Внезапно на плечо Юры легла чья-то рука. Он удивленно поднял голову и ничего не понял: перед ним стоял одетый в какое-то рванье заросший и сильно изможденный человек и что-то говорил. Быстро шевелились сухие, потрескавшиеся губы, но голоса Юра почему-то не слышал. Он все еще жил событиями прочитанного… Но вот постепенно мир вокруг ожил, зазвучал, зазвенел.
– Ты что же, не узнаешь меня? – настойчиво и чуть-чуть обидчиво спрашивал хриплым голосом этот незнакомый человек.
Юра пристально всмотрелся и с трудом, веря и не веря своим глазам, узнал Семена Алексеевича.
– Вас… вас выпустили? – тихо спросил Юра, торопливо закрывая книгу.
– По ошибке. И уже, наверное, спохватились. И уже, наверно, ищут. – Семен Алексеевич затравленно оглянулся, помялся, несколько раз кашлянул и затем, виновато отведя в сторону глаза, глухим голосом спросил: – Денег у тебя не найдется? Понимаешь, есть хочется. – И улыбнулся своей ясной улыбкой.
Юра машинально полез в карман, хотя и знал, что денег там нет. Что же делать? Как выручить Семена Алексеевича? Десять рублей, которые у него были, он отдал за книги. Затем Юра бросил мимолетный, сожалеющий взгляд на книги и поспешно поднялся:
– Вы подождите меня тут. Я сейчас…
– Ты куда? – настороженно спросил Семен Алексеевич, но Юра уже исчез в толпе.
«Куда он мог побежать? – недоумевал Красильников. – Может, за деньгами… или…»
На всякий случай он отошел в сторону и стал следить за Юрой. А тот, усиленно работая локтями, уже выбрался из рядов, где торговали всяким поношенным барахлом, и, раскрасневшийся и взъерошенный, предстал перед знакомым букинистом.
– Я хочу вернуть вам ваши книги! – решительно заявил он.
– Вы их уже прочли? – усмехнулся букинист, вздергивая очки ко лбу.
Юра отрицательно покачал головой.
– Так в чем же дело? – продолжал недоумевать букинист, слегка уязвленный непонятным поступком покупателя.
Юра молчал – лгать он не мог себя заставить, а сказать правду было нельзя.
– Ну что ж, – разведя руками, сочувственно произнес букинист. – Эти книги у меня, сударь, не залежатся. А вы потеряете на этом три рубля. Увы, таковы законы коммерции.
Юра одну за другой нехотя передал букинисту книги. Последнюю – потрепанную, без обложки и первых страниц – он на мгновение задержал в руке и слегка погладил ее, будто она была живая и он с нею прощался. Это не ускользнуло от всепонимающего старика букиниста. Отсчитывая деньги, он сказал Юре:
– Знаете что, до следующего воскресенья я задержу эти книги для вас. И отдам вам не за десять рублей, а за семь. Не всегда ведь в нашем благородном деле нужно подчиняться жестоким законам коммерции.
К церковной ограде Юра пришел без денег. Но с увесистым куском еще горячей колбасы и гречневой кашей. Но Семена Алексеевича на месте не было. Юра, радостно возбужденный, что может помочь своему другу, растерянно огляделся по сторонам.
Голодные и вызывающе-дерзкие беспризорники стали уже выписывать круги вокруг Юры, с вожделением поглядывая на колбасу. И тут снова появился Семен Алексеевич. Он увлек мальчика в тень церковных служб. Торопливо жуя колбасу и довольно глядя на Юру – все-таки он не обманулся в мальчишке, – Семен Алексеевич тихо объяснил:
– Понимаешь, я с раннего утра здесь, возле церкви, болтаюсь. В людном месте легче всего прятаться. Вот я и прилепился к нищим… За город бы податься, подальше от казематов, да только в такой робе меня враз возьмут.
Юра несколько мгновений о чем-то сосредоточенно думал, потом с решительным видом произнес:
– Я принесу вам одежду. Я мигом. Боюсь за вас очень.
– Где ты ее возьмешь? – в голосе Красильникова прозвучало неподдельное сомнение.
– Достану… Мигом достану… Только вы меня обязательно дождитесь! Ладно?
Красильников посмотрел на Юру долгим, потеплевшим взглядом и сказал, слегка посмеиваясь над собой:
– А куда я в этих лохмотьях денусь?..
На этот раз Красильникову пришлось ждать долго. Юра разыскал его только под вечер на опустевшем базаре – уже последние, самые неудачливые и самые терпеливые продавцы грузили на ручные тележки не распроданные за день огурцы, помидоры, белоснежные кочаны капусты и уезжали домой или на постоялые дворы.
В кустах за забором Красильников снял с себя лохмотья и натянул офицерский френч без погон, слегка, правда, тесноватый в плечах.
– Тебе не попадет? – довольно щурясь и вместе с тем озабоченно спросил Красильников, надевая почти новые ботинки.
– Нет, не попадет, – уверил его Юра. – У нас много всего. Не заметят.
– Ну а если вдруг заметят, ты уж, пожалуйста, ни слова про то, кому отдал. А то и меня заметут, и тебе достанется. – Красильников встал, притопнул ногами так, что из-под подошв взметнулась пыль.
