче молодежь развлекается.
Я открываю рот, что ответить, что он и его любопытство могут идти на хер, но тут встревает возмущенная Саша.
— Дед, мне двадцать три. Макс к этому времени Нику осеменил, и уж он в процессе точно без твоих инструкций обошелся. И я тоже как-нибудь обойдусь.
— Ишь ты, какая феминистка мэйд ин ЮэСА в Москве высадилась, — язвительно грохочет старик. — Хочет она — расследование по дурости устроит, хочет — пальцы обсасывать будет на глазах у местных идиотов. А захочет — у дедули гелендваген будет клянчить, мурлыча и глазками хлопая. Все независимые бабы мира тебе аплодируют, Саня.
Я немного напрягаюсь. А про расследование он как узнал? Мое имя в прессе вообще никак не светилось.
— Я бы не обсасывала, дедуленька, если знала, что Люба тебе сегодня пирогов в контейнер не напихает, а разрешит сбегать в кафешку, — шипит Саша, при этом не прекращая улыбаться. — Потерпела бы полчаса до своей квартиры как-нибудь.
Лицо старого хера кривится, а у меня неожиданно встает так, что на столе начинают позвякивать бокалы. Вот она, разъяренная леопардиха, готовая выпускать кишки: раскосые глаза сверкают, щеки порозовели. Хоть за вторым комплектом белья ее в примерочную тащи. Она тут, по крайней мере, недалеко.
— И на что это ты намекаешь, Саня? Что я без жены своей чихнуть не могу?
Улыбка Саши становится еще более хищной, рот распахивается, готовый изречь очередную колкость, но потом вдруг ее черты резко смягчаются, а голос вновь приобретает тональность АСМР.
— Конечно, нет, дедуль. Ни у кого нет сомнений, кто у нас глава семьи. Люба и мы, твои внуки, за тобой как за каменной стеной. К кому мы еще придем за помощью, если возникнут проблемы? Когда мне Макс в трубку нудеть начинает, я ему всегда говорю: лучше спроси у деда. Он у нас самый мудрый и говна не посоветует.