Под чужим флагом — страница 2 из 4

Скверный случай

— Болезнь подкатила ко мне вчера утром, после завтрака, — рассказывал ночной сторож. — Дьявольская боль, сэр! Женщина, если ее можно так назвать, соседка, проще сказать, отдала моей миссис добрую половину селедки. Тогда я удивился, почему она это сделала, а теперь понимаю. Я съел ее всю, кроме кусочка, который миссис поставила жарить, и скоро почувствовал, что наступил мой смертный час.

Он схватился руками за живот и закачался из стороны в сторону, сопровождая это занятие вздохами и рычанием.

— Я люблю испытанные средства, — продолжал он. — Сначала я выпил две кружки пива и стал ждать, что будет, но буфетчик попросил меня выйти и умирать на улице. По его мнению, помочь мне может только ром. Я выпил стакан рома, а негодяй в благодарность выбросил меня за дверь. Я был слишком болен, чтобы спорить с ним. Проходивший мимо старый джентльмен свел меня в аптеку. Я не знаю, чем меня потчевал аптекарь и что со мной было дальше, но вскоре перед дверью собралась густая куча гогочущих зевак. Некоторые из них провожали меня до дома, и только моя миссис избавила меня от них и уложила в постель.

Он поднялся с легким стоном и зашагал по сторожке.

— Это очень напоминает мне историю, случившуюся с Диком Джинджером года два назад, только мой случай похуже. Началось это в кабаке: Джинджер поднял такой шум, что Сэм и Питер спервоначалу решили, что Дик спьяна проглотил свою трубку.

— Что у вас там случилось? — спросил буфетчик через стойку.

— Он проглотил свою трубку, — ответил Сэм.

— Ты… ты… гнусный лжец! — заорал Джинджер.

— Что же тогда? — продолжал буфетчик.

Джинджер слабо потряс головой:

— Не знаю, — пролепетал он. — Сдается мне, что это от пива.

— Вон! — сказал буфетчик. — От пива? Вон сию же минуту!

Джинджер вышел с помощью Сэма, подпиравшего его справа, Питера, подпиравшего его слева, и буфетчика, напиравшего сзади. Стоны и ругательства Джинджера надрывали сердце, и выражения, в которых он отзывался о пиве, заставляли краснеть Сэма и Питера. Они немного постояли на мостовой, дали Джинджеру отругаться, затем помогли ему влезть в трамвай, откуда через две минуты кондуктор с помощью пассажиров помог выйти всем троим, не выдав билетов.

— Что же нам теперь делать? — спросил Сэм.

— Сунем его в канализацию и пойдем своей дорогой, — свирепо ответил Питер.

— Мне очень плохо, — жаловался Джинджер. — Точно я съел коробку спичек.

— Чепуха! Просто живот заболел, — ответил Сэм.

— И они хотят меня бросить! Ох! — заливался Дик.

— Перестань хныкать! Довольно! Довольно же! Можешь ты вежливо и без ругательств ответить на вопрос?

Но Дик не мог; он висел на Сэме и жаловался тонким голосом. Конечно, собралась толпа и стала советовать Сэму, что нужно делать с Джинджером. Один из толпы посоветовал дать ему хорошенько по башке, чтобы из него вылетела вся хворь.

Джинджер пришел в себя и стал доказывать, что не он нуждается в подзатыльнике, а кто-то другой. Сэм с трудом впихнул Джинджера в проезжавший кэб и спас его от полиции. Джинджер сидел на коленях у Сэма, обняв его одной рукой за шею и выставив напоказ подметку, и когда Сэм заметил ему, что они могли бы ехать с большими удобствами, если он сядет, как подобает сидеть человеку, а не обезьяне, Джинджер согласился, обвил его шею другой рукой и выставил напоказ вторую подметку.

Когда подъехали к дому, Джинджер так корчился, что ни Сэм, ни извозчик не смогли добраться до его карманов, чтобы заплатить за проезд, и Сэму пришлось заплатить из своих денег.

Питер вошел в то время, как Сэм пыхтел, стараясь изловчиться и поймать лежащего Джинджера за ногу так, чтобы не получить пинка. Вдвоем они его одолели, раздели и уложили, по их словам, как можно удобнее. Впрочем, Джинджер не был с этим согласен и всячески поносил их.

— Ты замечаешь, что он приобретает грязный цвет? — сказал Сэм Питеру.

— Совсем, как прошлогодняя замазка, — отозвался тот.

— Это всегда так бывает перед концом, — сказал Сэм шпотом, который был слышен за два квартала.

— К… концом? — Джинджер сел на постели, и его глаза ровно наполовину вылезли из орбит.

— Ты лучше лег бы, Дик, — сказал добродушно Сэм. — Ложись-ка и надейся, что все сойдет хорошо. Мы сделаем все, что можно, и если ты все-таки помрешь, то не по нашей вине.

— П… помру? — жалобно сказал Джинджер. — Я не хочу помирать!

— Нет, ну, конечно, нет, если только…

— Если что?..

— Я бы на твоем месте перестал трепать языком, Дик, и спокойно ждал бы конца, — ответил Сэм.

— Правильно! — поддержал Питер.

Джинджер пролежал смирно полчаса и потом, увидя, что еще жив, начал понемногу проявлять признаки жизни. Прежде всего он спросил Сэма, знакома ли ему жалость к ближнему, и если да, то какого дьявола он воняет своей трубкой в комнате умирающего. Потом он заметил Питеру, что тот мог бы сесть спиной к умирающему, который вовсе не желает перед смертью смотреть на обезьянью рожу Питера. Так он разговаривал, пока им не надоело слушать.

— Никогда не видел таких болтливых полупокойников, — сказал Питер. — Ты должен бы лежать тихо…

— С ангельской улыбкой всепрощения на бледных устах, — подхватил Сэм. — Постой, зачем ты вылезаешь из постели?

— Вы это сейчас увидите, — злобно прошипел Джинджер, засучивая рукава.

Сэм нежно обнял его поперек тела, а Питер дружелюбно прижал его кулаком, и Джинджер снова очутился в постели, где на него положили сверху все наличные теплые вещи.

Тогда он смирился и слабым, прерывающимся голосом попросил Сэма сходить за доктором.

— Почему не подождать до завтра, Джинджер?

— Потому что я хочу сейчас! — заорал тот.

Сэм и Питер переглянулись и стали говорить, что теперь уже девять часов, что они здорово устали, что все порядочные доктора уже спят, а непорядочному они не могут доверить его драгоценную жизнь.

Но Джинджер настаивал на своем.

Питер и Сэм долго шатались по улицам, понурив головы, точно надеясь увидеть доктора, сидящего на мостовой в ожидании больного; наконец Сэм спросил Питера, куда, собственно, они идут?

В это время они проходили мимо бара "Голова Турка", зашли и заказали по стакану виски.

Кроме них, в баре сидел только один посетитель — высокий молодой человек в черном пиджаке, котелке и галстуке бабочкой. У него был длинный нос и быстрые, бегающие глаза. Он сидел, развалившись у прилавка, крутил желтые усики и стукал палочкой по ноге. Питер и Сэм сразу поняли, что нигде, кроме самых шикарных баров, этот молодчик не бывает, и заговорили шепотом о своих неудачных поисках. Вдруг джентльмен опорожнил стакан и обратился к ним:

— Чего вы ищете? — спросил он. — Не доктора ли?

— Да, — сказал Сэм и наперебой с Питером принялся описывать все признаки джинджеровой болезни.

— Вы занятно рассказываете, — заметил молодой человек. — А ведь я и есть доктор. Доктор Браун.

— Отлично! — воскликнул Питер. — А мы уж думали, что никогда не найдем доктора.

Молодой человек покачал головою:

— Боюсь, что я не гожусь вам.

— Почему?

— Слишком дорог. Я, видите ли, живу в Вест-Энде и нам запрещено брать с больных дешевле, чем по фунту за визит. А сюда я зашел потому, что люблю корабли и моряков.

— Фунт за визит? — ужаснулся Питер. — Ты слышишь, Сэм?

Сэм смотрел на него выпучив глаза, потом кивнул.

— Это только сначала кажется дорого, — говорил доктор. — Хороший друг стоит дороже.

— Да, если он не помрет, — ответил Питер.

— Мои пациенты не умирают, — сказал доктор. — Только у дешевых докторов пациенты мрут, как мухи.

Молодой человек взял стакан, но, увидев, что он пуст, поставил обратно. Сэм кивнул и спросил, не доставит ли доктор ему удовольствие, выпив с ним?

— Нет, довольно, пожалуй, — ответил тот. — Хотя стаканчик портвейна я бы, пожалуй, выпил.

Питер тоже вызвался пить портвейн, прежде чем Сэм успел его остановить.

Доктор выпил за здоровье Сэма, а Питер похвалил его прекрасный цвет лица. Потом Сэм подробно рассказал доктору о болезни Джинджера и спросил, долго ли Джинджеру осталось мучиться.

— Я ничего не могу сказать, не видя его. Давать советы за глаза нам запрещено.

— А сколько будет стоить посмотреть его?

— Да на него не надо много смотреть, — поддержал Питер. — Он весь, как на ладошке.

Доктор улыбнулся и покачал головою:

— Ну, ладно, если вы будете все это держать в секрете и не скажете ни одной живой душе, что я доктор, я посмотрю его, так и быть, за шиллинг.

— Джинджер согласится, — сказал Питер.

— Ты думаешь? — усомнился Сэм. — По-моему, он не заплатит. Все равно, теперь твоя очередь, Питер, я заплатил за портвейн.

Буфетчик должен был трижды повторить цену, прежде чем Сэм понял, что портвейн стоит в шесть раз дороже пива. Сэм пробормотал что-то о Вест-Эндских кутилах и они вышли на улицу.

Дорогой Сэм и Питер гадали, что скажет Джинджер при виде доктора и что он скажет, узнав про плату. Они поднялись по лестнице как можно тише, — доктор не хотел, чтобы его видели, — и нашли Джинджера лежащим вниз лицом на постели, раскинувшим ноги и руки в стороны.

— Где вы шлялись? — был его первый вопрос. — Можно было бы найти полсотни докторов за это время.

— Зато, мы нашли хорошего, Дик, — торжественно произнес Сэм. — Самого лучшего…

— Который стоит двадцати обыкновенных, — поддержал Питер.

— Что-о? — повернулся Джинджер.

Доктор улыбнулся, придвинул стул к постели, сел, потом пересел на постель.

— Посмотрим язык, — сказал он.

Джинджер высунул было язык, но тотчас же спрятал, чтобы сказать Сэму, чтобы тот не делал глупых замечаний о его языке.

— Я видел языки и похуже, — сказал доктор. — Однажды…

— И он умер? — спросил Джинджер.

— Нет, — ответил доктор. — Меня позвали в последний момент, но я просидел с больным всю ночь и он поправился.

— Я же тебе говорил, Джинджер, что это не доктор, а чародей, — сказал Питер шепотом, который можно было слышать в первом этаже.

Доктор стал засучивать рукав Джинджеру, и Сэм поспешил заметить, что у него не всегда бывает такого грязного цвета кожа. Доктор вынул часы, и приятели не дышали, пока он считал пульс.

— Гм, — сказал доктор, пряча часы, — ваше счастье, что вы меня встретили. Давайте теперь посмотрим грудь.

Джинджер дрожащими руками расстегнул рубашку, и доктор, посмотрев на татуированный корабль, приложил ухо как-раз между гротом и кливером.

— Скажите: "девяносто девять" и повторяйте…

— Девяносто девять, девяносто девять, девяносто… не подсказывай, Сэм, я обойдусь без тебя… девять, девяносто девять… чертей в твою ухмыляющуюся харю, Питер, девяносто…

Доктор передвинул ухо на корму, послушал, застегнул рубашку и задумался.

— У него сердце сдвинулось на два дюйма, — изрек, наконец, доктор.

— Прощайте, ребята, — в ужасе прошептал Джинджер.

— Прощаться еще рано. Если вы будете лежать спокойно и исполнять мои предписания, то выздоровеете через некоторое время.

Доктор послал Сэма за горячей водой и сказал, что назначает его главной сиделкой при больном.

— Вы ведь не хотите платить два-три фунта в неделю сиделке? — ответил он на жалобы Сэма, что сон — величайшее блаженство.

— Я обойдусь и без него, — огрызнулся Джинджер.

— Вам нельзя двигаться. Лежите спокойно. Даже если муха залетит вам в ноздрю, вы не смеете ее согнать сами, иначе это принесет вам непоправимый вред.

Он налил горячей воды в стакан, приподнял Джинджера и вылил в него один за другим четыре стакана.

— Это ему поможет, — сказал он, взяв шиллинг, добытый Сэмом из кармана Джинджера. — Я приду завтра утром.

— А как насчет лекарства?

— Принесу. До свидания!

Сэм и Питер привыкли ложиться рано, но теперь, как только Сэм сделал движение к подушке, Джинджер принимался хныкать и называл его наемным убийцей.

В два часа ночи он оторвал Сэма от замечательного сна о девушке с голубыми глазами, называвшей Сэма по имени и улыбавшейся ему.

— Сэм! Сэм! Сэм! — кричал Джинджер.

— Алло? — и Сэм спустил ноги с постели.

— Я думал, что ты умер, — сказал Джинджер. — Я тебя зову минут десять. У меня даже сердце заболело.

— Чего тебе надо?

— У меня чешется спина.

Сэм вылез из теплой постели и принялся чесать Джинджера, а тот говорил ему, как надо это делать, и что кожа у него нежная, и что Сэм хочет его умертвить.

Ночью Джинджер еще три раза будил Сэма: два раза просил пить и один раз справился, сколько, по его мнению, лет доктору.

Сэм притворился спящим и ни на какие крики больного не отзывался.

Утром явился доктор. Выслушав Джинджера, он сказал, что сердце дальше не сдвинулось, и потребовал, чтобы тот оставался в постели еще день-два.

— Оно перестало двигаться вперед, — говорил доктор. — Надеюсь, завтра оно начнет двигаться обратно.

Он достал из кармана бутылку с лекарством, сказал, что оно будет стоить шиллинг и, потребовав кусок сахару, дал первую дозу, после чего Джинджеру свет показался в овчинку.

— Я приду опять вечером, — сказал доктор, пряча два шиллинга. — Не давайте ему двигаться… Позвольте, что это?

— Что случилось? — заволновался Сэм.

Доктор осмотрел глотку Джинджера и стал тискать шею Сэма.

Тот побледнел.

— Что?.. Что?

— Мне кажется… гм… заражение крови… Я еще не уверен в этом… Это можно сказать только лишь, когда человеку надо резать ногу или руку.

— А как… как это узнать?

— Это мы скоро узнаем… Я бы вам советовал все-таки разделить компанию с товарищем и лечь в постель. Принимайте эти лекарства, а я зайду вечером.

Он ушел, оставив их в полной растерянности. Потом Сэм стал раздеваться и говорить Питеру, что вся Европа погибнет в самом непродолжительном времени, если такие люди, как Джинджер, будут гулять на свободе, заражая честных моряков.

Весь день Сэм и Джинджер в отсутствие Питера отчаянно перебранивались, при чем Сэм одерживал верх, так как Джинджер боялся за свое сердце, но вечером окончательно успокоился, когда доктор объявил, что ему лучше. Зато Сэм забеспокоился пуще прежнего.

Доктор объявил ему, что зараза у него перешла в печенку и начала там ворочаться.

— Это не опасно, если вы будете меня слушаться. Лежите спокойно, пейте лекарство, и в неделю я вас поставлю на ноги. Но если вы двинетесь или разволнуетесь, я ни за что не ручаюсь.

Доктор еще немного потрепал языком, сказал, что сердце Джинджера возвращается на прежнее место, получил свои монеты и ушел. Питер помялся, помялся, потрогал Джинджера за нос, потыкал пальцем в Сэма и смущенно ушел.

Вернувшись немного навеселе, он начал болтать о том, какое вкусное пиво в новом баре — "докторском", о том, как он рад, что у него печенка в порядке и сердце на месте. И так продолжалось четыре дня.

— Я удивляюсь, как ты тоже не свалился, — говорил Джинджер.

— Свалиться? От пива? Как бы не так!

— Помни о своем сердце, Дик! — предупредил Сэм.

— Ни черта я не верю ни в докторов, ни в лежание в постели, — заявил Питер, ковыряя в зубах. — Думаю, что лучше бы вам обоим вылезти из постелей и проплясать джигу в одних рубашках…

— Помни о своем сердце, Дик, и воздержись…

Джинджер воздержался. Питер ушел и не возвращался до закрытия кабаков. Правда, он разбудил их дьявольским грохотом сапог, но ничего связного сказать не мог и тут же захрапел.

Утром они решили с ним не разговаривать. Питер запустил в Сэма штанами Джинджера и ушел на весь день.

Он вернулся лишь в шесть часов, посмотрел на Сэма и растянул рот до ушей, посмотрел на Джинджера и зажал рот рукой.

— Он пьян! — ядовито сказал Сэм.

— Рехнулся и пьян, — повторил Джинджер.

Питер ничего не ответил, но со стоном повалился на постель и затрясся от хохота.

— Как… как… как твое сердце, Дик? — выдавил он, наконец, из себя.

Джинджер горделиво промолчал.

— А твоя бедная старая печенка, Сэм?

Питер расхаживал но комнате, глядя на двух инвалидов, беспомощно переглядывавшихся, и хохотал до слез.

— Эт… этот доктор… — еле выговорил он, — буф… буфетчик сказал мне…

— Что ты болтаешь?

— Он… какой он к черту доктор? Он — клерк барышника, и вы его больше не увидите. Его сцапала полиция.

В комнате стало так тихо, что слышно было лишь хриплое дыхание Сэма.

— Вы бы слышали, как грохотал буфетчик, когда я ему рассказал о тебе и о Сэме. Сколько денег он у тебя выманил, Дик?

Джинджер ничего не ответил. Он тихонько встал и стал натягивать сапоги и штаны. Потом подошел к двери и запер ее.

— Что ты хочешь делать? — спросил Сэм, одевая носки.

— Теперь мы с тобой посмеемся над Питером, — ответил Джинджер.

Филантроп

Ночной сторож покачал головой:

— Нет, мне никогда не приходилось встречать этих фил… фил… мизантропов, как вы их называете, — благотворителей, словом. А если бы встретил, то уверен, что они бы обжулили меня. Я не хочу сказать, что не верю в их существование, просто мне не приходилось никогда встречать бескорыстных благотворителей. Если вам делают добро, то, будьте покойны, вы за него заплатите с процентами. Я недавно встретил одного иностранца. Мы с ним разговорились о его умершем брате. Он прослезился н в умилении выставил восемь кружек пива. Да. А потом одолжил у меня пять шиллингов и только я его и видел. А вы говорите — благотворители…

Конечно, свет не без добрых людей. Я думаю, что у всех влюбленных есть этакое мягкое, чувствительное местечко, — вероятно, на темени, — но много ли этих влюбленных? Где их найти забулдыге-матросу без гроша в кармане, но с огромным аппетитом?