– А ботинки в самый раз! – довольно сказал он и протянул Юре руку: – Ну, спасибо тебе, Юрий! Спасибо за выручку! – Семен Алексеевич крепко пожал Юрину руку. – Что я тебе напоследок скажу?! Наш ты пацан. По всем статьям – наш. Беги ты от этих беляков, пока не поздно! Беги! На кой ляд они тебе сдались?! – и Красильников медленно пошел с базара, кося глазом на свою одежду, вживаясь в нее.
Город жил, всем своим обликом подчеркивая деловую преемственность с прошлым. На улицах всюду сновали извозчики. На тротуарах центральной улицы совершали ежедневный бесцельный и ленивый променад местные обыватели. Вывески магазинов, молочных, булочных носили имена Чичкина и Бландова, Прохорова, Корнеева и Филиппова. Пестрели афиши увеселительных заведений и различные объявления граждан. С беспечным видом просматривая их, Семен Алексеевич отыскал одно, выведенное каллиграфическим почерком: «Продаю коллекцию старинных русских монет. Также покупаю и произвожу обмен с господами коллекционерами. Обращаться по адресу: Николаевская, 24, кв. 5. Платонов И.П.».
Прочитав это объявление, Семен Алексеевич рассеянно просмотрел еще и другие и зашагал по улице…
Вскоре он уже стоял перед дверью с медной табличкой: «И.П. Платонов, археолог». Постучал. Дверь открыл сам Иван Платонович.
– Вам кого? – спросил он.
– Я по объявлению.
– Войдите.
Старцев пошел впереди, Семен Алексеевич – следом, задевая плечами пыльные алебарды, щиты и секиры, висящие на стенах.
– Антикой интересуетесь или же Русью?
– Мне нужны две монеты Петра Первого… эти… черт бы их… «солнечник» и двухрублевик! – неуклюже назвал пароль Семен Алексеевич.
Иван Платонович вскинул голову.
– Вы?! – тихо спросил он.
– Да, я – Человек без имени.
Юра не предполагал, что пропажа обнаружится так быстро. Он сидел на подоконнике с книжкой в руках и с тревогой прислушивался к тому, что делается в соседней комнате. А там денщик скрипел дверцами шкафа и сокрушенно, как старухи в деревне, ахал и бормотал.
– Шут его знает, куда он… Ой! Вчерась с утра будто бы чистил. Точно помню, коза его возьми, – разговаривал сам с собой обескураженный вестовой. – Ах ты господи!
– Так куда же он мог деться? – раздраженно спрашивал Кольцов. – Не могли же его украсть!
– Это точно. Ежели б крали, так этот, мериносовый… – рассудительно объяснил вестовой.
Потом послышались шаги, и Павел Андреевич пошел в комнату Юры. Окинув взглядом комнату, он обратился к Юре:
– Ты не видел мой френч, Юра?
Юра не ответил. Он сделал вид, что очень увлечен чтением.
– Юра, я тебя спрашиваю?! – громче и настойчивее повторил Кольцов. – Ты не видел мой френч?
Юра оторвал глаза от книги, поковырял пальцем подоконник и нехотя сказал:
– Видел.
– Где он?
Юра, понурив голову, молчал. На лбу его собрались морщинки: он что-то лихорадочно соображал.
– Ну?
– Я… я его взял.
– Как – взял? Зачем? – изумленно переспросил Кольцов.
Юра поднял голову, посмотрел на Кольцова и опять молча потупился.
– Юра, может, ты мне все-таки объяснишь?..
Юра продолжал молчать. Губы у него задрожали.
– Я… я не могу сказать… я ничего не скажу, – прошептал он прерывающимся голосом.
Кольцов несколько мгновений молча смотрел на него долгим, выжидающим взглядом, потом резко повернулся, пошел к выходу. Распахнув дверь, он остановился, с укором бросил через плечо:
– А я думал, мы – друзья! – И вышел, забыв закрыть за собой дверь.
Юра еще какое-то время крепился, глотая ком, подступающий к горлу. Потом по его щекам потекли бессильные, горькие слезы.
В кабинет Щукина неуклюже вошел штабс-капитан Гордеев. Остановился у двери, тихо кашлянул.
– Что? – не поднимая головы, спросил Щукин.
– Ваше высокоблагородие, я только что из тюрьмы… ротмистр Волин покончил жизнь самоубийством.
Щукин резко поднял голову.
– Написал на стене камеры: «Присягаю Богу, это – ошибка». И… еще…
– Что?
Штабс-капитан замялся. Он держал в руках какие-то бумаги.
– Что еще? – спросил Щукин со злостью.
– На ваш запрос Казань сообщает… Поручик Волин Алексей Владимирович служил в казанском жандармском управлении, равно как брат его ротмистр Волин Леонид Владимирович… Подтверждают – ротмистр Волин Леонид Владимирович был убит при усмирении студенческих волнений, поручик же Волин в октябре пятнадцатого был откомандирован в Москву. Отзываются о нем с похвалой.
– Это уже не имеет никакого значения, – мрачно процедил сквозь зубы Щукин. – Впрочем… – И он вдруг замер, пораженный предельно простой мыслью: «А что, если это действительно ошибка?.. Если враг – не Волин?.. Если кто-то другой?.. Но ведь это должно означать только одно, что он – Щукин – проиграл эту игру».
Даже само это предположение показалось Щукину чудовищным и нелепым, он верил в безошибочность своего трюка с проверкой.
Штабс-капитан не уходил, ждал распоряжений.
– Вы свободны! – кивнул Щукин.
Гордеев неторопливо вышел. А Щукин продолжал стоять возле стола, и пальцы его выбивали дробь. Так неожиданно поразившая его