В тот день на нем была форма красного командира. Но это не добыча для контрразведки: тот же Щукин не может не согласиться, что такая маскировка наиболее удачна для офицера, пробирающегося к своим. Худо, что, вмешавшись в уличное происшествие, он подошел к иностранцам с проверкой документов: это-то обосновать очень трудно.
Надо было срочно предпринять что-то, но что именно – Кольцов не знал. До тех пор пока церемониал встречи охранял его от любопытства Колена, он мог чувствовать себя в сравнительной безопасности. Но что будет после неизбежного объяснения?
Ковалевский, Брикс и Журуа медленно шли вдоль строя почетного караула. Бригадный генерал Брикс, немного знавший русский язык, чтобы понравиться всем, поздоровался:
– Здравствуйте, герои-корниловцы!
– Здрав-желам-ваш-дит-ство! – рявкнул почетный караул, не шелохнув линии строя.
Гремели фанфары. Чеканным быстрым шагом, с особой, лихой отмашкой мимо Ковалевского, Брикса и Журуа прошли корниловцы…
Градоначальник Щетинин косил горячим верноподданническим глазом на Ковалевского, отмечая малейшие изменения на его лице. Но Ковалевский был торжествен и весел. Он представил гостям прибывших с ним старших офицеров штаба, затем все направились к депутации горожан. Вперед выступил Рябушинский. Он горячо приветствовал от имени общественности глав союзной военной миссии. Дамы преподнесли союзникам цветы.
…В полдень в офицерском собрании в честь союзников давали банкет. Собравшиеся в банкетном зале церемонно прохаживались вдоль стен, ожидая, когда появится Ковалевский с иностранными генералами. Тихо журчала французская и английская речь: офицеры союзнической миссии пользовались подчеркнутым вниманием со стороны офицеров штаба командующего.
Колен испытывал сейчас то нервное, нетерпеливое возбуждение, что появлялось у него обычно в предчувствии сенсационного материала.
Заранее подготовив к фотографированию стационарный, на треноге, аппарат, Колен неотрывно смотрел на плотно прикрытую дверь, из которой должен был появиться генерал Ковалевский со своими гостями. Но ждал он не Ковалевского, не Брикса и не Журуа. Ему не терпелось увидеть офицера из свиты командующего, привлекшего его внимание на вокзале. Там, в парадной суете, занятый съемками, он не успел разгадать для себя ту загадку, которую задал ему этот офицер. Увидеть его лицо вторично Колену не удалось, а было это совершенно необходимо, для того чтобы окончательно решить мучивший его вопрос.
Распахнулись тяжелые, с золоченой резьбой двери. Торжественная громкая музыка грянула с хоров, где разместился оркестр. В зал вошли Ковалевский, Брике и Журуа, за ними следовало несколько офицеров. Приподнявшись на носки, Колен смотрел поверх голов на свиту, стараясь не пропустить того человека, интерес к которому овладел им сейчас целиком и полностью. Но его среди них не было.
Генерал Ковалевский уселся во главе стола. Он был в кителе защитного цвета, генеральских золотых, с вензелями погонах. На груди Георгиевский крест. Надев пенсне, он остро поглядывал вокруг, иногда кивая и улыбаясь знакомым лицам. Справа от Ковалевского высился поджарый, сухолицый, затянутый во френч, краги и бриджи бригадный генерал Брикс. Покусывая тонкие губы, он сосредоточенно слушал, что ему говорит на чистейшем английском языке Рябушинский.
В небесно-голубом мундире, склонный к полноте, но элегантный генерал Журуа сидел слева. Он с доброжелательным любопытством осматривал сидящих за столом.
Ковалевский встал и, выждав секундную паузу, заговорил. Он приветствовал генералов иностранных союзных держав. Выразил уверенность, что их приезд в Харьков будет обоюдно полезным как для Добровольческой армии, так и для стран, которые уважаемые генералы представляют.
– Я считаю, – говорил он, – войну с большевизмом святым и справедливым делом. Все цивилизованные нации заинтересованы в искоренении большевизма. И скоро, очень скоро мы освободим мир от красной чумы. Недалек день, когда знамена наших полков взовьются над стенами древнего Кремля…
Аплодисменты и крики «браво» заглушили туш оркестра. Иностранцы улыбались. Ах, как хорошо русские умеют угощать и говорить!
Распахнулась дверь, в зал вошел Кольцов.
Увидев его, Колен с облегчением вздохнул. Не подвела его профессиональная память: теперь он был уверен, что хранящаяся в его лондонской квартире фотография красного командира, сделанная в Киеве минувшей весной, обеспечит ему одну из величайших в репортерской практике сенсаций. Прикрыв глаза, он представил два портрета на первой полосе своей газеты и набранную крупным кеглем шапку: «Наш корреспондент разоблачает большевистского агента в штабе русской Добровольческой армии!»
Ковалевский явно ждал Кольцова, все это видели и оттого затихли.
Печатая шаги, Кольцов подошел к командующему.
– Ваше превосходительство, депеша от генерала Бредова! – громко доложил он и передал в руки генерала лист бумаги.
Ковалевский прочитал депешу, лицо его просветлело, он поднял голову, торжественно объявил:
– Господа, рад сообщить вам, что час назад Киев – «мать городов русских» – взят доблестными войсками нашей армии.