Доброта, по-моему, только другое название для ловкости, как например, доброта Сэма Смолла к Дику Джинджеру и Питеру Руссету.

Дело началось у них со скандала.

Они только-что вернулись из плавания и наняли втроем славную комнатку в Вэптинге. Первые два-три дня, имея достаточно денег в кармане и не имея никаких забот, они жили душа в душу, прямо как братья дошкольного возраста. По все пошло к свиньям после маленькой шутки, проделанной Джинджером над Сэмом как-то вечером в баре на Попларе.

Это была первая выпивка за вечер. Сэм заказал кувшин пива и три кружки, Джинджер подмигнул буфетчику и побился об заклад с Сэмом, что тот не сможет выпить одним духом весь кувшин. Буфетчику были вручены четыре шиллинга, и Сэм с довольной улыбкой уже сграбастал кувшин, предвкушая победу, но вдруг заметил, что Джинджер на него как-то подозрительно посматривает. Дважды Сэм брал кувшин и опускал его. Наконец, не выдержал и спросил Джинджера, какую штуку он собирается выкинуть? Тот только улыбнулся, и Сэм стал беспокоиться. Наконец, поборов волнение, решительно поднял кувшин и выпил, примерно, половину.

Джинджер повернулся к буфетчику и спросил:

— Вы ее поймали в мышеловку, или она сдохла от яда?

Сэм замер, как подстреленная куропатка, похлопал глазами, выплюнул пиво и скорчил такую рожу, что всем стало страшно.

— Что с ним? — спросил Джинджер. — Я еще никогда не видел, чтобы Сэм морщился от пива.

— Обычно он хлещет его во всю, — подтвердил Питер Руссет.

— Да, но без дохлых мышей! — крикнул Сэм, весь дрожа от ярости.

— Мышь? — удивился Джинджер. — При чем тут мышь? Разве я сказал, что у тебя в кувшине мышь? Что ты валяешь дурака?

— И потому проиграл заклад, — докончил Питер.

Сэм понял, что его разыграли, и, когда буфетчик передал деньги Джинджеру, говоря, что тот их выиграл честно, то стал громогласно и непочтительно выражаться о близких и дальних предках не только Джинджера, но и буфетчика. Сэм так оскорбительно отзывался об их родителях, что буфетчик, его брат и несколько солдат с помощью безногого инвалида, продававшего спички, соединенными усилиями вытолкнули его из кабака и посоветовали идти прямо, потом направо — туда, где через две улицы будет сумасшедший дом.

Но Сэм не пошел ни прямо, ни направо, а торчал перед баром, пока не вышли Джинджер и Питер. В простых, но убедительных выражениях Сэм корректно выложил все, что он думает о их подлых душонках, и заявил, что больше не желает видеть те места, которые они по глупости называют своими лицами, но которые больше похожи на ту часть тела, на которой обычно сидят.

— Больше я вас знать не знаю, — заявил Сэм, — черт с вами с обоими!

— Ладно, — ответил Джинджер, — счастливо оставаться. Я думаю, Питер, что домой он вернется в лучшем настроении.

— Домой? — злобно захохотал Сэм. — Домой? Вы думаете, что я решусь отравлять свой организм вашим ядовитым дыханием? Да лучше я буду спать в мусорной яме, чем рядом с вами!

Сэм задрал нос кверху и, взглянув на своих товарищей, как шикарная барышня смотрит на грязную лужу, повернулся и пошел прочь.

Долгое время он разгуливал по улицам. Гнев его несколько поутих. Он озяб и стал подумывать о теплой постели. Сэм зашел в бар, выпил бутылку рома и, придя снова в хорошее настроение, улыбаясь, потащился домой.

В комнате было темно и раздавался могучий храп Джинджера и Питера. Сэм снял куртку и присел на край кровати, чтобы стащить тяжелые сапоги. Но не успел он снять свой левый сапог, как послышалась ругань: с постели приподнялся какой-то человек, выражая неудовольствие, что ему отдавили ногу.

Сперва Сэм подумал, что это Джинджер или Питер, но, зажегши свет, увидел, что оба они лежат на своих кроватях.

На кровати Сэма лежал какой-то незнакомец.

Недоумевая, Сэм сгреб его за шиворот и принялся вытряхивать из постели.

— Эй, стой! — крикнул Джинджер. — Питер, помоги!

Питер помог, и Сэм был выведен на середину комнаты. Незнакомец, молодой человек довольно грязного вида, с желтым лицом, начал ругаться и стонать, хватаясь за ногу.

— Что это за фрукт? — кричал Сэм. — И зачем он вырос в моей постели?

— Это наш новый жилец, — успокаивал его Джинджер.

— Как? — спросил Сэм, не веря своим ушам.

— Ну, да, наш жилец, — подтвердил Питер Руссет. — Ты же сказал, что не хочешь дышать нашим отравленным воздухом, и мы сдали ему на ночь твою кровать за девять пенсов. Мы отпустим тебя, если ты не будешь буянить.

С минуту Сэм молчал, будучи не в состоянии подобрать достаточно крепкие слова. Потом, угрюмо буркнув: — Я заплатил за свою часть комнаты по субботу и хочу спать, — бросился на жильца, но Джинджер и Питер поймали его, положили на пол и сидели на нем до тех пор, пока он не обещал смириться. Тогда они его отпустили и, хвастаясь своей добротой, позволили лечь на полу, с условием больше не скандалить.

Сэм укоризненно посмотрел на товарищей, затем, не говоря ни слова, снял правый сапог и улегся в уголке, но долго вертелся и не мог заснуть то ли от твердого пола, то ли от ярости, — не знаю.

На рассвете Сэм открыл один глаз и хотел открыть другой, но воздержался, закрыл первый и стал, зажмурившись, наблюдать. Жилец стоял около кровати Джинджера, ловко обшаривая его карманы, потом, оглянувшись, перешел к куртке Питера. Сэм лежал тихо, пока жилец с сапогами в руках выбирался на цыпочках из комнаты, потом вскочил и догнал его на лестнице.

Ухватив жильца за шиворот у парадной двери, Сэм начал его трясти и дубасить. Жилец мотался и жалобно попискивал. Сэм приставил ему кулак к носу и потребовал обратно взятые деньги.

— Сейчас, сэр, — пискнул тот, покачиваясь.

Сэм протянул руку и жилец, лопоча, что это, в сущности, была только веселая шутка, передал ему часы Джинджера с цепочкой и деньги: 18 фунтов, 4 шиллинга и 6 пенсов. Сэм взял часы и деньги и, пошарив в кармане вора, не забыл ли тот еще чего-нибудь, открыл двери и вышвырнул его на улицу.

Потом не спеша уложил деньги и часы в пояс, который носил на теле под рубашкой, на цыпочках вернулся в свой угол и заснул со счастливой улыбкой на устах.

Услышав, что Джинджер проснулся, Сэм закрыл глаза покрепче и продолжал спать кротким детским сном, несмотря на дьявольский шум, поднятый Джинджером и Питером. Наконец, это ему надоело, он зевнул, открыл глаза и обругал Джинджера, который не дает спать честным матросам, заработавшим право на отдых.

— Не шумите, — сказал он, — а то разбудите вашего жильца.

— Сэм, — сказал Джинджер, и голос у него был совсем не тот, что вечером, — Сэм, дружище, он обокрал нас и сбежал, каналья!

— Не может быть? — сказал Сэм, садясь на полу и хлопая глазами. — Глупости!

— Обокрал нас с Питером, — ответил Джинджер упавшим голосом. — Украл все до последнего пенса, в том числе часы с цепочкой!

— Бредишь ты, что ли?

— Я хотел бы, чтобы это был бред.

— Как же ты, Джинджер, — воскликнул Сэм, вскакивая, — решился взять жильца, не зная, кто он такой?

— Он показался нам славным парнем, — оправдывался Питер.

— Ну, я счастливо отделался. Если бы мне не пришлось спать не раздеваясь по милости некоторых товарищей, то и меня обокрал бы этот тип.

Сэм с деланным испугом ощупал карманы, улыбнулся и начал позвякивать серебром.

— Бедняги, мне вас жалко, но он, наверное, бедняк. Может быть, у него голодают жена и дети. Кто знает? Я бы на твоем месте не осуждал его, Джинджер.

Он постоял еще минутку, позванивая деньгами, потом стал умываться. Товарищи по несчастью жалобно переглянулись.

— Я думаю, что нам… нам придется голодать, Питер! — и голос Джинджера дрогнул.

— Похоже на то, — ответил жалостно Питер.

— И никто обо мне не позаботится.

— И обо мне тоже.

— Может-быть, Сэм даст нам взаймы?

Сэм притворился глухим и шумно плескался водой.

— Ведь Сэм — хороший товарищ!

— О чем вы там болтаете? — и Сэм повернулся к ним лицом, покрытым мыльной пеной. — Почему вы собираетесь голодать? Почему вы не идете на корабль наниматься?

— Я думаю, что нам удастся устроиться на "Чизпик", Сэм, — тихо ответил Джинджер.

— Глупости! Ты отлично знаешь, что "Чизпик" не будет готов к отплытию раньше трех недель.

— Может быть, Сэм даст нам взаймы, чтобы протянуть эти три недели? — печально сказал Питер. — И тогда мы снова будем иметь счастье отправиться вместе с ним в плавание.

— А может быть, и не одолжит, — ответил Сэм. — У меня еле хватит денег для себя. Матросы, обижающие товарищей и заставляющие их спать на полу, укладывая воров в постели, не достойны получать деньги в долг. У меня шея трещит при каждом движении и я, наверное, получу ревматизм от холодного пола.

Сэм надел шляпу, помурлыкал веселенький мотив и пошел завтракать в харчевню, где они обычно столовались. Только-что он принялся уплетать яичницу с ветчиной, как к нему подошли Питер и Джинджер и подали носовой платок, забытый им дома.

— Мы думали, что он тебе нужен, Сэм, — сказал Питер.

— И мы принесли его тебе, — подхватил Джинджер. — Приятного аппетита, Сэм… Как вкусно здесь пахнет, черт возьми!

Сэм взял платок и сухо поблагодарил товарищей. Они постояли в нерешительности, потом вышли.

Через полчаса вышел Сэм и увидел их у дверей харчевни.

Джинджер спросил его, не хочет ли он прогуляться.

— Гулять? Нет! Я пойду спать. Я провел эту ночь скверно, не так, как другие.

Сэм вернулся домой и завалился спать. В час дня Джинджер начал трясти его за плечо.

— Что случилось? Что тебе надо?

— Это… как его… время обедать. Я думал, что ты… проспишь обед.

— Оставь меня в покое, — огрызнулся Сэм, закутываясь в одеяло, — я не буду обедать. Ступай обедай, если хочешь.

Сэм лежал еще полчаса с закрытыми глазами, слушая, как Питер и Джинджер жаловались друг другу на голод.

Потом встал и взял шляпу.

— Пойду обедать, — и выразительно добавил: — Имейте в виду, что платок я взял.

Сэм пошел в харчевню, ел яичницу и борщ, пил пиво и ждал Питера с Джинджером, но они не пришли. На улице они вынырнули из-за угла, но Сэм сделал вид, что не заметил их, и медленно пошел по Майль-Энд-Род.

Они плелись за ним в десяти шагах до конца улицы. Сэм вскочил в омнибус, поехал обратно, слез у харчевни, закурил и стал поджидать друзей. Наконец, они пришли, хромая от усталости.

— Где вы были? — спросил он.

— Мы… того… прогуливались, — отдуваясь, сказал Джинджер.

— Чтобы немного… заглушить голод, — подхватил Питер.

Сэм строго посмотрел на них и приказал следовать за ним.

Зайдя в бар, он спросил кружку пива.

— Дайте этим двум беднягам краюшку хлеба с сыром и две кружки пива, — сказал он прислуживающей девушке.

Джинджер и Питер переглянулись, но не сказали ни слова: они были слишком голодны.

— Лопайте, несчастные, — сказал Сэм с масленой улыбкой. — Я не могу видеть голодных людей, — сказал он девушке и звякнул золотой монетой о прилавок.

Девушка, хорошенькая брюнетка с кольцами на пальцах, похвалила Сэма за его доброту. Сэм беседовал с ней о несчастных бродягах, а Питер с Джинджером ели молча. Сэм покуривал и искоса посматривал на них, а когда они кончили, велел подать им горячих рубцов и отошел в сторону.

Справившись с рубцами, Джинджер побежал за ним и, преодолев свою гордость, попросил денег взаймы.

— Ты же знаешь прекрасно, что получишь их обратно.

— Не знаю, — возразил Сэм, — и удивляюсь тебе. Каждый ребенок может тебя ограбить. Я человек небогатый и не могу содержать целую команду матросов. Не успеешь дать тебе денег, как их у тебя снова сопрут. Пожалуйста, не просите у меня больше денег и не шляйтесь за мною, как стая кошек за продавцом печенки. Я буду пить чай в кофейне Брауна и, если вы оба будете там в пять часов, я посмотрю, что можно для вас сделать.

Питер и Джинджер были у Брауна без четверти пять, а в десять минут седьмого вошел Сэм с сигарой и заявил, что готов забыть прошлое, усадил их и заплатил за чай. Он сказал мистеру Брауну и кельнерше, что платит за них, и так громогласно возгласил об этом на всю кофейню, что Джинджер лишь с громадным трудом удержался от хорошего удара тарелкой по сияющей физиономии Сэма.

Сэм ушел один, а они без гроша в кармане попробовали погулять, но скоро свернули к дому, разделись и спали до полуночи, когда пришел Сэм и разбудил их, чтобы рассказать подробно о программе мюзик-холла где он провел вечер. Сэм рассказывал до половины второго, и Питер дважды больно ущипнул Джинджера, который непочтительно засыпал.

Утром Джинджер заявил, что они пойдут наниматься на корабль, но Сэм и слышать не хотел об этом. Вообще тон у него стал невозможный. Он заявил, что сам скажет им, когда нужно идти, а если они не послушаются, то он перестанет им давать денег взаймы.

Он таскал их повсюду, кормил и поил и рассказывал всем, что из жалости содержит двух товарищей, делал им замечания, запретил Питеру чавкать, Джинджеру — сморкаться мимо платка, и все восхваляли его доброту и товарищеские чувства.

Так продолжалось с неделю. Сэм купался в лучах славы и впервые чувствовал себя фил… фил… как его там… физантропом, что ли?

А они в первый раз в жизни стали скорбно высчитывать, сколько еще времени осталось до ухода судна.

Однажды ночью они возвращались из кино. Вдруг Джинджер издал воинственный клич, бросился в переулок, нагнал какого-то человека, оглушил его ударом кулака и сел на него верхом.

— Эй, Джинджер, — крикнул Сэм, — что случилось? Что ты там делаешь?

— Это он, наш жилец, — ревел Джинджер.

Питер завыл и бросился к нему.

— Глупости, — сказал Сэм, бледнея. — Ты просто пьян, Джинджер! Вот и пои тебя после этого…

— Это он, я не ошибся! Я узнаю его богомерзкую рожу среди тысячи!

— Брось его сейчас же! — приказал Сэм, но в голосе его не чувствовалось прежней уверенности. — Живо! Ты слышишь?

— Позови полисмена, Питер! — сказал Джинджер.

— Отпусти его сейчас же! — топнул ногой Сэм. — Ты хочешь, чтобы тебя оштрафовали за драку? Ты хочешь оторвать беднягу от жены и детей, которые, может быть, голодны…

— Зови полисмена, Питер!

— Не делайте этого, — завопил вор, — вы же получили обратно свои деньги. Какой же вам толк губить меня?

— Получили обратно? — крикнул яростно Джинджер, встряхивая вора. — Не шути с матросом, негодяй, а не то от тебя останется одно мокрое место,

— Но он же отобрал их от меня, — хрипел вор, указывая на Сэма. — Он поймал меня и взял деньги обратно и ваши часы тоже.

— Что-о?

Питер и Джинджер переглянулись.

— Вот провалиться мне на этом месте! — клялся вор. — Выверните его карманы и увидите. Эй, ты куда, дядя?

Джинджер повернулся в тот момент, когда Сэм исчезал за углом. Он ударил на прощанье вора и вместе с Питером бросился за Сэмом.

— Маленькая шутка… товарищи… — бормотал схваченный Сэм. — Я… это… только-что хотел вам все рассказать… Не так крепко, Джинджер… я уже не молод, у меня хрупкие кости…

Джинджер молча схватил Сэма за шиворот. Питер схватил за шиворот жильца и они торжественно направились домой. Войдя в комнату, они обыскали Сэма и нашли в его поясе часы, 17 фунтов, пять шиллингов и немного меди.

— У каждого из нас было больше девяти фунтов, Сэм! Где остальные?

— Это все, — простонал Сэм, — больше ни гроша.

Он должен был раздеться до гола и вытрясти сапоги, прежде чем ему поверили. Джинджер взял часы и сказал Питеру:

— Семнадцать фунтов пополам будет восемь с половиной, пять шиллингов пополам — полкроны, половина четырех пенсов — два пенса. Получай свою долю.

— А я… как же я, дружище Дик? — ласково сказал Сэм. — Надо делить на три части.

— Три? Почему?

— Тут есть часть моих денег. Я же платил за вас десять дней подряд и…

— И мы тебе очень благодарны.

— Правильно, — поддержал Питер. — Очень благодарны. От всего сердца.

— Это была твоя добрая воля, — продолжал Джинджер. — Ты ведь добрый человек. Ты давал нам деньги? Нет? Чего ж тебе еще нужно? Ты получил свою порцию удовольствия. Теперь наш черед.

Джинджер открыл дверь и вышвырнул жильца. Потом обнял Питера и стал танцевать с ним вальс, а бедняга Сэм поспешил лечь в постель, чтобы не мешать веселиться богатым людям. Они танцевали с полчаса, потом сели на Питерову постель и стали говорить шепотом.

Сэм слышал, как Питер говорил:

— Три пенса на завтрак, семь на обед, три — на чай, пенс на пиво и пенс на курево. Сколько всего Джинджер?

— Ровно один шиллинг.

— Я думаю, что он не помрет с голода, Джинджер?

— Не помрет. Спокойной ночи, Питер!

— Приятных снов, Джинджер!

Усыновление

— Татуироваться надо с умом, — сказал ночной сторож. — Это ведь искусство, а не что-нибудь. Тут нельзя ошибаться: потом не поправишь. Я знал человека бездарного, который обязательно хотел научиться татуировке. Он разукрасил своими пробами всех юнг, но под старость мирно занялся вязанием чулков.

Джинджер Дик ни за что не желал татуироваться. Как у всех рыжих, у него была хорошая кожа, и он рискнул ею только ради возможности разбогатеть сразу.

Дело было так. Пришли они из плавания. Сняли, по обыкновению, комнатку втроем и заплатили вперед за месяц и закутили во всю.

Так прошло три недели. Однажды Джинджер раскапризничался и заявил, что будет весь день валяться в постели и отдыхать. Хоть раз в жизни он выспится, не слыша храпа старого Сэма и ругательств Питера.

