– Ладно, – сказал папа. – Вы тут разбирайтесь, кто больше одичал, а я за электриком съезжу. Пусть он нам свет подключит.
Оказывается, родители привезли нам маленький холодильник. Это очень кстати. Тем более что мама испекла торт и наделала для нас всяких домашних «заготовок» в виде котлет и вареной курицы. Значит, у меня меньше забот будет с обеспечением тыла. Можно в свободное время еще один подземный ход поискать.
– Я с тобой, – сказал Алешка папе. – За электриком. Его Шариком зовут? Или Жориком?
– И не Шариком, и не Бобиком, – отрезал папа. – Его зовут Григорий Иванович. Проживает в садоводческом товариществе «Березки».
Услышав этот ответ, Алешка мгновенно потерял интерес к электрику.
Папа уехал в «Березки», а мы с Алешкой взяли кухонный нож и пошли в лес за ореховыми прутьями для теплицы.
Пока дошли до леса, пока разыскали заросли орешника, пока нарезали с десяток подходящих прутьев и пока вернулись домой, папа уже подключил холодильник, а мама уже укладывала в него свои домашние «заготовки».
– Устал, – жалобно сказал папа и провел ладонью по лбу. – Все-таки пойду прогуляюсь.
Алешка бросил на него короткий внимательный взгляд, сказал жалобно: «Конечно, папочка» и подмигнул мне.
И как только папа ушел, мы тут же шмыгнули на чердак – его настойчивое желание прогуляться показалось нам подозрительным, и мы решили приглядеть за ним со своего наблюдательного пункта.
И не зря. Папа целенаправленно зашагал в деревню вовсе не прогулочной походкой. И скоро мы увидели, как он поднимается на горку к церкви. Издалека он совсем не был похож на полковника милиции – так себе, гражданин в штатском, шляется по селу от нечего делать.
– Скоро вы там? – крикнула внизу мама. – Вы что, уснули?
Папа уже стоял на паперти и заинтересованно беседовал с отцом Леонидом. Они говорили по очереди и по очереди слушали друг друга. И кивали по очереди.
– Я долго буду ждать? – крикнула внизу мама. – Вас разбудить? Палкой?
К отцу Леониду и папе тем временем присоединился участковый дядя Андрей. Теперь они все говорили разом и размахивали руками. А потом все вместе исчезли в церкви, причем папа задержался на входе и осмотрел одним глазом дырки от дверных замков. Сами замки эксперт Тамара все-таки забрала на исследование.
– Я сейчас покусаю Паршутина! – закричала мама.
Мы скатились вниз, захватили грабли и вырвались на волю, теплицу ладить.
И я почему-то подумал, что папа приехал совсем не для того, чтобы повидаться с нами. А Лешка прямо сказал:
– Дим, тут какая-то каша заваривается. Очень тухлая и прошлогодняя.
Мы разровняли грядку, обкосили ее, потому что вокруг нее уже поднялась новая трава, и стали прикидывать, как получше построить жилище для маминых пришельцев.
А тут как раз папа вернулся.
– Помолился? – ехидно встретил его Алешка.
Но папа не ответил, а сразу же схватился за свой мобильник.
– Не приставай к отцу, – сказала мама. – Он занят.
– …Нужно сделать проверку по каталогам, – говорил кому-то папа. – Антиквариат, иконы. Надеюсь, мы вышли на этого мерзавца Морковкина. Действуй. – И он, отключив мобильник, сунул его в карман.
– А кто такой мерзавец Морковкин? – с интересом спросил Алешка.
Папа подумал и все-таки ответил:
– Писатель.
– А что он пишет? – не отставал Алешка. Он напоминал мне сейчас молодого карасика, который вертится, блестя бронзовым бочком, вокруг наживки. И старается отщипнуть лакомый кусочек так, чтобы самому не попасться на крючок. – Пап, ну что он пишет?
– Книги.
Ну ясно. Не картины же.
– А какие, пап?
– Разные. Большие. Или маленькие.
– Привези мне маленькую, почитать. А то мы тут совсем одичали.
– Я подумаю.
Алешка понял, что ему тут ничего не светит, и отстал от папы. Но от мамы так просто не отстанешь.
Она согнала нас, как непослушных кур, к грядке и распорядилась:
– Чтоб через десять минут теплица была готова! Иначе всех оставлю без обеда.
Это нас испугало. И мы втроем взялись за дело. Точнее – вдвоем. Мы с Алешкой работали, а папа только ворчал. Из его «бурбуления», как выразился Алешка, мы поняли, что мамины арбузы действительно достали его в Москве.
– Поливать надо, – бубнил он, сидя на травке и покуривая свою любимую трубку, – а форточку открывать не надо. И я все время путаюсь: то не полью, то форточку открою. И наоборот бывает.
Мы еще не поняли, как это «наоборот бывает», а до папы вдруг дошло, что ситуация изменилась в его пользу. И нам во вред. И он злорадно прошептал, оглядываясь на маму, которая чистила картошку под березой:
– А теперь не я, а мои дети будут поливать и рыхлить форточки! Каждый день! По два раза!
Мы на эти слова не обратили тогда внимания, потому что были заняты строительством теплицы. Изогнули дугами ореховые прутья, воткнули их в землю и накинули на них пленку. Здорово получилось, красиво. Пленка серебром блестела на солнце, а на ее внутренней поверхности сразу же засверкали драгоценные капельки влаги.
– Как пешеходный переход над Кольцевой дорогой, – с удовольствием заметил Алешка. – Стой! Ты куда?