Ликующе прогремело «ура». Взметнулись в потолок пробки от шампанского. Зазвучали взаимные тосты, поздравления. Архиерей Харлампий провозгласил здравицу.
И тут с бокалом в руках поднялся Рябушинский.
– Господа! – попросил он внимания. – Господа, я пью за тот день, когда колокола церквей первопрестольной оповестят мир, что с большевизмом покончено. От имени русских патриотов – промышленников – я объявляю, что полк, который первым войдет в Москву, получит приз – миллион золотых рублей!
Зал взорвался аплодисментами. Оркестр грянул «Варяга». Ковалевский про себя продекламировал: «Так громче музыка, играй победу!..»
Когда снова наступила тишина, поднялся бригадный генерал Брикс. Он торжественно обратился к Ковалевскому:
– Уважаемый генерал! Король Англии и мое правительство поздравляют вас со званием лорда и награждением вас орденами Святых Михаила и Георгия. Отныне ваш вензель будет навечно красоваться в церкви Святого Михаила в Лондоне.
И снова грянул оркестр. Снова засверкали яркие вспышки магния. Колен быстро направил фотоаппарат на Кольцова, и еще одна яркая вспышка вспыхнула в праздничном зале.
На протяжении банкета Кольцов не раз замечал, с каким пристальным вниманием вглядывался в него Колен.
«Спокойствие, Павел! – невозмутимо приказывал себе Кольцов. – Он все еще приглядывается… Надо опередить его… Опередить, пока он не попытался ни с кем поделиться своими сомнениями…»
Колен вдруг увидел, что интересующий его офицер, встретившись с ним взглядом, стал сквозь толпу пробираться к нему. Это удивило и насторожило его. Он почувствовал, что офицер ведет себя не совсем так, как следовало бы в его положении…
Остановившись рядом с журналистом, Кольцов спросил:
– Господин Колен, если не ошибаюсь?..
Еще не решив, как следует ему вести себя дальше, Колен молча склонил голову.
– Генерал Брикс передал командующему вашу просьбу… Его превосходительство даст вам интервью завтра в десять часов утра.
«Да нет же, он не узнал меня!» – успокаиваясь, подумал Колен.
– Назначенное время меня устраивает, – кивнул он. – Благодарю.
– А я, признаться, думал, что вы меня узнали, – с шутливой укоризной в голосе произнес Кольцов.
Этот вопрос смутил Колена. Притворяться, что он не понимает, о чем его спрашивают, теперь не имело смысла.
– Как же, я прекрасно все помню! – сказал он, с вызовом глядя на Кольцова. – И крайне удивился, встретив вас здесь.
– Догадываюсь, о чем вы подумали… – Кольцов негромко, но с таким веселым безыскусственным удовольствием рассмеялся, что журналист окончательно растерялся.
– Разве мое предположение лишено основания?
– Ах, господин Колен, господин Колен!.. – с легкой улыбкой сказал Кольцов. – В Киеве у каждого из нас были свои дела. Вот вы встречались с красными. Брали интервью. В общем, пропагандировали большевиков. Но даже нашим контрразведчикам не пришло бы в голову подозревать в вас агента красных. – Он помолчал, закуривая, и каким-то странным тоном добавил: – Впрочем, как знать, как знать. Надеюсь, мы еще продолжим эту нашу беседу. Или… – Кольцов многозначительно в упор посмотрел в глаза Колену, – или ее продолжат мои друзья. Они постараются сделать ваше пребывание здесь интересным.
– Благодарю, – сухо ответил Колен. Он понял, что это угроза. Лучше не ввязываться в это дело. Пока не ввязываться. Черт их разберет, этих русских! От них всего можно ожидать. Еще когда он первый раз ехал сюда, редактор сказал ему: «Будьте осторожны с русскими, Колен. Русская душа – потемки». Похоже, он был прав.
И все же для себя Колен твердо решил: по возвращении в Англию он обязательно опубликует эти две сенсационные фотографии. Туда, в Англию, руки этого русского уже не дотянутся.
К счастью, в зал вошли солдаты-балалаечники, и Колен на время забыл обо всем, пораженный виртуозной игрой…
Поздно вечером, после того как бригадного генерала Брикса и генерала Журуа проводили в приготовленный для них особняк, а корреспондентов по рангу разместили в гостиницах, Кольцов в смятенном состоянии отправился на Николаевскую. Увидев его озабоченное лицо, Наташа догадалась: что-то случилось.
– Ты с очень плохими вестями? Да?
– Да, – не скрывая досады, согласился Кольцов. – Английский корреспондент Колен видел меня в Киеве в форме командира Красной Армии. И даже постарался запечатлеть на фотографии. И сегодня узнал. Я, конечно, поговорил с ним. Припугнул. Надеюсь, будет молчать. Но… все может быть…
– Та-ак! – невольно вздохнула Наташа. Она стояла в передней, зябко кутаясь в накинутый на плечи платок. – Что же делать? – И строго посмотрела в глаза Кольцова. Она привыкла верить в него, восхищаться его предусмотрительностью, проницательностью, и вдруг такая нелепость!
В переднюю заглянул тоже встревоженный Иван Платонович. И Наташа поспешила рассказать о грозящем Павлу провале.