Питер и Сэм ушли, а Джинджер заснул. Через час проснулся и отхлебнул из кружки глотка два воды (он выпил бы и больше, но вода оказалась мыльная — после бритья), выругался и заснул снова. Проснулся он только после полудня, разбуженный вернувшимися товарищами.

— Где вас черти носили? — справился Джинджер.

— У нас дела, — важно ответил Сэм. — Пока ты валялся, мы с Питером обмозговали недурное дельце…

— Да ну! Какое?

Сэм закряхтел и отвернулся, а Питер стал насвистывать что-то неопределенное.

— В чем же дело?

— Нам повезло, и дело само идет в руки, — начал Сэм. — При некоторой доле удачи и осмотрительности можно хорошо подработать. Даже Питер, наш Фома неверующий, и тот согласен со мной.

— Правда, — ответил Питер, — но если болтать встречному и поперечному, то…

— Но ведь нам нужен еще компаньон, Питер, и притом рыжий. В таком случае мы должны предложить Джинджеру это дело раньше, чем другому рыжему матросу.

Джинджер, не привыкший к такой сентиментальности, заподозрил недоброе. Он знал Сэма давно: тот вечно носился с самыми нелепыми проектами, и чем нелепее был проект, тем больше он был уверен в его осуществимости.

— Да говорите же! — Джинджер стал терять терпение.

Сэм сел к нему на кровать и заговорил шепотом:

— Дело в харчевне. То-есть, оно не лежит там, а сама харчевня и есть дело. В харчевне хозяйка, старуха, вдова, очень рыжая и очень приятная. Такую старуху каждый из нас не отказался бы… как это сказать… у-ма-те-рить.

— Ума… ума… как ты говоришь?

— Ну, уматерить. Ясно: мальчика можно усыновить, девчонку — удочерить, а старуху — уматерить. Кроме того, в харчевне есть хорошенькая голубоглазая девица, которую рыжий парень может укузинить.

— Стой! — заорал Джинджер. — Будешь ты говорить на языке порядочных людей или нет? Мне некогда выслушивать твои поэтические потуги.

— Хорошо. Мы с Питером были в одной харчевне. У хозяйки харчевни, рыжей старухи, был сын, — заметь, рыжий насквозь, — который четырнадцати лет от роду, стало быть, двадцать три года назад, ушел в море и пропал без вести. Старуха говорила нам, что она надеется, что он еще вернется, и она успеет его поцеловать перед смертью.

— Две недели назад ей снилось, что он вернулся с рыжей бородой, — дополнил Питер.

Джинджер молча стал одеваться.

— Что же, — сказал Сэм, — есть и другие рыжие матросы на свете. Не хочешь, мы найдем другого.

Джинджер не отвечал, но усмехался так ядовито, что Сэм вскипел:

— Нечего драть глотку! Ты прямо-таки копия этого рыжего сына: у него тоже голубые глаза, нос, как у всех людей, и рот тоже. Больше того, у него такой же шрам над левой бровью, как у тебя, только едва ли полученный в пьяной драке.

— Точь-в-точь, — подтвердил Питер.

Джинджер продолжал одеваться.

— Ладно. Но это, ребята, смахивает на мошенничество…

— Какое тут мошенничество? — завопил Сэм. — Это сущее благодеяние: мы возвращаем старухе нежно любимого сына. Это чистейшая филан… как ее… тропия, что ли? Мы сходим еще раз, узнаем все подробности татуировки рыжего сына и…

— Татуировки?

— Ну да, это же главный козырь всей игры. На левой руке у него был изображен матрос, танцующий джигу, на правой — пара дельфинов с фонтанами, честь-честью. На груди судно со всеми парусами, а на спине буквы Ч.Р.С., стало-быть, Чарльз Роберт Смит, его имя.

— Осел! Да ведь на мне нет не только корабля с дельфинами, но даже простой родинки.

— Нет, так будет, — возразил Сэм.

— Будет? Дудки с! Портить кожу синими болячками! Хотел бы я посмотреть на того, кто мне это предложит!

Приятели принялись доказывать Джинджеру, что кожа создана для татуировки, как ноги для штанов, что радость бедной вдовы будет неописуема, что Джинджер станет богачом и владельцем трактира и его старые друзья будут с уважением пожимать его руку и платить звонкой монетой, но ничто не могло пронять Джинджера. Он уперся, как бык, и ничего и слышать не хотел.

Но вечером, когда Сэм с Питером собрались навестить печальную рыжую вдову, Джинджер увязался за ними. По дороге он стал терять хорошее настроение, заметив, что его друзья при виде каждого встречного рыжего матроса начинали разбирать его по статьям.

В харчевню они его не пустили, позволив лишь подсматривать в щелку двери. Он видел, как они беседовали с хозяйкой и хохотали с хорошенькой девушкой; а он, скрежеща зубами, два часа проплясал на холоде у дверей "Голубого Льва".

Наконец они вышли, очень веселые. Питер был украшен белой розой, перед тем болтавшейся на груди рыжей девицы.

Джинджер многое хотел бы им сказать, но Сэм заявил, что им некогда, они собрали все решительно сведения и торопятся разыскать одного сговорчивого рыжего матроса, по имени Чарли Бутс.

Это сразу сбило спесь с Джинджера, и они прямехонько направились в пивную промочить пересохшие от разговоров глотки. Выпили, потом еще выпили и еще. После двенадцатой кружки Джинджер размяк, публично покаялся в своих грехах и пожелал выпить с Сэмом кубок примирения. За ним последовала кружка дружбы и стакан союза из чистого рома. Поэтому, когда речь зашла о татуировке, Джинджер объявил, что татуироваться должен каждый порядочный моряк. Он до того разошелся, что Сэм должен был дать ему торжественную клятву, что в ту же ночь его татуируют.

Домой они шли посередине улицы, обняв друг друга за шею. Но вскоре Джинджер остановился и стал кричать:

— Полисмен! Караул! Я потерял шею Сэма!

Питер с большим трудом довел его до дому и уложил спать.

Наутро Джинджер проснулся от страшной боли. Голова трещала, язык горел, грудь спирало тисками и дышать было нечем.

Перед ним стояли Сэм, Питер и незнакомец с усами.

— Потерпи, Дик! — успокаивал Сэм. — Все идет отлично!

— У меня голова лопается и всю грудь колет булавками!

— Иголками! — поправил незнакомец с усами. — Только иголками. Булавки не годятся для такого дела.

Джинджер взглянул на свои руки, вскочил и бросился на незнакомца с явным намерением прикончить его, но был вовремя пойман и положен на пол. Здесь ему терпеливо объяснили, что незнакомец — лучший татуировщик в мире, настоящий художник своего дела, и что вообще Джинджер напрасно беспокоится: он же сам вчера требовал немедленной татуировки.

— Как, уже все сделано?

— Ну, нет, еще не все, — ответил Сэм.

Джинджер полчаса изощрялся в определении наружных и внутренних качеств татуировщика, а также его близких, и это его немного облегчило, а когда тот в ответ заметил, что работать на Джинджеровой коже одно удовольствие, сдался и позволил продолжать операцию. Дальше он так разошелся, что и сам пожелал учиться этому искусству, и, когда Сэм отвернулся, всадил ему иглу в зад. Игла сломалась. Сэм закричал, а Джинджер удивленно сказал:

— Работать на твоей коже, Сэм, одно удовольствие.

Три дня разрисовывали Джинджера и три дня он не знал, выживет он или нет, но когда его наконец натерли мазью, от которой рисунок сразу потемнел, и объявили, что все кончено, — он решил, что выживет.

Затем начались сложные репетиции будущего поведения Джинджера. Сэм ходил, приседая и изображая вдову, а Питер визгливо хохотал, подражая рыжей кузине. Они репетировали первое появление Джинджера, и тот всякий раз срывался, пытаясь вместо дружеского рукопожатия обхватить Питера за талию и распуская слюни.

— Завтра мы пойдем в харчевню последний раз, — объявил Сэм. — Мы сказали, что уезжаем, и в самом деле так и сделаем, устроив тебя при матери и кузине…

— А ты будешь еженедельно посылать нам по почте небольшие суммы, — подхватил Питер. — Таков уговор.

Дик пообещал.

С прощального визита приятели вернулись грустные.

— Ах, Джинджер, — сказал Сэм, — мне что-то не по себе.

— Точно мы кого-то надуваем, — добавил Питер, — и делаем нехороший поступок.

— Нехороший поступок? — не понял Джинджер.

— Из сегодняшних разговоров с хозяйкой мы поняли, что это нечестно. Нас вдруг осенила мысль…

— Как молния… — поддержал Питер, — и мы поняли, что жестоко и глупо обманывать бедную вдову.

— Значит, вы не хотите денежных переводов? — ядовито сказал Джинджер.

— Не хотим, — заявили те, — и послушайся доброго совета: брось эту затею.

— Что? Да вы рехнулись, ребята? За что же я, можно сказать, кровь проливал?

— Трое сильных мужчин против рыжей старухи. И тебе не стыдно, Джинджер? — задумчиво говорил Сэм.

— А мне вот нисколько не стыдно, и провалитесь вы с вашей совестью!

И Джинджер ушел, в ярости хлопнув дверью.

Сэм и Питер нанялись на "Пингвин" и на следующее утро простились с Джинджером весьма холодно.

После их отъезда Джинджер затосковал и, не перенося одиночества, решил идти уматерять вдову.

Он вошел в харчевню около трех часов, когда посетителей почти не было. Только двое старичков читали газеты.

Джинджер постучал монетой о прилавок. Из соседней комнаты вышла рыжая вдова.

— Попрошу кружку пива, — галантно сказал Джинджер.

Она налила и стояла, умильно посматривая на свежевыбритого Джинджера в новой фуражке и свежей фуфайке.

— Славная погодка, миссис, — начал Джинджер, кладя на прилавок левую руку и показывая матроса, пляшущего джигу.

— Чудесная, — отвечала та, а сама уставилась на его руку.

— Для нас, моряков, хорошая погода — это все, — продолжал он, показывая дельфинов. — Солнце да попутный ветер — наши друзья.

— Ах, тяжела жизнь матроса! — сказала вдова.

Она не могла оторваться от его рук, потом пошла в соседнюю комнату, пошепталась там и вернулась с рыжей кузиной.

— Давно вы… плаваете? — спросила она.

— Двадцать три года, как одна копеечка, — и Джинджер заметил, что девушка пристально рассматривает его руки. — Четыре кораблекрушения! Первое было, когда мне исполнилось четырнадцать лет…

— Бедняга! Я вам так сочувствую: мой сын отправился в море как раз в этом же возрасте и погиб, наверно…

— Жаль, жаль… — сказал Джинджер. — Я сочувствую вам, я, кажется, тоже потерял мать.

— Кажется? — воскликнула девушка. — Значит, вы наверное не знаете?

— Нет, — печально ответил он. — После первого крушения я три недели плавал на обломке мачты, схватил воспаление мозга и потерял память о прошлом.

— Бедный, бедный!

— Может быть, я сирота, — продолжал жалостно Джинджер. — Но иногда мне кажется, что я вспоминаю красивое доброе лицо женщины с золотыми кудрями, и мне кажется, что это была моя мать, но ни имени ее, ни фамилии я не могу припомнить,

— Вы мне очень напоминаете моего сына, — грустно сказала вдова. — У вас такие же волосы и даже те же рисунки на руках… Даже шрам над бровью.

— Боже мой! — притворно задохнулся Джинджер. — Неужели?

— Я думаю, что такие рисунки встречаются нередко, — и хозяйка пошла навстречу вошедшему посетителю.

Джинджер ожидал от нее большего волнения и, заказав девушке еще кружку пива, стал наводить разговор на свою татуировку: корабль и буквы на спине.

Вдова снова подошла к Джинджеру.

— Люблю матросов, — сказала она. — Они такие отзывчивые… Недавно у меня часто бывали двое, расспрашивали о сыне, сочувствовали и последний раз чуть не упали в обморок, когда я им рассказала кое-о-чем.

— О чем же? — забеспокоился Джинджер.

— Я им рассказывала о моем мальчике и о том, как он потерял палец на левой руке.

— Что? Как потерял?

— Палец. Ему было десять лет, когда я его послала за покуп… Что с вами?

Джинджер побледнел и встал со стула.

Он вспомнил о последнем визите Сэма и Питера в харчевню и понял все.

О, если бы можно было вернуть ту ночь перед татуировкой, когда он пьяный обнимал их за шею!

Старый моряк

— Мне хотелось бы, чтобы вы были моим дядей, — сказал Джордж Райт, подсаживаясь поближе к старому моряку.

— То-есть как это? — удивленно спросил мистер Кэмп.

— Богатым дядей, — продолжал молодой человек, понижая голос и оглядываясь по сторонам. — Дядей из Новой Зеландии, оставляющим мне все свое состояние.

— Откуда оно у меня? — оживляясь, спросил снова мистер Кэмп.

— Это не важно, вам нужно только говорить, что оно у вас есть. Дело в том, что я мечу на некую молодою девушку, а за ней ухаживает еще другой молодой человек. И если она узнает, что у меня есть богатый дядя, то, конечно, предпочтет меня. Ей известно, что у меня был дядя, уехавший в Новую Зеландию.

— Как могу я выдавать себя за богатого дядю без гроша в кармане? — задал снова вопрос мистер Кэмп.

— Я одолжил бы вам немного, — сказал мистер Райт.

— Мне приходилось одолжаться и прежде, — откровенно признался старик, но что-то не помню, отдавал ли я когда-нибудь обратно. Я всегда думал об этом, но на деле как-то не выходило.

— Это ничего не значит. Вы нужны мне не надолго, а затем вы получите вызов из Новой Зеландии. Понимаете? Вы уедете, пообещав вернуться через год, ликвидировав там свое дело, и объявите, что завещаете нам все свое состояние. Поняли?

Мистер Кэмп нерешительно почесал в голове:

— Но ведь она узнает об этом в конце концов, — возразил он.

— Может быть да, — сказал мистер Райт, — а может быть и нет. Во всяком случае у меня будет достаточно времени для женитьбы, а вы потом сможете написать, что сами женились, или пожертвовали все деньги на благотворительные учреждения.

Он заказал еще пива и тихим голосом посвятил мистера Кэмпа в некоторые подробности своей жизни.

— Я знаю вас не более десяти дней, но к вам у меня доверия больше, чем к тем, кого я знаю десятки лет.

Старик осушил свою кружку и в сопровождении мистера Райта отправился за сундуком к себе на квартиру, чтобы перенести его к новоявленному племяннику. К счастью последнего, в сундуке находились хороший костюм и пара ботинок, и ему оставалось приобрести для своего дядюшки лишь мягкую фетровую шляпу и вызолоченные часы с цепочкой.

На следующий вечер, одевшись по-праздничному, мистер Кэмп в сопровождении своего племянника отправился с первым визитом к его невесте.

Мистер Райт, тоже одетый с иголочки, направился вместе с ним к маленькой табачной лавочке, содержавшейся вдовой Брэдшау, и радостно поздоровался с молодой девушкой, стоявшей за прилавком; мистер Кэмп держал себя с достоинством обладателя большого состояния и ждал, когда его представят.

— Это мой дядя из Новой Зеландии, о котором я вам говорил, — быстро произнес мистер Райт. — Он приехал вчера вечером.

— Добрый вечер, мисс! — с важностью сказал мистер Кэмп и, опустившись на стоявший тут же стул, попросил сигару. Его удивление граничило почти с досадой, когда он узнал, что лучшие имевшиеся в лавочке сигары стоили лишь шесть пенсов штука.

— Ну, что же делать, — сказал он, подозрительно нюхая ее. — Можете вы мне дать сдачу с пятидесяти фунтового билета?

Мисс Брэдшау, с трудом скрывая свое удивление, сказала, что посмотрит, и начала рыться в кассе, но, к счастью, у мистера Кэмпа нашлось несколько соверенов, забытых в жилетном кармане. Пять минут спустя он сидел в маленькой гостиной позади лавочки, рассказывая о своей жизни пораженным слушателям.

— Насколько мне известно, — сказал он в ответ на вопрос миссис Брэдшау, — Джордж — мой единственный родственник. Как он, так и я совершенно одиноки, и я очень рад, что разыскал его.

— Жаль, что вы так далеко живете друг от друга, — вздохнула миссис Брэдшау.

— Это не надолго, — сказал мистер Кэмп. — Я вскоре возвращаюсь туда, а через год, ликвидировав свои дела, вернусь сюда, так как Джордж любезно предложил мне поселиться с ним.

— Он не проиграет, в этом я уверена, — лукаво промолвила миссис Брэдшау.

— Материально, конечно, нет, — сказал старик. — Но я думаю, он не придает большого значения деньгам.

— Я поступил бы точно так же, если бы у вас даже не было ни гроша, — поспешил заявить мистер Райт.

Мистер Кэмп, растроганный этими словами, пожал ему руку и вернулся к рассказу о своих приключениях в Новой Зеландии.

— Послушайте, — сказал он на обратном пути своему племяннику, — это ваша игра, а не моя и она становится несколько дорогой. Я не могу быть богатым дядей и не делать трат. Сколько, вы говорили, у вас в банке?

— Мы должны быть как можно более экономными, — поспешил возразить мистер Райт.

— Да, но все же я чувствую, что мне нужно немного раскошелиться, — настаивал старик.

— Расскажите им, сколько вы уже потратили, — это произведет такое же впечатление и обойдется гораздо дешевле. Завтра вам следует отправиться туда одному. Зайдите как бы за покупкой сигары.

Мистер Кэмп послушался и на другой день, посидев и поболтав в лавке, был приглашен в гостиную, где, помня наставления мистера Райта, поражал своих слушательниц рассказами о своих прежних тратах.

— Кажется, все идет прекрасно, — сказал мистер Райт, выслушав доклад старика, — но вам следует остерегаться пересаливать.

Мистер Кэмп кивнул головой.

— Я могу из них веревки вить. Завтра вечером вам удастся остаться с Бэллой наедине.

Мистер Райт вспыхнул от удовольствия.

— Как вы это устроили? Это ведь будет в первый раз, что я останусь с ней наедине.

— Она останется завтра в лавке. Мать хочет погулять и провести вечер со мной.

— Что же вы сделали для этого? — нахмурившись спросил мистер Райт.

— Я, ничего, — спокойно возразил старик. — Это они сделали. Старуха сказала, что хоть раз в жизни она хочет испытать, как это люди могут тратить деньги, как воду.

— Деньги, как воду? — в ужасе воскликнул мистер Райт.

— Мне все равно, — сказал мистер Кэмп. — Я могу заболеть или что-либо вроде этого. Мне и самому не хочется идти.

— Сколько это будет стоить? — спросил мистер Райт, возбужденно шагая по комнате.

Богатый дядюшка быстро прикинул расходы в уме.

— Она хочет пойти в "Импайр" поужинать там, а, кроме того, надо нанять извозчика и проч. Я думаю, потребуется около двух фунтов стерлингов, а может быть и больше. Но я могу и заболеть…

Мистер Райт выложил деньги.