Легкий ветер приподнял пленку, пронес ее над всем участком и повесил на соседском заборе. Мама подняла голову и хихикнула. А папа сказал:
– Надо бы ее края кирпичами прижать. – И он стал веточкой вычищать трубку.
– Да, – согласился Алешка. – А то они простудятся.
– Кирпичи? – тупо спросил я.
– Арбузы, – сказал Алешка. – Будущие. Которые вместо апельсинов.
Папа сунул трубку в карман:
– Но кирпичей у нас нет. Я еще не купил.
– Можно книгами обложить, – тупо предложил я.
Папа чуть подумал, опять достал трубку и почесал ею в затылке. И не согласился:
– Пожалуй, книги все-таки нужно использовать по назначению.
«Это смотря какие книги», – подумал я.
– Я знаю, где кирпичи валяются, – обрадовался Алешка. Он уже здесь все знает. – В овраге, за баней Посошка. Где дырка в заборе. Пошли, Дим. Пап, мы все разведаем, а ты потом на машине подъезжай, мы покажем – куда.
Мы стащили пленку с забора, свернули ее и убрали в вагончик – чтобы она без нас не летала, и помчались в деревню. За банькой Посошка, в глубоком, заросшем крапивой овраге, и впрямь лежала здоровенная куча кирпичей. Даже не куча – они были аккуратно сложены столбиком. Ярко-красные, новенькие, сияющие. Кто же мог выбросить такие кирпичи в овраг? Но мы над этим вопросом не задумывались – некогда было. Как тетке Полинке.
Мы быстренько перетаскали кирпичи поближе к дороге, и Алешка сбегал за папой. А пока он бегал, я зачем-то приподнял доски, на которые были сложены кирпичи, и обнаружил под ними довольно вместительную ямку. Ничего в ней особенного не было – обычная песчаная дыра, никакого клада в ней я не обнаружил.
Кроме небольшого полиэтиленового пакета, в котором что-то мутно металлически поблескивало. Я развернул пакет и выронил на ладонь… связку ключей.
Их было три: два больших и один маленький. И мне показалось, что я уже где-то их видел. Но одно я понял однозначно: это не ключи от нашей городской квартиры.
Не знаю, что меня толкнуло, но я зачем-то сунул ключи в карман, а в пакет положил несколько камешков и устроил на прежнем месте. Алешка, наверное, сделал бы то же самое. Ну, может, только сунул бы в пакет не камешки, а дохлую высохшую лягушку. Или живую гадюку.
Я уложил доски на место, отряхнул колени и выбрался из оврага к дороге. Папа с Алешкой укладывали кирпичи в багажник.
– Отлично! – радовался папа. – Когда мама соберет урожай арбузов, мы из этих кирпичей сложим печку в нашем будущем доме.
…К вечеру теплица была не только готова, но и заселена. Мама с любовью высадила в нее арбузную рассаду, самолично накинула пленку, а мы прижали ее по краям кирпичами. Получилось красиво и надежно.
– Значит, так, – строго сказала мама. – В полдень, как разогреется солнце, пленку откинуть – пусть они дышат и набирают тепло. Вечером пленку – на место, чтобы они не простыли. Поливать каждый день, теплой водой. Рыхлить междурядья. Вилкой. Аккуратно.
– А песенку им на ночь не петь? – серьезно спросил Алешка. – Колыбельную. Про усталые игрушки.
Мама фыркнула, папа хмыкнул. А я неосторожно спросил:
– Может, им еще и памперсы купить?
Ну и попало, конечно, мне одному. Тому, который тылы обеспечивает.
Когда мы забрались на наш чердак и развалились на душистом сене, я нацепил кольцо с ключами на палец и тихонько позвенел ими.
Алешка вскинул голову:
– Это что? Деньги?
Я ответил не сразу: это был мой звездный час.
– Это, дорогой сыщик, ключи!
– От кого? – лениво зевнув, спросил Алешка. От меня он не ожидал полезных сюрпризов.
– От кого? – переспросил я для пущего эффекта. – От твоей тайны.
– Для моей тайны, – еще звучнее зевнул великий сыщик, – нужны ключи от церкви. А у тебя их нет.
– А это ты видел? – голосом торжествующего Буратино взвыл я.
Алешка цапнул меня за руку, но в это время заскрипели ступени лестницы: к нам взбирался с подушкой в руках наш папа. Я сунул ключи под свою подушку.
– Я у вас переночую, – попросился папа. – Не возражаете? А то у этой тахты, похоже, ревматизм. Она по ночам стонет.
– Она и днем стонет, – сказал Алешка. – Притворяется. Чтобы ее пожалели и не выбросили на свалку.
– Ночуй, – сказал я. – Только не храпи.
– Когда это я храпел? – обиделся папа.
– Вчера, – сказал Алешка. – И позавчера. И завтра.
– А ты зато, – рассердился папа, – три дня не умывался!
Алешка хихикнул:
– А вот и нет! Всю неделю!
…Папа уснул первым. А проснулся первым – я. Еще глубокой ночью. Папа лежал на животе и смотрел в окошко в свой бинокль – ночной. Через него отлично видно в любой темноте, которая становится голубовато-призрачной. Будто освещает темную ночь яркая полная луна.
У меня хватило ума повернуться на другой бок и закрыть глаза. А когда я их снова открыл, то даже на чердаке вовсю сияли лучи ясного солнечного утра. Никогда не думал, что в нашей крыше столько дырок.