* * *

— Удивительно, как скоро они сошлись, — сказала Бэлла, проводив старика и мать и вернувшись в лавку. — Я никогда еще не видела, чтобы мама так быстро сходилась с людьми.

— Надеюсь, что он нравится и вам? — спросил мистер Райт.

— Он — милый, — сказала Бэлла. — Подумайте только, иметь столько денег. Интересно, как он себя чувствует?

Глаза мисс Брэдшау заблестели, но в этот момент в лавке послышался звон колокольчика и раздался веселый свист. Девушка вышла из комнаты, а мистер Райт, усевшись плотнее в свое кресло, мрачно взглянул на вошедшего.

— Добрый вечер! — сказал гость. — Мне нужно шестипенсового табаку на два пенса Как мы поживаем сегодня? Сидим и добываем пропитание?

Мисс Брэдшау предложила ему держать себя приличнее.

— Я всегда веду себя прилично. Сегодня ночью мне снились вы, и я не мог успокоиться до тех пор, пока не увидел вас. Это был ужасный сон.

— Какой же? — спросила мисс Брэдшау.

— Мне приснилось, что вы вышли замуж, — сказал мистер Хилл, смотря на нее и улыбаясь.

Мисс Брэдшау покачала головой.

— За кого же? — поинтересовалась, однако, она.

— За меня, — просто сказал он. — Я проснулся весь в холодном поту! Алло! Да там, кажется, Джордж? Как вы поживаете, Джордж? Лучше?

— Великолепно! — с достоинством сказал мистер Райт в ответ заглядывавшему в дверь и приветливо кивавшему ему Хиллу.

— Но почему этого не видно? — спросил весельчак. — Или вы промочили себе ноги? Или…

— Да успокойтесь вы! — улыбаясь, остановила его мисс Брэдшау.

— Правильно, — согласился мистер Хилл, опускаясь на стоявший около прилавка стул и поглаживая свои усики. — Но вы не стали бы говорить со мной так, если бы знали, какой у меня сегодня был ужасный день.

— Что же вы делали? — спросила девушка.

— Работал, — ответил он, тяжело вздыхая. — А где же миллионер? Я кстати зашел посмотреть на него.

— Он и мама поехали в "Импайр"!..

Мистер Хилл три раза громко и протяжно свистнул и, задумчиво улыбаясь, вышел из лавки.

На следующий день он опять пришел за сигарой, но Бэлла встретила его холодно; простодушный же мистер Кэмп, очарованный его манерами, уделил ему немало внимания.

— Он совсем такой, каким был я в его годы, — сказал старик, — весельчак!..

— Я не чета вам, — возразил мистер Хилл, медленно прокладывая себе дорогу в гостиную. — Я не вожу молодых дам по ресторанам. Рассказывают, будто вы приехали сюда жениться, или это мне приснилось?

— Послушайте только его, — краснея, сказал мистер Кэмп, в то время как миссис Брэдшау укоризненно качала головой.

— Этот человек каждую женщину сделает счастливой, — заметил мистер Хилл. — Он наверное не знает, сколько денег у него в кармане. Воображаю, как выгодно пришивать пуговицы такому человеку. Просто золотые россыпи…

* * *

— Почему вы им ничего не сказали о письме из Новой Зеландии, как я вам велел? — прорычал он лишь только они вышли из лавки.

— Я забыл об этом, — ответил мистер Кэмп. — К тому же, послушайтесь моего совета, для полной удачи дела мне следует здесь задержаться.

Мистер Райт неприятно рассмеялся.

— Пожалуй, но дело веду я, а не вы. А поэтому завтра днем вы отправитесь к ним и объявите, что уезжаете.

На другое утро, надавав целую кучу инструкций мистеру Кэмпу, Райт отправился на работу с более легким сердцем. По возвращении домой он уже не застал Кэмпа у себя и, переодевшись, в свою очередь отправился в лавочку Брэдшау.

К своему неудовольствию, здесь он опять столкнулся с Хиллом, а вскоре убедился, что мистер Кэмп до сих пор ни одним словом не обмолвился о своем отъезде. На его кашель и грозные взгляды не обращалось никакого внимания, и, наконец, нерешительным голосом он сам заговорил на эту тему. Его слова были встречены протестами и выражением сожалений.

— У меня духу не хватило сказать вам об этом, — сказал мистер Кэмп. — Не помню, приходилось ли мне когда-либо чувствовать себя таким счастливым, как здесь.

— Но разве ваш отъезд требует такой экстренности? — спросила миссис Брэдшау.

— Послушайтесь моего совета и отдохните здесь еще несколько деньков перед отъездом, — советовал мистер Хилл.

— Обещаете? — спросила Бэлла.

— Хорошо, хорошо, — сказал мистер Кэмп, — может быть…

— Он должен уехать! — воскликнул обеспокоенный мистер Райт.

— Пусть он сам говорит! — возмущенно сказала Бэлла.

— Ну, хоть еще недельку, — сказал мистер Кэмп. — Что пользы в том, если имеешь деньги, а доставить себе удовольствия не можешь?

— Неделю! — воскликнул мистер Райт вне себя от ярости и ужаса. — Неделю! Еще неделю? Но вы сказали мне…

— О, не слушайте его, — сказала миссис Брэдшау. — Ворчун! Ведь это его личное дело, не так ли?

Она погладила мистера Кэмпа по руке; он ответил ей тем же, а свободной рукой наполнил свой стакан пивом (уже четвертый) и ласковым взглядом обвел всю компанию.

— Джордж! — сказал он вдруг.

— Да, — хриплым от волнения голосом отозвался Райт.

— Ты захватил с собой мой бумажник?

— Нет, — резко ответил тот. — Не захватил.

— Жаль, — сказал старик. Ну, так одолжи мне фунта два или же сбегай за бумажником, — добавил он с лукавой усмешкой.

Лицо мистера Райта отразило бессильную злобу.

— Для чего… для чего он вам нужен? — задыхаясь, спросил он.

Мистер Кэмп, укоризненно качая головой, с мягким упреком в глазах спокойно сказал:

— Мне осталось пробыть здесь всего несколько дней, поэтому надо ковать железо пока горячо.

У мистера Райта помутилось в голове, но, овладев собой, он вынул кошелек и передал деньги. Миссис Брэдшау после некоторых возражений пошла наверх надеть шляпу.

— Пока она одевается, ты, Джордж, сбегай и найми коляску, да выбери лошадь получше, серую в яблоках, если можно…

Мистер Кэмп, возвратившись в полночь домой, застал молодого человека бодрствующим и, присев на кончик стула, спокойно выслушал свою характеристику, которой, казалось, конца не будет.

— Не огорчайтесь, — сказал он, воспользовавшись минутной паузой. — Уже осталось недолго.

— Недолго? — задыхаясь, воскликнул мистер Райт. — Первым делом завтра вы получите телеграмму, вызывающую вас домой. Понимаете?

— Нет, не понимаю, — спокойно сказал мистер Кэмп. — Я никуда и никогда не уеду. Никогда! Я останусь здесь и буду ухаживать за миссис Брэдшау.

Мистер Райт в изнеможении опустился на стул, но, придя в себя, стал доказывать неосуществимость этого проекта. Наконец, он решительно заявил:

— Или вы пойдете и скажете им о телеграмме, или же я пойду и расскажу им правду.

— Это последнее устроит вас? — спросил мистер Кэмп.

— Не более, конечно, чем первое, — сказал молодой человек, — но, во всяком случае, это будет дешевле. В одном я могу поклясться, что вы от меня не получите ни гроша; но если поступите по первому моему предложению, то получите от меня еще соверен на счастье. Теперь обдумайте это хорошенько.

Мистер Кэмп подумал и после безрезультатной попытки увеличить сумму обещанной награды до пяти фунтов сошелся с мистером Райтом на двух.

Новость, объявленная мистером Кэмпом, привела всех в отчаяние. Миссис Брэдшау отказывалась верить своим ушам и приняла это известие лишь тогда, когда мистер Райт повторил и подтвердил все сказанное мистером Кэмпом.

— Но вы вернетесь? — спросил мистер Хилл.

— Конечно! Джордж — мой единственный родственник, и мне следует позаботиться о нем.

— Как же, как же! — с благоговением произнесла миссис Брэдшау.

— А потом, здесь остаетесь вы и Бэлла, два таких прекрасных существа…

Дамы потупили глаза.

— И Чарли Хилл: не помню, нравился ли мне когда-либо кто-нибудь так, как он. Это сущий ветер, но у него доброе сердце и красивое лицо…

— Не расхваливайте уж так! — сказал вспыхнувший от удовольствия мистер Хилл, поймав брошенный на старика свирепый взгляд Райта.

— Умный, веселый молодой человек, — закончил мистер Кэмп. — Джордж?

— Да, — отозвался мистер Райт.

— Я ухожу. Мне нужно поспеть на Саусэмптонский поезд, но я не хочу, чтобы ты меня провожал. Мне хочется остаться одному. Оставайся здесь и развлекай их. И, пока я не забыл, одолжи мне два фунта стерлингов из тех пятидесяти, которые я дал тебе вчера на папиросы. Я раздал всю свою мелочь.

Он поднял глаза и встретился взглядом с мистером Райтом. Этот последний, слишком взволнованный прощанием, молча вынул деньги и передал их старику.

— Мы никогда не знаем, что нас ожидает! — торжественно сказал мистер Кэмп, вставая и застегивая свой пиджак. — Я — старый человек и люблю, чтобы дела были в порядке. Я провел почти целый день в совещании с моим адвокатом, и если что-нибудь случится с моим бренным телом, то это ничего не изменит. Половину своего состояния я завещал Джорджу.

Среди глубокого благоговейного молчания он встал и обошел всех, пожимая им руки.

— Другую половину, — медленно добавил он, останавливаясь у полуоткрытой двери, — другую половину и мои золотые часы с цепочкой я завещал моему дорогому молодому другу Чарли Хиллу. Всего доброго, Джордж!..

Счастливый конец

Уже целую неделю разговоры м-ра Хатчарда с супругой сводились к одному ворчанию и брюзжанию. Этот план действий был им специально выработан для излечения своей жены от расточительности. До сих пор результат объявлялся через очень короткое время, но на этот раз было совершенно ясно, что чувствительность жены притупилась, и требовалась перемена тактики. М-р Хатчард особенно остро это почувствовал при виде двух огромных розовых ваз, которых не было, когда он уходил утром в свою контору. Он рассматривал их, тяжело дыша.

— Красивые, не правда-ли? — сказала жена, любуясь вазами.

— От кого вы их получили? — грозно спросил м-р Хатчард.

Жена покачала головой.

— Да, действительно, подарит вам кто-нибудь т_а_к_и_е вазы! — сказала она, не спеша, — я, по крайней мере, этого не думаю.

— Не хотите-ли вы сказать, что вы их купили? — спросил супруг.

М-с Хатчард утвердительно кивнула.

— После всего, что я вам говорил о мотовстве моих денег? — настаивал изумленным тоном м-р Хатчард.

М-с Хатчард кивнула еще энергичнее.

— Должен же быть этому конец! — воскликнул пришедший в отчаяние супруг. — Когда он, наконец, будет? Слышите ли вы!? Конец?!

— Я купила их на свои деньги, — упорно стояла на своем жена.

— Ва-а-ши деньги?.. — сказал м-р Хатчард. — Ваши деньги должны, как и мои, идти на необходимые вещи! Почему я должен тратить свои деньги на ваше содержание, а вы ваши — на розовые вазы и угощение друзей?!

Хорошенькое, безмятежное личико м-с Хатчард омрачилось.

— Содержать меня! — взвизгнула она. — Вы прежде, чем говорить, подумали бы, Альфред, — не пришлось-бы потом раскаиваться.

— Я убеждал вас, — продолжал м-р Хатчард, — доказывал вам, разъяснял, вычислял… и все не помогло!

— О, успокойтесь, остановите поток вашего красноречия, — воскликнула жена.

— Нет, — задыхаясь произнес м-р Хатчард, — слова не помогают — нужны действия!

Стремительно вскочив со своего кресла, он схватил одну из ваз и разбил ее на мелкие куски о каминную решетку. Пример был до такой степени заразителен, что через 2 секунды он сидел в своем кресле, оглушенный и засыпанный осколками второй вазы, разбитой об его собственную голову.

— Я-бы повторила!.. — задыхаясь, сказала пылкая дама, — но нет больше ваз!

М-р Хатчард открыл рот, но оказалось, что дар слова временно оставил его. Он встал, молча покинул комнату, пошел в ванную и, подставив голову под струю воды, залил себе всю рубашку.

Он долго не возвращался; так долго, что полураскаявшаяся м-с Хатчард уже подумывала об оказании раненому первой помощи.

Наконец она услыхала его тихие шаги по коридору. Он вошел в комнату, вытирая мокрые волосы платком.

— Я… я надеюсь, что не очень вас ушибла? — спросила жена.

М-р Хатчард выпрямился и посмотрел на нее с явным негодованием.

— Вы могли убить меня… — дрожащим голосом выговорил он, наконец, — что бы вы тогда стали делать?

— Собрала-бы осколки и сказала, что вы пришли домой уже умирающим и скончались на моих руках, — развязно заявила м-с Хатчард, — я не хочу быть жестокой, но вы и ангела выведете из терпения; я себе удивляюсь, как я все это переносила, как могла выйти за такого скрягу.

— Зачем я женился — я не знаю, — ответил супруг прочувствованным голосом.

— Мы оба были безумцами, — решила м-с Хатчард, — как бы то ни было, теперь не поможешь!

— Другой муж покинул-бы вас… — сказал м-р Хатчард.

— Хорошо! Уходите! — подняла носик м-с Хатчард, — вы мне надоели!

— Не говорите глупостей, — сказал м-р Хатчард.

— Это — не глупости! — взвизгнула м-с Хатчард, — если вы хотите уходить — уходите! Я вас не держу!!

— Если-б только я мог! — задумчиво произнес м-р Хатчард.

— Вот дверь! — язвительно сказала м-с Хатчард, — что вас удерживает?

— А вы пойдете к судье? — заметил м-р Хатчард.

— Нет! — был ответ.

— Или с жалобой в мою контору?

— Нет! — был второй ответ.

— Все-таки, это заставляет меня призадуматься, — сказал м-р Хатчард. — Четыре года тому назад я не имел никакой обузы…

— Я также! — сказала м-с Хатчард, — но, кроме того, я никогда не предполагала выйти за вас. Я припоминаю, первое время я не могла видеть вас, не закрыв рта платком!

— Для чего? — осведомился м-р Хатчард.

— Да, от смеха!

— Да, тогда вы меня избавляли от ваших насмешек, — свирепо сказал м-р Хатчард.

— Вы можете идти, я уже вам сказала!

— Я сейчас уйду, — сказал м-р Хатчард но я предвижу, что из этого выйдет, — через три или четыре дня вы будете умолять меня вернуться.

— Вы жестоко ошибаетесь, — язвительно рассмеялась м-с Хатчард. — Я сама в состоянии содержать себя; обстановку вы мне оставите, она почти вся моя, — и я не буду больше терзать вас своим видом.

— Да будет так! — воскликнул м-р Хатчард, подняв для большей торжественности правую руку. — Я уйду и больше никогда не вернусь!

— Я приму это к сведению, — равнодушно заявила жена. — Вы скорее вернетесь, чем я!

М-р Хатчард, простояв несколько минут в мрачном раздумье, — разразился но адресу жены коротким презрительным смехом. Потом вышел, надел пальто и шляпу и остановился в передней, разглядывая свою супругу.

— Я бы хотел поймать вас на слове! — сказал он, наконец.

— Покойной ночи! — ответила м-с Хатчард. — Вы получите ваши вещи, если пришлете мне свой адрес!

Сознавая всю серьезность положения, м-р Хатчард с треском захлопнул за собой дверь и, выйдя на улицу, заметил, что идет дождь. Но считая оскорбительным для своего достоинства вернуться за зонтиком, он поднял воротник и, засунув руки в карманы, направился но пустынной улице. Пройдя двенадцать шагов, он подумал, что поторопился, а пройдя пятьдесят, совершенно был уверен, что смело мог обождать до утра. Он провел ночь в кофейне и утром поднялся так рано, что хозяин счел это за оскорбление. Следующий день был самым длинным в его жизни. Оставив за собой скромную меблированную комнату, он, в конце концов, проспал и в первый раз за десять лет опоздал в свою контору. Его вещи были присланы на следующий день, но от жены не было ни строчки. Письмо, которое он ей отправил, осведомляясь о недостающей паре платья, осталось без ответа. Он снова написал, настаивая на объяснении, и получил короткий ответ, разъясняющий, что стоимость платья пошла на покупку новых розовых ваз; осколки разбитых, он может получить, заплатив за перевозку.

В продолжение шести недель м-р Хатчард два раза менял квартиру. Семейная жизнь приучила его к некоторому комфорту и удобствам, без которых, как он все более и более убеждался, трудно было обойтись.

Он уже третий раз менял комнату и был страшно удивлен продолжавшимся молчанием жены. Встретив ее кузена, некого Джое Петта, он излил этому джентльмену все свои горести.

— Если бы она попросила взять ее обратно, — заключил он свой рассказ, — я, почти наверное, исполнил бы ее просьбу…

— Это большой плюс для вас! — решил м-р Петт. — Хорошо! Я расследую дело и сделаю все, что в моих силах.

— О, я увереи, она будет страшно обязана тому, кто передаст ей мои слова, — сказал м-р Хатчард, самодовольно похлопывая собеседника по плечу.

М-р Петт нашел все это весьма возможным.

— Но все это должно быть проведено весьма тонко, — сказал м-р Хатчард, — а то ей еще придет в голову, что я хочу вернуться к ней.

— Да, вы знаете, что она переехала? — перебил м-р Петт с видом человека, которому не терпится переменить разговор.

— Эге! — издал м-р Хатчард неопределенный звук.

— Улица Джонса, № 37 — сказал м-р Петт. — Она рассказывала моей жене, что собирается держать меблированные комнаты и будет жить под своей девичьей фамилией.

Он распрощался прежде, чем м-р Хатчард успел все как следует, сообразить и взвесить. Не теряясь, он решил проверить рассказанное прогулкой к своей прежней квартире.

Пучки соломы и клочки бумаги наполняли сад, а на окнах были наклеены билеты. Взбешенный такой независимостью, супруг вернулся к себе в мрачной задумчивости. В субботу он отправился гулять на улицу Джонса. Искоса взглянув на окна дома № 37, он перешел через дорогу и остановился перед вывеской:

"Меблированные комнаты для холостых молодых людей; для желающих — стол".

Он прошел, посвистывая, дальше, но через несколько шагов вернулся. Пройдясь туда и обратно четыре раза и горько усмехнувшись, он решился постучать. Услыхав, что за дверью кто-то ходит, он снова, но уже свирепо стукнул в дверь; она поспешно отворилась, и из-за нее выглянуло удивленное лицо его жены.

— Что вам угодно? — резко спросила она.

— Здравствуйте, madame! — вежливо снял шляпу м-р Хатчард.

— Что вам угодно? — повторила его жена.

— Я пришел, — сказал м-р Хатчард, откашливаясь, — я пришел по объявлению.

М-с Хатчард прижалась к двери.

— Ну? — прошептала она.

— Я-бы хотел посмотреть комнаты! — заявил супруг.

— Но вы же не холостой молодой человек — протестовала жена.

— Я почти холост! — сказал м-р Хатчард.

— Но вы не молоды! — упорствовала м-с Хатчард.

— Я на три года моложе вас, — хладнокровно заявил м-р Хатчард.

Губы его жены дрогнули, а рука потянула к себе дверь. М-р Хатчард решительно шагнул вперед.

— Зачем-же вы вывесили объявление, раз не принимаете жильцов? — спросил он.

— Я не беру первого встречного, — нахмурилась жена.

— Я заплачу за неделю вперед, — сказал м-р Хатчард, кладя руку в карман, — конечно, если вы боитесь снова постоянно иметь меня перед глазами, т. е. боитесь расчувствоваться…

— Боюсь!.. — вспылила м-с Хатчард, — расчувствоваться… я… я?..

— Таков мой взгляд на вещи, — продолжал ее супруг, — конечно, это образ мыслей мужчины. Женщины смотрят иначе… Они не могут…

— Входите! — произнесла м-с Хатчард отрывисто.

М-р Хатчард покорно пошел за ней по лестнице. На площадке она открыла дверь в маленькую комнатку и посторонилась, чтобы он вошел.

— Отвратительный, спертый воздух, — сказал он наконец.

— Никто не удерживает вас! — оборвала его жена. — Желающих много!

— Да, но сомневаюсь, чтобы кто-нибудь остановился в этой комнате, — ответил муж.

— Пожалуйста, не воображайте, что я вас уговариваю остаться здесь, — сказала м-с Хатчард, делая движение вытолкнуть его.

— Она может мне подойти, — произнес, как бы раздумывая, м-р Хатчард, взглянув украдкой в дверь гостиной. — Я редко бываю дома, я человек, который старается рассеиваться по вечерам.

М-с Хатчард грозно взглянула на него, вертя в руках какой-то флакон.

— Я видел комнаты много хуже, — робко сказал м-р Хатчард. — Но многие были гораздо лучше. Сколько вы за нее хотите?

— Семь шиллингов в неделю, — ответила жена. — С завтраком, чаем и ужином, — фунт в неделю.

М-р Хатчард чуть-чуть не свистнул, но во-время удержался.

— Что-ж, я попробую, — сказал он,

М-с Хатчард колебалась.

— Вы, конечно, понимаете, что если вы здесь поселитесь, то как посторонний, — сказала она.

— Конечно! — сказал супруг с деланным удивлением. — Как же иначе вы бы хотели?

— Вы пришли сюда, как чужой, — продолжала жена, — и я смотрю на вас, как на чужого!

— Непременно! — решил м-р Хатчард. — Так мне будет гораздо удобнее. Но, конечно, если вы боитесь… как я уже говорил, невольно отдаться чувству…

— Ждите! — перебила жена с пылающими щеками и сверкающими глазами.

— Я приду в 9 часов вечера с вещами, — сказал м-р Хатчард. — Всего хорошего, madame!

— Я хочу вперед за три недели! — остановила его жена.

— Три! — воскликнул он. — За три недели вперед? Почему?

— Таковы мои условия, — сказала м-с Хатчард. — Принимайте их или отказывайтесь, как хотите. Для вас, конечно, лучше было бы отказаться!

М-р Хатчард подумал, с видимой неохотой вынул из одного кармана кошелек, из другого мелочь и отдал требуемую сумму.

— А если, здесь мне не будет удобно? — спросил он, глядя, как жена поспешно прятала полученные деньги.

— Вы будете сами виноваты! — был ответ.

М-р Хатчард вышел в очень задумчивом настроении и казался смущенным. Но вся его хандра исчезла, как только открылась дверь. Воздух был теплый, приятный и наполненный благоуханием жареного поросенка. Яркий огонь в камине и накрытый для ужина стол уже ждали его прихода. Он опустился в кресло и потер руки. Его взгляд упал на маленький звонок на столе, он схватил его, открыл дверь и позвонил.

— Здесь, сэр, — сказала, входя в комнату, м-с Хатчард.

— Ужин, пожалуйста! — сказал с достоинством новый жилец.

М-с Хатчард удивленно посмотрела на него.

— Да, вот же он! — сказала она, показывая на стол. — Не воображаете-ли вы, что я буду вас откармливать?

Жилец посмотрел на маленький, тонкий кусочек сыра, хлеб и масло, и его голос упал. — Мне показалось, что пахнет чем-то жареным.

— О, это мой ужин! — улыбнулась м-с Хатчард.

— Я… я очень голоден, — стараясь выдержать характер заявил м-р Хатчард.

— Да, сегодня холодная погода, — глубокомысленно заметила м-с Хатчард. — На некоторых она действует возбуждающим образом. Пожалуйста, позвоните, если что-нибудь понадобится!

Весело напевая, она оставила комнату, а м-р Хатчард, посидев еще немного, принялся за свой скудный ужин.

Он проснулся на другое утро страшно голодным и с нетерпением стал ждать завтрака. После долгого ожидания, пришла, наконец, м-с Хатчард, вежливо осведомилась, как он спал, и принесла завтрак. На столе появились свежий хлеб и большой чайник, а из кухни доносился запах жареной ветчины. М-с Хатчард снова вернулась, благосклонно улыбаясь, положила перед ним яйцо и исчезла. Через две минуты раздался звонок.

— Можете забирать! — сказал жилец, когда м-с Хатчард вошла в комнату.

— Как? Вы не завтракаете? — воскликнула она, всплеснув руками. — Я много о вас слыхала, холостой молодой человек, но никогда не предполагала…

— Чай холоден и черен, как чернила! — буркнул негодующий жилец. — А яйцо совсем несъедобно!

— Я боюсь, что вы слишком требовательны, — сказала м-с Хатчард, качая головой. — Я делаю все, что могу. Если вы недовольны, лучше переезжайте…

— Но посмотрите сюда, Эмилия… — начал супруг.

— Я вам — не Эмилия! — быстро заговорила м-с Хотчард. — Вот новости! Жилец?! Вы знаете условия… Уезжайте лучше, если не можете их исполнить!

— Я не уеду раньше моих трех недель, — угрюмо заявил м-р Хатчард. — И вы будете меня терпеть…

— Хорошо, но я не буду вас как-нибудь особенно кормить за один фунт в неделю, — сказала м-с Хатчард, направляясь к двери. — Лучше уезжайте!

Прошла неделя. Стол, предназначенный для мистера Хатчарда его супругой, стал действовать на его здоровье. Жена, напротив, все время была в наилучшем расположении и в один прекрасный день пришла за креслом, заявив, что оно нужно для нового жильца.

— Он взял остальные две комнаты, — сказала она, улыбаясь. — Теперь я довольна — все занято!

— Захочет ли он такой стол, как имею я! — спросил м-р Хатчард с горьким сарказмом.

Жена заявила, что спросит, и на другой день пришла с ответом, что м-р Садлер, новый жилец, пожелал иметь у нее стол. Во время отсутствия м-ра Хатчарда из его комнаты исчез еще маленький столик.

Новый жилец, человек среднего роста, с очень подвижным языком, сразу понравился, и м-с Хатчард из сил выбивалась, чтобы угодить ему. М-р Хатчард, ужиная хлебом и сыром, не раз чувствовал запах разнообразных горячих блюд, подаваемых м-ру Садлеру.

— Вы избалуете его, — сказал он м-с Хатчард после того, как новый жилец прожил уже неделю. — Попомните мои слова — вы раскаетесь.

— Это мое личное дело! — коротко ответила жена.

— Я хотел вам только сказать, что-бы вы меня не беспокоили, если у вас что случится, — сказал муж.

М-с Хатчард насмешливо расхохоталась.

— Вы его недолюбливаете, вот в чем дело, — заметила она. — Он вчера меня спрашивал, чем он вас оскорбил?!

— О! Он смел! Смел! Он… — зарычал м-р Хатчард. — Пусть он заботится о себе и оставит других в покое!

— Он думает, что у вас скверный характер, — продолжала жена. — Он предполагает, что "это от несварения, так как вы всегда ужинаете только сыром".

М-р Хатчард сделал вид, что не слышит, закурил трубку и некоторое время прислушивался к разговору своей жены с м-ром Садлером. Потом с решительным видом потушил трубку и отправился спокойно в постель.

Через полчаса он проснулся. Голоса его жены не было слышно, но густой бас м-ра Садлера все еще гудел. Он сел на постель и стал прислушиваться. Вдруг раздался испуганный крик и затем кто-то упал. В следующий момент дверь его комнаты широко отворилась, и какая-то дикая, спотыкающаяся в темноте фигура обрушилась на кровать и схватила его в объятия.

— Помогите! — лепетал голос его жены. — О, Альфред! Альфред!

— Madame! — сказал, наконец, м-р Хатчард принужденным тоном, после напрасных усилий освободиться.

— Я так… так ис… испугалась! — простонала м-с Хатчард.

— Это недостаточная причина, чтобы врываться в комнаты своих жильцов и обнимать их, — заметил строго м-р Хатчард.

— Не… не…глу… глупите, — стонала м-с Хатчард. — Он сидит в моей комнате в бумажном колпаке, с кочергой в руке и говорит… говорит, что он… он китайский император!

— Он? Кто? — спросил супруг.

— М-р Сад… Садлер, — ответила х-с Хатчард, обнимая шею супруга. — Он поставил меня перед собой на колени и заставил стукнуться лбом об пол!

Кровать затрещала из симпатии к супружеским чувствам м-ра Хатчарда.

— Хорошо, но при чем я тут? — оскорбленным тоном спросил он наконец.

— Он сошел с ума! — сказала жена таинственным шепотом. — Совсем сошел с ума. — Он говорит, что я его любимая жена и заставлял гладить свой лоб!

Кровать снова затрещала.

— Я не имею никакого права вмешиваться, — сказал м-р Хатчард, успокоив кровать. — Он — ваш жилец!

— Вы-мой муж! — сказала м-с Хатчард.

— Хо! — воскликнул м-р Хатчард. — Вы, наконец, вспомнили это, да?

— Да, Альфред! — сказала его жена.

— И вы раскаиваетесь в вашем дурном поведении? — спросил м-р Хатчард.

М-с Хатчард колебалась, но дошедший, из других комнат, до ее слуха стук кочерги заставил ее согласиться.

— Д-д-д-а-а… — всхлипнула она.

— И вы желаете, чтобы я вас взял обратно? — настаивал великодушный м-р Хатчард.

— Д-а-а-а… — сказала жена.

М-р Хатчард встал, надел халат, зажег свечу и вышел. М-с Хатчард с бьющимся сердцем последовала за ним.

— Что это все значит? — сказал он, сильным ударом открывая дверь.

М-р Садлер, совершенно спокойный, в бумажном колпаке и с кочергой, вместо скипетра, в руке, открыл рот, чтобы ответить, но его физиономия, когда он разглядел внушительную фигуру м-ра Хатчарда и испуганное личико м-с Хатчард за его спиной, внезапно покраснела, щеки надулись, а глаза забегали.

— К-к-к кш! К-кш! — сказал он порывисто.

— Говорите по английски, а не по китайски! — внушительно пробасил м-р Хатчард.

М-р Садлер швырнул кочергу, закрыл рот рукой и, к величайшему удивлению м-с Хатчард, весело закачался.

— О-о-она-на-она… она, — бормотал он.

— Что такое?! — угрожающе спросил м-р Хатчард.

— Она истязала меня, — прорычал м-р Садлер. — Вы бы видели это, Альф! Это не… не хорошо сваливать все на меня. Теперь, как мне отсюда выбраться?!

Он закрыл глаза платком и в изнеможении прислонился к стене. Когда он их открыл, все было тихо, — он был один, и только издали слегка доносился шум голосов. Потом заскрипели половицы, и м-р Хатчард с торжественным лицом вошел в комнату.

— Вонъ! — сказал он коротко.

— Почему? — удивился м-р Садлер. — Ведь теперь 11-й час!

— Я не могу вам помочь, если-б было даже двенадцать! — был ответ. — Вы не должны были разыгрывать из себя сумасшедшего и вытворять черт знает что, чтобы посмеяться. Теперь — уйдете вы, или я должен буду вас выставить?

Он положил руку на плечо протестующего м-ра Садлера и стал толкать к выходу, помогая одеть пальто. М-р Садлер, покоряясь своей судьбе, одел его, все время распространяясь на тему о неблагодарности.

— Я не могу вам ничем помочь! — сказал его друг пониженным голосом. — Я должен был поклясться, что никогда вас раньше не видал!

— Верит она вам? — спросил сыгравший свою странную роль м-р Садлер, дрожа перед открытой дверью.

— Нет, притворяется только, что верит, — медленно ответил м-р Хатчард.

Неудавшийся арест

Благодаря счастливому стечению обстоятельств, при стычке капитана Блэя с сержантом полиции Пильбимом присутствовало очень мало народу. Единственным свидетелем был пожилой господин с деревяшкой вместо ноги, который ретиво бросился вместе с взбешенным сержантом в погоню за Блэем. Но капитан имел на своей стороне молодость и, нырнув в узкую аллейку старого Вудхэчского парка, убавил шаг и стал прислушиваться. Звуки погони замерли вдали. Он уже начал увлекаться прогулкой, как вдруг ускоренный стук деревяшки с одной стороны и шум многих голосов с другой заставили его насторожиться. Было ясно, что число его преследователей возросло. Он на секунду остановился в нерешительности. В следующий момент, он толкнул полуоткрытую калитку в старой стене и осмотрелся. Перед ним был маленький вымощенный дворик, украшенный миртами и цветущими растениями в раскрашенных горшках. Не смущаясь, он открыл калитку пошире и, проскользнув в нее, запер ее за собой.

— Великолепно? — резко спросил чей-то голос. — Что вы хотите?

Капитан Влэй обернулся и увидел на крыльце дома, стоящую в выжидательной позе, девушку.

— Шш-ш!.. — зашипел он, поднимая палец.

— Что вы делаете на нашем дворе? — спросила она.

Но лицо капитана уже прояснилось, так как голоса затихли вдали. Он закрутил ус и посмотрел на нее с явным восхтцением.

— Прячусь! — сказал он, приосаниваясь. — Они чуть-чуть не поймали меня!

— И, все-таки, это не причина врываться в наш двор, — сказала девушка. — От кого вы прячетесь?

— От жирного полицейского! — совсем уже легкомысленно заявил беглец, покручивая усы.

У мисс Пильбим, единственной дочери сержанта Пильбима, захватило дыхание.

— Что же вы сделали? — спросила она.

— Ничего! — игриво объявил беглец. — Решительно ничего! Я швырял камни через дорогу, а он велел мне прекратить!

— Ну? — нетерпеливо сказала м-с Пильбим.

— Мы крупно поговорили, — продолжал капитан. — А я не люблю полицейских — жирных полицейских — ну, и, пока мы разговаривали, случилось, что он потерял равновесие и попал в канаву, которая тянется вдоль дороги.

— Потерял равновесие! — прошептала с ужасом мисс Пильбим.

Беглец был страшно доволен произведенным впечатлением.

— Вот бы вы смеялись, если бы видели его в этот момент, — сказал он, улыбаясь. — Но не пугайтесь так, ведь он же не поймал меня!

— Нет, — медленно сказала девушка. — Нет еще!

Она так выразительно взглянула на него, что беглец, хотя и наделенный большим самомнением, немного встревожился.

— Ах, он никогда меня не поймает, — сказал он, возвращая ей взгляд.

Мнсс Пильбим стояла в раздумье. Хотя она и была высокой, хорошо сложенной девушкой, но все же не в состоянии была бы справиться с дерзким беглецом. А отец раньше девяти, наверное, не вернется

— Я думаю, вам придется подождать, пока стемнеет, — наконец, сказала она.

— Здесь, я буду ждать охотнее, чем где-либо, — с жаром заявил повеса.

— По всей вероятности, вы ничего не имели бы против того, чтобы зайти к нам и отдохнуть! — предложила девушка.

Капитан Блэй поблагодарил и направился за ней на небольшую террасу перед домом.

— Отца нет дома, — сказала она, проведя его к креслу. — Но, я уверена — он будет рад вас видеть.

— Я также буду рад с ним познакомиться, — поспешил заявить ничего не подозревавший, беглец.

М-с Пильбим оставила свои сомнения насчет последнего при себе, села на стул и стала соображать, как задержать пленника. Она предчувствовала, что появление ее отца в одной двери будет сигналом к исчезновению капитана в другую. Несколько минут прошли в неловком молчании.

— Прямо счастье для меня, что я опрокинул этого полицейского, — заметил, наконец, беглец.

— Почему? — спросила девушка.

— Иначе мне ни за что бы не попасть в ваш двор, — был ответ. — Я так бы и уехал, не увидев вас. Конечно, кого же благодарить, как не толстого полицейского?

— Ну да, конечно, — сказала мисс Пильбим, скрыв волновавшие ее чувства.

— Теперь он скачет ради меня через горы и долины, а я сижу здесь, — глубокомысленно заметил моряк.

Мисс Пильбим и с этим согласилась и вдруг расхохоталась так искренне, что он счел своим долгом придвинуть к ней свое кресло и заботливо поколотить ее по спине. Подобное обращение сразу привело ее в себя; она отклонилась и холодно посмотрела на него.

— Я испугался, что вы задохнетесь, — смущенно объяснял беглец. — Вы не сердитесь?

Он так заметно оживился, когда она сказала "нет", что мисс Пильбим, позабыв злоключения своего отца, немного смягчилась. Заклятый враг полицейских был, в самом деле, очень видный мужчина. А его поведение по отношению к ней, колебавшееся между дерзостью и робостью, вызвало в ней легкое сожаление о некоторых его нравственных недостатках.

— Предположим, что вас все-таки схватят, — важно заметила она. — Ведь вам придется идти в тюрьму.

Беглец пожал плечами:

— Теперь это едва-ли возможно, — возразил он.

— Вы не раскаиваетесь? — дрожащим голосом настаивала м-с Пильбим.

— Конечно, нет, — сказал беглец. — Иначе мне не удалось бы вас видеть.

Мисс Пильбим взглянула на часы и задумалась. Было без пяти минут девять. Пять минут, чтобы найти выход из подобного положения, было делом нешуточным.

— Кажется, мне пора удалиться, — заметил, наблюдавший за ней беглец.

Мисс Пильбим вскочила.

— Нет, подождите! — поспешно сказала она. — Подождите! Дайте мне подумать…

Капитан Блэй остановился в почтительном ожидании, прислушиваясь к тиканью маятника. Со двора послышался тяжелый, мерный шум шагов. Мисс Пильбим схватила его за руку и потащила к двери.

— Бегите! — шепнула она. — Нет, подождите!

Она остановилась, тщетно стараясь собраться с мыслями.

— В дом! — сказала она. — Живо! — и сама бросилась впереди него, в комнату своего отца. Влетев туда, она подбежала к стоявшему в углу шкафу и открыла его.

— Влезайте, — прошептала она

— Но… — протестовал озадаченный Блэй.

Слышно было как открылась входная дверь.

— Полиция! — угрожающе шепнула мисс Пильбим.

Капитан Блэй без дальнейших рассуждений вскочил в шкаф, а девушка, повернув ключ, положила его в карман и выбежала из комнаты.

Сержант Пильбим сидел, поджидая ее на террасе, и уже выражал нетерпение насчет долго не появляющегося ужина. Все приготовив и сев за стол, мисс Пильбим поставила около него кружку пива.

— А, это хорошо! — сказал сержант. — Я сегодня набегался.

Мисс Пильбим удивленно подняла брови.

— Да! За каким-то негодным моряком, который опрокинул меня, когда я этого совсем не ожидал, — объяснил отец, ставя свой стакан. — Это было ловко сделано, и я ему это заявлю, как только его поймаю.

— Я гнался за ним, как бешеный, — продолжал он, снова усаживаясь. — Но зверь ушел. Завтра я отправлюсь в гавань и будь я — не я, если не поймаю молодца!

Он придвинул свой стул к столу и, набивая свой рот холодным мясом и пикулями, продолжал развивать широкие планы поимки своего оскорбителя. Но мисс Пильбим прислушивалась к ним только одним ухом.

Она в это время придумывала разные способы, чтобы помочь беглецу уйти. Сержант для освежения воздуха открыл дверь в свою комнату, и было немыслимо пройти, не будучи им не замеченным. На него не подействовал даже рассказ о засохшем на заднем дворе гераниуме.

— Я не встану ради всех гераниумов в мире, — заявил он. — Я выкурю еще одну трубку и пойду в постель.

Несмотря на все усилия дочери удержать его, он ушел, и она с отчаянием прислушивалась к его тяжелому топоту в своей комнате. Она услыхала, как затрещала кровать, и через десять минут сильный храп здорового человека раздавался по всему дому.

В конце концов, она сама отправилась в постель и, пролежав несколько часов с открытыми глазами, закрыла их, чтобы удобнее было думать. Заглядывавшее в окно солнце и шум на дворе разбудили ее утром.

— Я почти вычистил его! — объявил сержант, здороваясь с ней, — это неприятное дело, но не могу же я идти в выпачканном грязью мундире! И без того во всей этой истории не мало было для меня сраму!

Мисс Пильбим прокралась к двери следующей комнаты и заглянула в нее. Шкаф безмолвствовал, и ужасная мысль, что пленник задохнулся, молнией промелькнула в мозгу девушки.

— Ст-т! — прошептала она.

Нетерпеливое, но сдержанное "с-ст-" ответило из шкафа, и успокоенная мисс Пильбим осторожно вошла в комнату.

— Он во дворе отчищает грязь! — тихим голосом сказала она.

— Кто? — спросил беглец.

— Жирный полицейский! — жестко ответила девушка, вспомнив про оскорбление нанесенное ее отцу.

— Как-же он попал сюда? — спросил изумленный беглец.

— Он живет здесь.

— Жилец?! — все более и более удивлялся беглец.

— Отец! — сказала мисс Пильбим.

Стон ужаса, раздавшийся из шкафа, прозвучал для мисс Пильбим, приятнее нежнейшей мелодии.

Но улыбка мгновенно сбежала с ее лица, когда из того же шкафа раздался сдержанный, но, несомненно, веселый смех.

— Ш-ш-ш, — резко сказала она и, высоко подняв голову, вышла из комнаты, готовить завтрак сержанту Пильбиму.

Сержант Пильбим, без сомнения, наслаждался, сидя за столом, и его звучный бас и добродушный хохот, явственно доносились до пленника. Чтобы убить время, он принялся считать, потом, устав от этого занятия, начал отвечать себе одно за другим заученные когда-то в школе стихотворения. После этого, но уже с большим выражением, он продекламировал все вещи, которые он, вообще, знал. Но болтовня и звон стаканов и тарелок не прекращались.

Наконец, к его великому облегчению сержант отодвинул стул и шумно двинулся куда-то.

Но это облегчение скоро сменилось ужасом, так как шаги сержанта все приближались и приближались… наконец, он вошел в комнату, и подойдя к шкафу, сильно дернул дверцы.

— Эльси? — зарычал сержант, — где ключи от моего шкафа? Я хочу надеть другие сапоги!

— Они здесь! — закричала мисс Пильбим.

И пленник снова поверил в свою счастливую звезду, когда услыхал, что сержант выбрался из комнаты.

По прошествии, по его счету, еще недели, он услыхал наконец легкие, быстрые шаги мисс Пильбим.

— С-т-т! — опять сказал он.

— Я иду! — сказала девушка, — немного терпения.

Ключ повернулся в замке. Шкаф открылся, и беглец вышел наружу, жмурясь и мигая от света.

— Отец ушел, — сказала мисс Пильбим.

Беглец ничего не ответил. Он был занят своей правой ногой, которая за время стояния в шкафу совсем потеряла способность двигаться. По временам он бросал укоряющие взгляды на мисс Пильбим.

— Вы, должно быть, не прочь умыться и позавтракать, — мягко сказала она. — Вот вода и полотенце, а пока вы будете приводить себя в порядок, я приготовлю вам завтрак.

Беглец проковылял к умывальнику. Пригладив перед зеркалом сержанта волосы и закрутив усы, он почувствовал себя совсем хорошо и в весьма жизнерадостном настроении вышел из комнаты.

— Я очень жалею, что это был ваш отец, — сказал он, садясь за стол.

— Не потому-ли вы так весело смеялись? — возразила девушка, качая головой.

— Но я-же больше всех пострадал, — возразил он, — я согласен сто раз быть сбитым с ног, чем сидеть еще ночь в этом шкафу. Во всяком случае, все хорошо, что хорошо кончается.

— Конец? — уныло сказала мисс Пильбим, — конец-ли это еще?

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он смущенно.

— Ничего, ничего. Не портите себе завтрака, — сказала девушка. — Я потом вам скажу. Боюсь только, что после всех моих хлопот, вам все-таки придется провести такую ночь, как сегодня, еще в продолжении двух месяцев.

— Черт возьми! — проговорил в замешательстве несчастный. — Да, что случилось?

— Трудно все предвидеть, — сказала мисс Пильбим, — но мы и не предполагали, что ваш боцман, встревоженный вашим долгим отсутствием, подаст в полицейское управление заявление о вашем исчезновении с полным описанием вашей наружности.

Беглец, вскочив с места, со всего размаху ударил кулаком по столу.

— Теперь отец отправился сторожить судно, — продолжала мисс Пильбим. — Он сразу узнал в описании пропавшего — оскорбившего его человека.

— Вот что значит иметь дурака боцмана, — горько заметил беглец. — Какое ему дело, хотел бы я знать? Что, касается его что-ли — возвращаюсь я на ночь или нет? Очень нужно было ему вмешиваться!

— Теперь не поможешь, — сосредоточенно сказала мисс Пильбим, придерживая от избытка мыслей пальцем подбородок. — Что же теперь делать? Как только отец наложит на вас свою руку…

Она даже содрогнулась, беглец последовал ее примеру.

— Я могу отделаться штрафом, — заметил он — ведь я же не поранил его!

Мисс Пильбим покачала головой.

— На этот счет у нас в Вудхэче очень строго, — сказала она.

— Я был дурак, что вообще тронул его! — сказал раскаивающийся беглец. — Но у меня было возбужденное настроение, и я вел себя, как мальчик!

— Дело в том, как вам теперь спастись? — сказала девушка, — не очень-то приятно пройтись по всему Вудхэчу с полицией за спиной!

— Я могу быть спокойным только на палубе своего судна, — пробормотал Блэй.

— Очень трудно пробраться на судно, — медленно сказала девушка. — Вам нужно будет переодеться. И вам нужно совсем преобразиться, чтобы пройти мимо моего отца.

Капитан мрачно согласился.

— Единственно для вас возможное, — тихо продолжала девушка, — это переодеться угольщиком. В гавани стоят два угольных судна и, если вы снимете ваш мундир, — я потом вам его пришлю, — вымажетесь с ног до головы угольным порошком и сбреете усы, я почти уверена, что вы проскользнете.

— Сбрить! — воскликнул возмущенным тоном капитан. — Вымазаться! Углем!

— Единственный исход! — поникла головой мисс Пильбим.

Капитан Блэй задумчиво прислонился к стене и, по привычке, нежно пропустил сквозь пальцы усы.

— Мне кажется, что вполне достаточно будет угля, — заявил он наконец.

Девушка покачала головой.

— Отец обратил особенное внимание на ваши усы.

— Их все замечают, — гордо сказал беглец. — Я с ними не расстанусь!

— Даже для моего спокойствия? — грустно взглянула на него мисс Пильбим. — После всего, что я для вас сделала?

Мисс Пильбим, прижав платок к глазам, с легким всхлипыванием выбежала из комнаты. Страшно польщенный капитан подождал немного и бросился за ней.

Четверть часа спустя, он стоял уже без усов, около угольнаго ларя и угрюмо размазывал себя углем.

— Так лучше, — сказала девушка, — вы выглядите ужасно.

Она взяла полную горсть пыли и, приказав ему стоять смирно, сама вымазала еще раз его лицо.

— Никогда не нужно делать что-нибудь наполовину, — заявила она. — Ну, теперь пойдите в кухню и посмотрите на себя в зеркало.

Беглец отправился и вернулся уже в состоянии черной меланхолии. Даже заявление мисс Пильбим, что родная мать теперь не узнала бы его, не разгладило морщин с его лба. Он продолжал безутешно стоять, когда девушка отворила, наконец, входную дверь.

— Счастливого пути! — любезно сказала она. — Напишите мне, когда будете в безопасности!

Обещая последнее непременно исполнить, капитан Блэй тихо вышел на улицу. Хотя он многих подозревал в намерении арестовать его, но до гавани добрался вполне благополучно. Там, юркнув в какой-то безопасный, по его мнению, угол, он осторожно произвел осмотр местности.

Сержанта Пильбима нигде не было видно. Он подождал две или три минуты и, бросая боязливые взгляды направо и налево осторожно вышел из своего угла. Так как никто не обращал на него внимания, он заложил руки в карманы и направился к воде. Ноги его дрожали, когда он вступил на сходни, но, не поддаваясь соблазну оглянуться назад, он перешел на палубу и смело отправился по ней вперед.

— Алло! Что вы хотите? — спросил один из матросов.

— Тише Билль! — сказал беглец пониженным тоном. — Не обращайте на меня внимания!

— Э? — отскакивая сказал моряк. — Господи, что с вами…

— Молчать! — свирепо крикнул капитан и, отправившись на бак, спустился медленно вниз.

Встревоженное лицо Билля следило за ним, пока он не достиг пола.

— Было приключение, капитан? — почтительно осведомился он.

— Нет! — буркнул беглец. — Спускайтесь вниз, живо! Что вы там стоите, привлекая общее внимание. Вы хотите что-бы весь город собрался? Спускайтесь!

— Мне все равно, где быть! — сказал спустившийся Билль, очутившись лицом к лицу с разъяренным капитаном.

— Тогда, бегите наверх! — крикнул капитан. — Бегите и пришлите мне боцмана! Не копаться! И если кто заметил мое присутствие на судне, скажите, что я ваш товарищ!

Удивленный матрос бросился наверх, а беглец уселся на ящик, вынул попавшую в глаз песчинку и стал ждать боцмана.

Но последний, так долго не приходил, что он, наконец, не выдержал и опять отправился наверх — на палубу. Первое, что ему попалось на глаза — это фигура облокотившегося на борт судна боцмана, с опаской поглядывавшего на люк.

— Пойдите сюда! — сказал беглец.

— Что-нибудь случилось? — спросил боцман, поправляя какой-то беспорядок в снастях.

— Пойдите сюда! — повторил капитан.

Боцман медленно спустился вниз и встал перед ним, тревожно на него поглядывая.

— Да, нечего смотреть, — сказал беглец с внезапным бешенством. — Это ваших рук дело. Куда вы удираете? Он схватил несчастного боцмана, как щенка, за шиворот и встряхнул его.

— Вы уйдете не раньше, чем я объяснюсь с вами, — свирепо заявил он. — Теперь, что вы об этом думаете? А? Что вы думаете?

— Все это — очень хорошо, — ответил полузадушенный боцман. — Только — не волнуйтесь.

— Посмотрите на меня! — сказал беглец. — Это все ваше вмешательство! Как вы смели справляться обо мне?

— Я? — спросил боцман, отодвигаясь как можно дальше, — справляться?

— Какое вам дело, если я не явлюсь на ночь? — настаивал капитан.

— Никакого, — слабым голосом согласился боцман.

— Зачем же вам понадобилось заявлять обо мне полиции? — спросил беглец.

— Я? — сказал боцман с искренним удивлением в голосе. — Я? Я ничего не заявлял о вас полиции. Зачем бы мне это понадобилось?

— Так вы хотите сказать, что вы не доносили о моем отсутствии полиции? — торжественно спросил беглец.

— Конечно, нет! — сказал набравшийся мужества боцман. — Для чего? Какое мне дело, если вам нравится проводить ночь не на судне. Я хорошо знаю свои обязанности! Я не понимаю, о чем вы говорите?

— И полиция не наблюдала за судном и не справлялась обо мне?

Боцман недоумевающе покачал головой.

— Для чего? — спросил он.

Беглец ничего не отвечал. Он сел и смотрел широко раскрытыми глазами прямо перед собой, тщетно стараясь постигнуть всю жестокость сердца, способного на такую низкую проделку.

— Кроме того, вы ведь не первый раз не возвращаетесь на ночь, — уже задорно заметил боцман.

Беглец бросил на него уничтожающий, полный достоинства взгляд, действие которого пропало благодаря его новому цвету лица. Он медленно поднялся на палубу, осмотрелся и побледнел под покрывавшим его слоем угля. На мосту, против судна, стоял в полной парадной форме сержант Пильбим.

Рядом с ним стояла мисс Пильбим, и оба многозначительно смотрели на горизонт и улыбались. Сержант первый заметил беглеца.

— Алло! Негр! — закричал он.

Капитан Блэй, который хотел было незаметно ретироваться, сжал кулаки и свирепо уставился на него.

— Отдайте это беглецу, мой милый, — сказал сержант, передавая матросу мундир Блэя. — Он очень красивый молодой человек, с великолепными усами!

— Их больше нет! — сказала грустным голосом дочь.

— У него очень темный цвет лица! — продолжал хохотать, как сумасшедший, сержант. — Я хотел, было, задержать его за кражу моего угля, — но теперь раздумал! Думаю — исправится! Да и моя дочь того же мнения! Всего хорошего, мой милый негр!

Он поцеловал кончик своего жирного мизинца и отправился с мисс Пильбим дальше. Капитан наблюдал за ними, пока они не дошли до угла… там они внезапно остановились, и сержант зашагал обратно.

— Я чуть не забыл, — медленно сказал он, — передайте вашему капитану, что, если он хочет извиниться предо мной за кражу у меня угля, — я буду дома в пять часов, к чаю…

Он показал пальцем в сторону мисс Пильбим и многозначительно прибавил:

— Она также будет! К сведению!

Хитрость за хитрость

I

Приехав сюда из душного Лондона подышать воздухом, Фрэд Картер гулял с наслаждением по берегу, вдыхая свежий морской воздух. Вдруг он увидел каких-то двух людей, остановившихся недалеко от него и видимо наблюдавших за ним. Видя, что Фрэд обратил на них внимание, они подошли к нему. Один из них был коренастый, крепко сложенный человек лет пятидесяти, другой молодой, по-видимому его сын.

— Добрый вечер! — сказал первый, вплотную подойдя к Фрэду.

— Добрый вечер! — ответил тот.

— Это он! — сказали они оба.

В их взглядах была такая нескрываемая враждебность, что Картер с тревогою ждал разъяснения их странного замечания.

— Что вы можете сказать про себя? — спросил наконец старший. — Кого вы ждете? Кто вы такой?

— Я никого не жду, — пробормотал Фрэд с улыбкой смущения. — Может быть, вы меня принимаете за кого-то другого?

— Не говорил ли я, — торжествующе сказал младший, — что он непременно это скажет?

— Он может говорить, что ему угодно, — негодуя возразил отец, — но теперь он попался. Я сразу его узнал, как только увидел.

— А что мы теперь будем делать с ним, если уж мы его поймали? — спросил сын.

Старик сжал кулаки и с ненавистью оглядел Фрэда.

— Если бы от меня зависело, я бы отколотил его хорошенько да и бросил бы в море!

Сын покачал головой.

— От этого Нанси не выиграет, — заметил он.

— Это правда, — согласился отец. — Я думаю, лучше всего взять его эа шиворот и тащить к Нанси.

— Попробуйте только! — рассердился Картер, — и кто это Нанси?

Отец зарычал вместо ответа и кинулся на Фрэда с поднятыми кулаками, но сын удержал его руку.

— Только раз! — дрожал тот от ярости. — Только раз! Это будет мне облегчением. Я тогда успокоюсь!

— Берегитесь! — сказал Картер. — Вы поднимаете такую суматоху, принимая меня за кого-то другого. В чем же именно вы меня обвиняете?

— Вас обвиняют в том, что вы соблазнили мою дочь, господин "Кто-то Другой!" — наступая на Картера, прохрипел отец, — а когда она обещала выйти за вас замуж, вы удрали в Лондон. Четыре года бедняжка страдает по вам и решила уже, что вас нет на свете!

— А она верна даже вашей памяти, — прибавил сын.

— И не глядит на других женихов! — продолжал отец.

— Тут, очевидно, недоразумение, — сказал Картер. — Я в этих местах первый раз в жизни.

— Ну, ладно, тащи его, — перебил сын нетерпеливо. — Чего тут терять время на болтовню!

— Я пойду сам, чтобы доказать вам, что вы ошибаетесь. Нет надобности меня тащить!

И он пошел с ними по направлению к поселку, по временам останавливаясь, чтобы полюбоваться видом.

Один раз он особенно задержался, так что его конвойные пришли в ярость.

— И вдруг, — сказал Картер с отчаянием, — она также ошибется, увидев меня. О, Господи!

— Он ловко притворяется, э? Джим?

Джим что-то проворчал и подвинулся ближе к Фрэду. Вдали уже виднелись домики. Картер предлагал такие наивные вопросы, что они одни могли бы каждого убедить в его невинности, но его спутники даже не отвечали на них.

Встреча с одним старым боцманом совсем обескуражила Фрэда. Старик посмотрел на Фрэда, вынул трубку изо рта и сказал ему, как знакомому:

— Добрый вечер, старина!

Отец и сын обменялись многозначительными взглядами.

II

Наконец они вошли в узкий переулок и старший, толкнув дверь маленького домика, ввел Фрэда в комнату. Первое, что бросилось в глаза Картеру, это безукоризненная чистота и порядок. Он снял свою шляпу и с деланной беспечностью уселся в удобное кресло.

— Я пойду позову Нан, — сказал Джим, — а ты смотри, чтобы он не удрал!

Он вышел и тотчас из соседней комнаты послышался взволнованный женский голос.

Фрэд встал и деланно — беспечно углубился в рассматривание висевшей на стене гравюры: "Возвращение моряка".

— Она придет сию минуту, — объявил Джим, входя.

— А это, пожалуй, лучше, что я его не тронул, — сказал отец. — Если бы я сделал с ним, что мне хотелось, его бы и родная мать не узнала!

Фрэд иронически засмеялся и со скучающим видом оглядывал комнату. Прошло десять минут, пятнадцать. Через полчаса отец начал ворчать что-то нелестное по адресу прекрасного пола.

— Она наряжается, вот в чем дело, — объяснил Джим, — и подумаешь, что это все для него!

Наконец, послышались легкие шаги и дверь скрипнула. Картер оглянулся с беспокойством, и первое, овладевшее им чувство — было удивление слепоте его двойника: девушка была настоящая красавица, с глазами, блестевшими, как звезды, от радости и счастья!

— Где же он? — живо спросила она.

— Что?! — отец был поражен. — Как где? Да разве ты его не видишь?

Сияние звезд померкло, и девушка уныло огляделась.

— Этот? — спросила она презрительно. — Этот? Разве это мой Берт?

— Совершенно верно, — сказал Фрэд вежливо. — Я сам им это говорю.

— Да ты посмотри хорошенько! — настаивал отец.

— Хоть бы я смотрела на него целые сутки, ничего не изменится.

Мисс Эванс была рассержена не на шутку.

— Как могли вы так ошибиться!

— Ошибки случаются иногда, — великодушно проговорил Фрэд, — даже с самыми умными людьми!

— Да ты присмотрись к нему, — настаивал Джим, — ведь ты не видела его целых четыре года. Он мог за это время измениться. Смотри, разве это нос не Берта?

— Нет, — ответила девушка, посмотрев на нос Фрэда, — ничего подобного! У Берта был чудный нос!

— Ну, посмотри на глаза! — упорствовал Джим.

Мисс Эванс опять посмотрела на Фрэда и пренебрежительно кивнула головой. Она готова была его обвинить в своем разочаровании и не старалась скрыть раздражения.

— Ну? — спросил м-р Эванс.

— Ничего похожего! — ответила дочь и уныло отвернулась. — Я знаю, вы не любили Берта, но зачем же его так оскорблять!

Она отошла к окну и стала смотреть на улицу.

— Ну, а я бы поклялся головой, что это Берт Симонс, — не уступал отец.

— Я тоже! — подтвердил сын, — Это самое удивительное сходство, какое я когда-либо встречал!

И он глазами спросил отца, что же дальше делать с Фрэдом.

— Он может идти, — сказал м-р Эванс важно. — Он может идти, куда угодно, и пусть это вперед отобьет у него охоту быть похожим на кого-нибудь. В другой раз он может не отделаться так дешево!

— Вы правы! — сказал Картер кротко. — Я завтра же изменю свою наружность. Я жалею, что не сделал этого раньше!

Он направился к дверям, кивнув головой присмиревшему Эвансу, взглянул на профиль Нанси и медленно вышел.

Как глуп был этот Симонс! Где были у него глаза и имел ли он хоть каплю здравого смысла! Фрэд очень бы хотел быть им… Очевидно, сходство с ним действительно существовало, — и Фрэд круто повернулся обратно.

— Ну? — спросил м-р Эванс, когда в раскрытых дверях появилась физиономия Картера. — Чего вы вернулись?

— Я вернулся потому, — начал Фрэд, тщательно запирая за собой дверь, — что во мне заговорила совесть…

— Заговорила совесть?

М-р Эванс встал и подошел к Фрэду.

Тот кивнул утвердительно головой и тревожно посмотрел на девушку, так же неподвижно стоявшую у окна.

— Я не хотел продолжать обман далее, — продолжал он тихим, но ясным голосом. — Я Берт Симонс. По-крайней мере, под этим именем я был у вас четыре года назад.

— Я знал, что не ошибся! — воскликнул м-р Эванс. — Я его достаточно хорошо знал! Закрой-ка дверь, Джим, чтобы он не удрал опять!

— Я не думаю удирать, — сказал Фрэд, покосившись на Нанси. — Я вернулся сам, чтобы все исправить.

— Нанси только из каприза не хочет его признавать, — сказал Джим, видя недовольное лицо сестры.

— Она испугалась, увидев меня, — сказал Картер, — а я мигнул ей, что-бы она меня не выдавала. Кому-ж лучше знать меня, как не ей!

— Как вы смеете говорить так! Я вижу вас первый раз в жизни!

— Ну, ладно, Нан, — перебил ее Картер. — Не стоит больше скрывать. Я вернулся, чтобы устроить все по-хорошему.

Мисс Эванс захлебывалась от злости.

— Ну, что-ж, дочка — правда, он скверно обошелся с тобой, — но теперь он вернулся. Если ты хотела выходить за него замуж, так надо выйти, — сказал отец.

— Выйти за него? — возбужденно повторила Нанси. — Выйти за него? Но я говорю вам, что это не Берт. И как он смеет называть меня Нан?

— Но прежде вы разрешали мне это! — жалобно проговорил Фрэд.

— Я говорю вам, — обратилась к отцу и брату мисс Эванс, — это не Берт. Неужели вы можете думать, чтобы я его не узнала?

— Да ведь он-то знает, кто он такой! — резонно заметил отец.

— Конечно, знаю! И какая надобность мне утверждать, что я Берт, если я не Берт? — обиженным тоном объяснял Фрэд.

— Вот это дельно, — подтвердил Джим. — Подумай, Нанси, какая ему надобность?

— Спроси у него! — гневно ответила девушка.

— Смотри, дочка! Ты четыре года тосковала по этому молодцу, и мы с Джимом четыре года его разыскивали, а теперь, когда он попался, ты воротишь от него нос…

— Его опасно выпустить, — прибавил Джим.

И они стали обсуждать вопрос, как удержать своего будущего зятя.

Фрэд сам помог им.

— Я поселюсь с вами, — сказал он, — и отдам вам на сохранение свои деньги и вещи. Уж без гроша я не могу убежать.

И он вывернул на стол все, что было у него в кармане: семь фунтов, семнадцать шиллингов и четыре пенса, обратный билет в Лондон, часы, цепочка, перочинный нож и еще другие мелочи.

Предложение Джима, чтобы Фрэд снял еще и сапоги, было отклонено м-ром Эванс.

— Ну, ладно, — сказал м-р Эванс, пряча все, — в тот день, когда вы женитесь на Нанси, я все вам верну.

К вечеру он пришел совсем в хорошее расположение духа, после ужина закурил свою трубку и стал еще веселее. Единственным диссонансом этого вечера была нескрываемая холодность мисс Эванс.

— Ей хочется немножко поважничать, — сказал отец, когда девушка вышла, — чтобы вы не подумали, что она вас так легко простила. Правда, вы с ней поступили дурно, но повинную голову и меч не сечет! Вот мое мнение.

III

На другой день мисс Эванс была уже ласковее — отец ее хорошо знал!

За обедом, когда мужчины вернулись с работы, она так усердно накладывала лучшие куски Фрэду, что отец и брат со страхом следили, останется ли им. А когда он протянул ей свой стакан, она так щедро налила ему, что не меньше пол-пинты прекрасного пива, которое другой с удовольствием бы выпил, вылилось на пол.

После обеда она куда-то уходила, но к чаю вернулась и уселась рядышком с Фрэдом, обсуждая разные вопросы, касающиеся их свадьбы.

Она называла его "Берт" и не отняла руки, когда он взял ее в свою.

— А я все думаю, отчего ты не признала его сразу? — добродушно спросил отец. — Это была хитрость?

— Это была глупость, — ответила Нанси. — На меня иногда находит!

Картер нежно пожал ее руку и заглянул ей в глаза, но то, что он в них прочел, заставило его призадуматься. Эти глаза были слишком холодны и фальшивы для влюбленной!

— Это как в былые времена, Берт, — сказала мисс Эванс, со странной улыбкой. — Помните, что вы мне сказали один раз после обеда, когда я приложила вам к лицу горячую ложку?

— О, да!

— Повторите это опять!

— Нет, теперь этого не повторю! — ответил Фрэд с ударением.

Она вспоминала еще разные эпизоды прошедшего, но осторожность Фрэда и ссылка на плохую память выводили его всякий раз из затруднения. Он был убежден, что все идет отлично, в особенности после того, как Нан, приготовив чай, села возле него и сама обняла его. Брат, увидев это, пожал плечами, но м-р Эванс, оставшийся сентиментальным, был очень доволен. Картер завладел обеими руками Нанси и стал ей нашептывать какие-то нежные вещи, как вдруг в дверь стукнули и в комнату вошел молодой человек.

— Добрый вечер, — сказал он, кивнув головой, — Боже! Кого я вижу! Берт, это ты?

— Конечно, старый друг! — с соответствующим энтузиазмом сказал Берт, вставая.

— Я думал, что ты уже погиб, — продолжал вошедший, крепко пожимая руку Фрэду. — Вот уж никогда не думал, что увижу тебя еще раз собственными глазами! Вот сюрприз! Так и ты не забыл Джо Вильсона, старина?

— Конечно, нет! Я ведь узнал тебя с первого взгляда, Джо!

Снова горячее рукопожатие, и Вильсон, усевшись в кресло, стал вспоминать прежние времена.

— Я думаю, ты помнишь об одной вещи, Берт?

— О какой? — спросил Фрэд с беспокойством.

— А твой маленький должок?

Картер сделал вид, что припоминает. Вильсон подробно напомнил ему, где и при каких обстоятельствах он одолжил ему полтора фунта. Фрэд после некоторого колебания обратился к своему банкиру и попросил его уплатить деньги. Разговор как-то сразу упал и после неловкой паузы Вильсон начал прощаться.

— Все тот же славный Джо! — сердечно заметил Фрэд, когда тот ушел. — Ничуть не изменился!

Мисс Эванс не сказала ни слова. Она глядела на дверь, которая то отворялась, то затворялась, и какая-то физиономия высовывалась оттуда, словно играя в прятки. Наконец, видя, что внимание достаточно привлечено, в комнату вошел довольно пожилой человек и подошел прямо к Фрэду, протягивая руку.

— Как дела? — спросил его Фрэд, стараясь улыбнуться.

— А он еще лучше стал, чем прежде! — объяснил вошедший, бросаясь в кресло.

— Так же, как и вы! — ответил Картер.

— Ну, я очень рад вас видеть, — опять продолжал тот, — я надеюсь, что вы не забудете позвать на свадьбу старого Бена Проут!

— Вы будете первым, кого я позову, Бен! — поспешил ответить Фрэд.

М-р Проут встал и горячо пожал ему руку.

— Да! — сказал он сентиментально, снова усевшись в кресло. — Как человек может ошибаться! Как он может быть несправедлив! Четыре года назад, когда вы исчезли отсюда, я сказал себе: "Ну, Бен Проут — плакали твои денежки! Ты никогда не увидишь больше своих двух фунтов!"

Улыбка сбежала с лица Фрэда. Остальным тоже стало как-то неловко.

— Двух фунтов? — переспросил Фрэд? — Каких двух фунтов?

— Двух фунтов, которые я вам одолжил, — ответил печальным голосом м-р Проут.

— Когда? — спросил Картер с усилием.

— А помните, мы пошли на пристань и встретили м-ра Проута? — напомнила мисс Эванс.

Картер вопросительно взглянул на Нанси. Ее улыбка и странный блеск в глазах заставили его призадуматься. Он обратился к м-ру Эванс и, насколько мог спокойно, попросил его уплатить долг. М-р Проут ждал с протянутой рукой.

— Вот деньги, — сказал Эванс, нехотя отсчитывая два фунта. — Конечно, долги платить нужно, но…

Он остановился в изумлении, видя, что м-р Проут, схватив деньги, опрометью бросился из комнаты.

Картер уже был приготовлен ко всему, и его голос не дрогнул, когда он отдавал распоряжения заплатить еще трем джентльменам, поочередно являвшимся навестить мисс Эванс. Когда ушел последний, м-р Эванс не мог более сдержать свое негодование. Он встал и, отдавая Фрэду часы, цепочку, обратный билет и несколько медных монет, проговорил, тяжело дыша:

— Возьмите их себе! Я вижу, вы должник всей Англии. Вы попрошайка — вот вы кто!

И он показал на дверь. Картер открыл рот и что-то неясно пробормотал. Мисс Эванс наблюдала эту сцену с веселым видом.

— Ложь никогда не ведет к добру! — сказала она, стараясь быть строгой.

— Прощайте! — сказал Фрэд, направляясь к дверям.

— Вы сами виноваты, — продолжала мисс Эванс, почувствовав угрызения совести. — Так как вы называли себя Бертом Симонс, а меня "Нан", хотя я вас вижу первый раз в жизни — я должна была это сделать!

— Это все пустяки, — сказал Фрэд. — Я желал бы, чтобы я был Берт Симонс, вот и все. Прощайте!

— Вы желали бы быть?!. - вскричал м-р Эванс, стоявший все время с раскрытым от удивления ртом. — Вот это ловко! Так кто же вы — Берт Симонс или нет?

— Нет, — сказал Фрэд.

— И вы никому не были должны?

— Никому, — ответила за него Нанси. Это я все устроила, чтобы его наказать.

М-р Эванс с диким криком бросился к дверям.

— Я вытяну эти деньги у них из горла, если не найду их в карманах! А вы оставайтесь тут.

Он выбежал на улицу, Джим кинулся за ним.

— Ваш отец приказал мне остаться, — сказал Картер.

— Оставайтесь… — ответила она тихо.

Двойник

Джордж Геншо вошел в парадную дверь и на минуту задержался, вытирая ноги о циновку. В доме было зловеще тихо, и он внезапно ощутил в области живота какую-то слабость, причиной которой только частично было то, что с момента завтрака прошло уже немало времени. Он кашлянул, деланно и беспечно мурлыча что-то себе под нос, вошел в кухню.

Его жена только что кончила обедать. Чисто обглоданная кость от свиной котлеты лежала перед ней на тарелке; небольшая миска, в которой был рисовый пудинг, стояла пустая; и все, что осталось от обеда, — это лишь немного сыра и кусок черствого хлеба. Лицо мистера Геншо вытянулось, но он подсел к столу и стал ждать.

Жена посмотрела на него пристально и презрительно. Лицо у нее раскраснелось, глаза горели. Трудно было игнорировать этот взгляд, еще труднее — посмотреть ей прямо в глаза. Мистер Геншо, избрав средний курс, медленно окинул взглядом комнату, на минуту задержавшись на сердитом лице жены.

— А ты рано сегодня пообедала, — сказал он, наконец, дрожащим голосом.

— Да, ты так думаешь? — последовал надменный ответ.

Мистер Геншо поспешил найти успокоительное объяснение.

— Наши часы вперед, — сказал он, переводя стрелку.

Жена спокойно стала убирать посуду.

— А как… как насчет того, чтобы пообедать? — спросил мистер Геншо, все еще не давая воли своим опасениям.

— Пообедать! — сказала миссис Геншо страшным голосом. — Ступай к той твари, с которой ты катался в автобусе, и скажи ей, чтоб она дала тебе пообедать!

Мистер Геншо в отчаянии махнул рукой.

— Да пойми же ты, что то был не я, — сказал он. — Я тебе еще вчера говорил, что ты обозналась. Тебе вот взбредет что-нибудь в голову, и тогда ты…

— Хватит! — сказала жена резко. — Я видела вас, Джордж Геншо, так же ясно, как вижу сейчас.

— То был не я, — упорствовал несчастный.

— Когда я окликнула тебя, — продолжала миссис Геншо, не обратив внимания на его слова, — ты вздрогнул, закрыл лицо шляпой и отвернулся. Я бы тебя настигла, если бы не лотки у меня на дороге и если бы я не упала.

Она подбежала к раковине и принялась мыть посуду. Мистер Геншо постоял в нерешительности некоторое время, заложив руки в карманы, затем надел шляпу и опять ушел из дому.

Он кое-как пообедал в дешевой столовой и домой вернулся в шесть часов вечера. Жены дома не оказалось, буфет был заперт. Тогда он опять отправился в ту же столовую выпить чаю и после скудного ужина пошел прогуляться с Тедом Стоксом, которого он здесь встретил, чтобы обсудить с ним создавшееся положение.

— Надо говорить ей, — сказал он, — что то был не я, а кто-то другой, похожий на меня.

Мистер Стокс скривил рот в улыбку, но, встретив холодный взгляд своего друга, опять стал серьезным.

— А почему не сказать, что это был ты? — спросил он удивленно. — Что же плохого в том, что ты проехался в автобусе с приятелем и с двумя дамами?

— Конечно, ничего плохого нет, — подхватил мистер Геншо горячо, — иначе я не позволил бы себе этого. Но ты знаешь мою жену!

Мистер Стокс, который никогда не пользовался симпатией упомянутой особы, кивнул головой.

— И я думаю, когда бываешь с женщиной, то надо же выказывать любезность, — сказал мистер Геншо с достоинством. — Я повторяю, что когда моя миссис будет спрашивать тебя об этом, ты говори, что то был не я, а твой друг из другого города, который похож на меня, как две капли воды. Понимаешь?

— Белл? — предложил Стокс. — Альфред Белл? У меня был знакомый, которого так звали.

— Это вполне подойдет, — сказал его приятель, немного подумав, — но надо хорошенько запомнить это имя. И надо что-то придумать о нем — где он живет и так далее, — чтобы ты не хлопал ушами, как дурак, когда она начнет тебя расспрашивать.

— Сделаю для тебя все, что можно, — сказал мистер Стокс, — но я не думаю, что твоя миссис станет расспрашивать меня. Она слишком хорошо тебя видела.

Дальше они пошли молча, обдумывая про себя этот вопрос. По дороге они завернули в пивную, чтобы выпить по кружке пива.

— Ты держись того, что мы с тобой придумали, и все будет хорошо, — сказал друг. — Скажи ей, что ты говорил со мной обо всем… что его зовут Альфред Белл, что он приехал из Ирландии… А знаешь, что мне пришло в голову?

— А что? — спросил мистер Геншо.

— Ты будешь Альфред Белл, — сказал мистер Стокс таинственным полушепотом.

Мистер Геншо отпрянул назад и удивленно посмотрел на него. Глаза его друга сверкали и что-то безумное было в них, как ему показалось.

— Ты теперь Альфред Белл, — повторил мистер Стокс. — Понимаешь? Разыгрывай из себя Альфреда Белла, и мы пойдем к твоей миссис. Ты наденешь мой костюм и новый галстук, и все сойдет как нельзя лучше!

— Что? — вскричал изумленный до крайности мистер Геншо.

— Легче ничего не может быть, — сказал мистер Стокс. — Завтра вечером в моем новом костюме ты идешь к себе домой со мной вместе, и я говорю твоей жене, что мы хотим тебя видеть. Конечно, я пожалею, что мы не застали тебя дома, а может, мы далее зайдем в квартиру и подождем, пока ты придешь.

— Значит, я должен показать себя самому себе? — с трудом выговорил мистер Геншо от изумления.

Мистер Стокс подмигнул.

— Благодаря удивительному сходству, — сказал он, улыбаясь. — Сходство поразительное, не правда ли? Ты только вообрази себе, как мы оба сидим там, разговариваем с ней и поджидаем, когда ты придешь, да еще удивляемся, что тебя так долго нет!

Мистер Геншо несколько секунд пристально смотрел на своего приятеля, затем, энергично схватив кружку, осушил ее.

— А как же быть с голосом? — спросил он с усмешкой.

— А разве голос нельзя изменить? — сказал его друг.

Они были одни в трактире, и мистер Геншо после некоторых уговоров согласился испробовать свой голос. Он то ревел басом, от которого у него болело в горле, то пищал таким фальцетом, что мистер Стокс чуть не скрежетал зубами, но ничего не выходило.

— Придется тебе, как видно, простудиться и говорить охрипшим голосом, — сказал мистер Стокс, когда они очутились на улице. — Ты простудился в дороге позавчера, когда ехал из Ирландии, а вчера добавил, катаясь в открытом автобусе со мной и с двумя дамами, Понимаешь? А ну, попробуй заговорить хриплым шепотом, интересно, как у тебя получится?

Мистер Геншо попробовал, и его друг, видя, что он не очень увлечен этим планом, принялся всячески расхваливать его.

— Бодрись и практикуйся, — сказал мистер Стокс, когда они спустя немного времени пожали друг другу руку на прощанье. — И если сможешь, постарайся завтра уйти со службы в четыре часа, чтобы мы могли сделать ей визит, когда по-настоящему ты еще должен быть на службе.

Мистер Геншо похвалил своего приятеля за ловкую выдумку и, твердо веря в его талант, отправился домой в бодром настроении. Сердце его упало, когда он стал подходить к дому, однако он тут же почувствовал облегчение, увидев, что света в доме нет, а, значит, его жена уже в постели.

Он встал рано на другой день, но жена не подавала никаких признаков, что она собирается вставать. В буфете, как и вчера, было пусто, и некоторое время он слонялся из угла в угол голодный и в каком-то неопределенном состоянии духа. Наконец, он поднялся наверх и стал укорять жену за такое отношение и заявил, что он просто не придет домой, если она не настроится на другой лад. С дисциплинарной точки зрения, его укоры в немалой степени теряли свою силу, поскольку ему пришлось выкрикивать их перед запертой дверью, и он сразу умолк, когда дверь вдруг распахнулась, и перед ним предстала жена.

Несмотря на то, что он ушел с работы на два часа раньше, день тянулся медленно и к тому времени, когда он добрался до квартиры мистера Стокса, он был уже в совершенно подавленном настроении. Но у мистера Стокса веселого расположения духа хватило бы на двоих, и, нарядив приятеля в свой костюм, сделав ему на голове пробор посредине, а не сбоку, он посмотрел на него с большим удовлетворением. По его же совету мистер Геншо подчернил себе жженой пробкой брови и бороду и тогда мистер Стокс торжественно заявил, что теперь даже родная мать не узнала бы его.

— Смотри же, будь начеку, — сказал мистер Стокс, когда они вышли из дому. — Будь веселым и беззаботным; покажи себя таким, каким она видела тебя, когда мы ехали в автобусе, так сказать, настоящим кавалером. Старайся совершенно не быть похожим на себя, да смотри не проговорись и не назови ее ласкательным именем!

В мрачном молчании шагал мистер Геншо с приятелем, отставая от него все чаще по мере приближения их к дому. Когда мистер Стокс постучал в дверь, он скромно отступил назад и оперся спиной о стену соседнего дома.

— Джордж дома? — весело спросил мистер Стокс, когда миссис Геншо отворила дверь.

— Нет, — последовал ответ.

Мистер Стокс сделал вид, что раздумывает, как ему быть; мистер Геншо инстинктивно подался назад.

— Нет, его нет дома, — повторила миссис Геншо, собираясь захлопнуть дверь.

— Сегодня мне особенно нужно его видеть, — сказал мистер Стокс. — Я пришел со своим другом Альфредом Беллом, который очень хотел бы познакомиться с Джорджем.

Миссис Геншо, следуя за направлением его взгляда, высунула голову из двери.

— Джордж! — воскликнула она.

Мистер Стокс улыбнулся.

— Это не Джордж, — сказал он весело. — Это мой приятель, мистер Альфред Белл. Не правда ли, какое необыкновенное сходство? Прямо чудо! Вот почему я и привел его, мне хотелось бы познакомить с ним Джорджа.

Миссис Геншо смотрела то на одного, то на другого в каком-то гневном недоумении.

— Ну, прямо его двойник. — продолжал мистер Стокс. — Это жена моего друга Джорджа, — добавил он, обращаясь к мистеру Беллу.

— Добрый день, сударыня, — сказал тот сиплым голосом.

— Он простудился в дороге, когда ехал поездом из Ирландии, — пояснил мистер Стокс, — а потом нам взбрело в голову третьего дня покататься в открытом автобусе, — тут он еще добавил.

— О-о! — протянула миссис Геншо. — Вот как! Действительно!

— Он очень хотел бы познакомиться с Джорджем, — еще раз сказал мистер Стокс. — По-настоящему, он сегодня должен был выехать обратно в Ирландию, если бы не это. Но он решил отложить до завтра, чтобы встретиться с Джорджем.

Мистер Белл, еще более охрипшим голосом, заявил вдруг, что он все-таки уедет, сегодня.

— Брось молоть вздор! — сказал мистер Стокс строго. — Ты знаешь, что Джордж будет рад познакомиться с тобой. Я думаю, он скоро должен придти? — добавил он, обращаясь к миссис Геншо, которая в эту минуту так смотрела на мистера Белла, как голодная кошка смотрит на жирного воробья.

— Я тоже так думаю, — сказала она.

— Мне кажется, если мы немножко подождем… — начал мистер Стокс, не обращая внимания на полный отчаяния взгляд мистера Геншо.

— Войдите! — прервала его вдруг миссис Геншо.

Мистер Стокс вошел, но, видя, что его друг отстал, вернулся назад и чуть не силой втащил его в дом. Застенчивость мистера Белла он объяснил тем, что тот слишком долго жил в Ирландии.

— На самом же деле он в полном смысле светский кавалер, — ввернул он ловко, когда они следовали за миссис Геншо в комнату. — Вы только поглядели бы на него, когда мы позавчера ехали в автобусе. С нами были две дамы, мои знакомые, и он так любезничал с ними, что даже удивил кондуктора.

Мистер Белл, беспокоясь за благополучный исход эксперимента, грозно поглядывал на своего друга и отчаянно морщился.

— Любезничал? Вот как! — сказала миссис Геншо, глядя в упор на преступника.

— Да еще и как! — продолжал мистер Стокс, обладавший богатым воображением. — Одну из них называл своей женушкой и добивался узнать, где ее обручальное кольцо.

— Ничего подобного! — сказал мистер Геншо возмущенно. — Совсем и не думал.

— Тут ничего такого нет, чтобы стыдиться, — сказал мистер Стокс. — Но в ту минуту я вынужден был сказать тебе: «Альфред, — говорю я, — все это ничего, поскольку ты холостяк, но не забывай, что ты настоящий двойник моего приятеля Джордлт Геншо, и если кто увидит тебя, то может подумать, что это он». Не говорил я этого?

— Говорил, — пробормотал мистер Белл беспомощно.

— Но он мне не поверил, — сказал мистер Стокс, поворачиваясь к миссис Геншо. — Вот я и пришел вместе с ним, чтобы он сам увидел Джорджа и убедился.

— Я тоже хотела бы посмотреть на них обоих вместе, — сказала миссис Геншо спокойно. — Мистера Белла я где угодно приняла бы за своего мужа.

— Вряд ли вы приняли бы его за своего мужа, если бы видели его вчера вечером, — сказал мистер Стокс, качая головой и улыбаясь.

— Что — опять ухаживал? — спросила миссис Гению настороженно.

— Нет! — сказал мистер Белл страшным шепотом. Он так посмотрел на своего приятеля, что тот съежился.

— Я не стану рассказывать, — спохватился мистер Стокс, кивнув головой.

— Если даже я попрошу вас? — сказала миссис Геншо с очаровательной улыбкой.

— Попросите его, — ответил мистер Стокс.

— Вчера вечером, — начал мистер Геншо хриплым шопотом, — я пошел один прогуляться вокруг парка Виктории. Там я встретил мистера Стокса, вместе мы зашли в трактир и выпили полкварты пива. Вот и все.

Миссис Геншо посмотрела на мистера Стокса. Тот подмигнул ей.

— Это так же верно, как то, что меня зовут Альфред Белл, — сказал мистер Геншо с некоторым замешательством.

— Ладно, пусть будет так, — сказал мистер Стокс, немного встревоженный, что мистер Белл действовал не в соответствии с его указаниями.

— Я была бы рада, если бы мой муж так мирно проводил свои вечера, — сказала миссис Геншо.

— А разве он проводит иначе? — спросил мистер Стокс. — Мне он всегда казался таким спокойным. Слишком даже спокойным.

— Это все его притворство, — сказала миссис Геншо.

— Он всегда так спешит домой, — продолжал добрейший мистер Стокс.

— Это он так говорит, чтобы отделаться от вас, — сказала миссис Геншо, немного подумав — Он говорил мне, что от вас иногда просто невозможно отвязаться.

Мистер Стокс выпрямился и свирепо посмотрел в сторону мистера Геншо.

— Жаль, что я не знал об этом, — сказал он обиженным тоном.

— Я говорила ему не раз, — продолжала миссис Геншо: — «Почему ты не скажешь Теду Стоксу прямо, что ты не желаешь водить с ним компанию?» — но он не хочет. Это не в его характере. Он скорее будет шептаться у вас за спиной.

— А что он говорит? — спросил мистер Стокс, не обращая внимания, что его друг отрицательно качал головой.

— Если вы пообещаете мне, что не передадите ему, я вам все расскажу, — ответила миссис Геншо.

Мистер Стокс обещал.

— Он говорит, что вы слишком большого мнения о себе, и что ему до смерти надоело слушать вашу бесконечную болтовню.

— Продолжайте, — мрачно сказал мистер Стокс.

— Потом он говорит, что вы всегда стараетесь выпить на чужой счет, никогда не платите своей доли, и ему приходится платить за вас.

Мистер Стокс вскочил, как ужаленный, и, стиснув кулаки, сердито смотрел на испуганного мистера Белла. Но он сделал над собой усилие и опять сел

— Еще говорил что-нибудь? — спросил он.

— Всего и не припомнишь, — заявила миссис Геншо, — но я не хочу говорить, чтобы не поссорить вас.

— Мне все равно, — сказал мистер Стокс, злобно поглядывая на своего друга, не находившего себе места от волнения. — Может, и я расскажу вам когда-нибудь о нем кое-что.

— Это было бы только справедливо с вашей стороны, — быстро заговорила миссис Геншо. — Пожалуйста, расскажите сейчас, я ничего не имею против того, что мистер Белл будет слышать.

Но тут уже мистер Белл решил вмешаться.

— Я не хотел бы выслушивать семейные тайны, — прохрипел он, бросая умоляющий взгляд на мстительного мистера Стокса. — Это было бы некрасиво с моей стороны.

— Но только я не люблю шептаться за спиной у другого, — сказал мистер Стокс, опомнившись. — Подождем, пока вернется Джордж, и тогда я скажу ему все прямо в глаза.

Покусывая губы от злости, миссис Геншо попыталась уговорить его, но мистер Стокс был неумолим и, взглянув на часы, сказал, что Джордж, несомненно, скоро должен придти, и он подождет до его прихода.

Разговор не клеился, несмотря на старания миссис Геншо втянуть мистера Белла в разговор и заставить его рассказать об Ирландии. Он совсем потерял голос еще в самом начале и теперь сидел молча, в то время как миссис Геншо обсуждала самые интимные подробности семейной жизни своего мужа с мистером Стоксом. Когда она уже наполовину рассказала анекдот о своей свекрови, мистер Белл внезапно вскочил и заявил, что ему надо уходить.

— Что вы, уйдете, не повидавшись с Джорджем? — удивилась миссис Геншо. — Ведь он скоро должен придти. Мне так хотелось посмотреть на вас обоих вместе.

— Может, мы его встретим по дороге, — сказал мистер Стокс, которому тоже надоела уже эта комедия. — Спокойной ночи!

Вместе с мистером Беллом, который не чаял, как бы поскорее уйти, он вышел на улицу. Зная, что миссис Геншо наблюдает за ними, стоя за дверью, он шел молча, пока они не повернули за угол, и тогда он набросился на мистера Геншо и потребовал у него объяснения.

— Все кончено у меня с тобой! — сказал он, не обращая внимания на объяснения своего приятеля. — Я понял тебя хорошо и не желаю больше иметь с тобой дела. И больше мне ничего не говори — я не стану слушать.

— В таком случае до свидания! — сказал мистер Геншо с неожиданным высокомерием, когда они остановились перед домом.

— Раньше мне надо получить свои штаны, — сказал мистер Стокс холодно, — а тогда можешь уходить себе подобру-поздорову.

— Я тебя уверяю, — сказал мистер Геншо мрачно, — что она узнала меня с самого начала и наговорила все это, чтобы испытать нас.

Мистер Стокс не удостоил его ответом и, когда они вошли в дом, молча стоял и ждал, пока его приятель менял костюм. Он оттолкнул протянутую руку мистера Геншо жестом, который ему пришлось как-то видеть на сцене, и, проводив его до порога, так хлопнул дверью, что задрожал дом.

Очутившись на улице без своего приятеля, мистер Геншо потерял последнюю долю мужества. До десяти вечера он бродил уныло взад и вперед по улицам, затем, мрачный и усталый, решил идти домой. На углу перед своим домом он немного подтянулся и, энергично подойдя к двери, вложил ключ в замочную скважину и повернул.

Дверь оказалась запертой изнутри. Света в доме не было видно. Он стал стучать сначала потихоньку, потом все больше и больше. После пятого раза в комнате наверху вспыхнул свет, окно открылось, и миссис Геншо показалась в окне.

— Мистер Белл! — воскликнула она, страшно удивленная.

— Белл? — спросил ее муж, не менее удивленный. — Это я, Полли.

— Подите прочь, cap! — сказала миссис Геншо негодующим тоном. — Как вы смеете называть меня по имени?

— Это я говорю тебе, твой муж Джордж! — крикнул мистер Геншо в отчаянии. — Почему ты называешь меня Беллом?

— Если вы мистер Белл, как я думаю, то вы должны знать, почему я вас так называю, — сказала миссис Геншо, высовываясь из окна и пристально его разглядывая, — а если вы Джордж, то вы не можете знать.

— Я Джордж! — настоятельно повторил мистер Геншо.

— Право, не знаю, что и думать, — сказала миссис Геншо в недоумении. — Тед Стокс приходил ко мне сегодня со своим приятелем, которого зовут Белл и который так похож на Джорджа, что я не могу разобраться, кто из вас кто. Не знаю, что мне и делать, но одно я знаю, что до тех пор не впущу вас в дом, пока не увижу вас обоих вместе.

— Обоих вместе! — изумился мистер Геншо. — Слушай, да посмотри же!

Он чиркнул спичкой и, держа ее у себя перед носом, задрал голову вверх, глядя на окно. Миссис Геншо смерила его суровым взглядом.

— Этого мало, — сказала она. — Я не могу признать. Нужно, чтоб вы пришли оба вместе.

Мистер Геншо заскрежетал зубами.

— Но где я его найду? — сказал он в отчаянии.

— Он ушел вместе с Тедом Стоксом, — ответила его жена. — Если вы Джордж, то сходите к нему и узнайте.

Она уже хотела захлопнуть окно, но мистер Геншо спросил:

— А если его там не окажется?

Женщина на минуту задумалась.

— Если его там не окажется, приходите с Тедом Стоксом, — сказала она, наконец, — и если он подтвердит что вы Джордж, тогда я вас впущу.

Окно захлопнулось, и свет исчез. Подождав понапрасну несколько минут, мистер Геншо побрел к мистеру Стоксу, ясно представляя себе, какой прием его там ждет.

Действительно, мистер Стокс, сон которого неожиданно был нарушен, так кричал и ругался, наносил мистеру Геншо такие ужасные оскорбления, что последний пришел в отчаяние. Однако, поклявшись много раз, что он и пальцем не шевельнет, чтобы помочь своему другу, мистер Стокс, наконец, был тронут мольбами последнего и, наскоро одевшись, отправился с ним в ночное путешествие.

— Но только запомни, что это последний раз, больше я не желаю с тобой встречаться, — сказал он по пути.

Мистер Геншо промолчал. События дня вконец измотали его, и до самого дома они шли молча. К великому облегчению мистера Геншо, он услышал какую-то возню в доме после первого же стука, и затем окно потихоньку открылось, и миссис Геншо выглянула наружу.

— Что? Вы опять здесь? — воскликнула она возмущенно. — Что за наглость! Как вы можете так поступать?

— Это я, — крикнул мистер Геншо.

— Да, я вижу, что это вы, — последовал ответ.

— Это, действительно, он, ваш муж, — сказал мистер Стокс. — Альфред Белл уехал.

— Как вы смеете так нагло лгать! — возмутилась миссис Геншо. — Как еще земля не расступится и не проглотит вас! Это мистер Белл, и если вы сейчас же не уйдете, я позову полицию.

Мистер Геншо и мистер Стокс, озадаченные таким приемом, стояли и смотрели на нее, изумленно моргая глазами.

— Если вы не можете отличить их друг от друга, то как вы можете знать, что это мистер Белл? — спросил мистер Стокс.

— Как я могу знать? — сказала миссис Геншо. — Как я могу знать? Да я потому знаю, что мой муж вернулся домой, как только вы ушли. Я удивляюсь, как вы не повстречались.

— Вернулся домой? — вскричал мистер Геншо. — Вернулся домой?

— Да. И, пожалуйста, не шумите, — приказала миссис Геншо, — он спит.

Приятели посмотрели друг на друга, как в столбняке. Мистер Стокс первый вышел из этого состояния и, нежно взяв своего ошеломленного друга под руку, повел его к себе домой. В конце улицы он остановился, глубоко вздохнул и после некоторой паузы, собравшись с мыслями, так охарактеризовал положение.

— Она поняла все с самого начала, — сказал он с глубоким убеждением. — Сегодня ты пойдешь ко мне, а завтра ты должен рассказать ей все начистоту. Это была глупая затея, и, если ты помнишь, я был против нее с самого начала!

Дом смерти