Паранайский уголь не имеет еще большого сбыта. Иностранные суда, плавающие главным образом между Иокогамой и Нагасаки, редко заходят в Хакодате, разве летом, а на юге Японии большую известность приобрел уголь, добываемый на островах Такасима в 2-х милях от Нагасаки. Но Такасимские копи уже иссякают, и скоро, вероятно, уголь в них совсем исчезнет; тогда, конечно, придется пользоваться паранайским углем.
До сих пор у нас преобладает мнение, что паранайский уголь весьма плохого качества: он дает много пламени, слишком жирен и весьма плох для котлов; такасимский, хотя и очень дымный, но все же лучше.
По этому поводу я разговаривал с вице-губернатором Хакодате, и он не согласен с этим мнением. Я привел ему факт, что когда осенью 1889 г. крейсер «Адмирал Нахимов» взял в Хакодате этого угля и, подходя к Владивостоку, развел пары во всех котлах для пробы машин на всем ходу, то над трубой стоял столб пламени и сама труба раскалилась докрасна, так что близко стоять невозможно было и пришлось отдать марса-брасы из опасения, чтобы они не сгорели. На это он мне сказал, что под именем паранайского угля продаются угли разных мелких копей вблизи Хакодате, обрабатываемых японцами и сбываемых по дешевым ценам в руки поставщиков, которые и спускают его под именем «паранайского». Он мне даже назвал две или три таких копи. В этом угле часто попадается и сера, которая также вредна для топок. Уголь же из Отару не всегда и в малом количестве попадает в Хакодате. О паранайском угле мне говорил тоже старший механик, англичанин, того парохода, на котором мы ходили в Отару: он выразился даже так, что, по его мнению, паранайский уголь ближе всего подходит к кардифу. Не могу судить, насколько верно то, что я слышал и привожу здесь, но вопрос о доброкачественности и подлинности паранайского угля чрезвычайно важен для наших военных судов, ввиду возможного истощения Такасимских копей и сравнительной дешевизны паранайского угля.
Железная дорога от Отару к Паранаю проходит через город Саппоро, главный город Мацмая (Иезо), или, как теперь официально этот остров называется, — Хоккайдо (Hokaido), тут же и резиденция генерал-губернатора генерал-лейтенанта Нагаяма.
Саппоро — город тоже небольшой, но в нем много чиновного люда, и выдается среди японских лачуг дом управления генерал-губернатора, прекрасное здание в американском стиле с паровым отоплением, высокими и большими комнатами. Подготовляясь к открытию порта Отару для иностранцев, японцы заботятся и о предметах его будущей торговли; так, уже в Саппоро выстроена канатно-прядильная фабрика и сахарный завод; пивоваренный завод, управляемый баварцем, существует уже 2 или 3 года и вырабатывает пиво, мало распространенное, впрочем.
В японцах есть замечательная черта: они охотно учатся многим европейским премудростям, но, выучившись, старательно спроваживают учителей и сами принимаются за начатое иностранцами дело. Уже в Саппоро нет ни одного американца; в пароходном обществе Husen-Kaisha, где 5 лет тому назад было 54 иностранных капитана, теперь их только 25, и даже баварец-пивовар начинает подумывать о том, куда бы ему направить стопы, когда в его услугах перестанут нуждаться, что, по его словам, не замедлит случиться и даже в близком будущем. Нужно отдать справедливость японцам: от замены учителей иностранцев местным элементом дело нисколько не страдает, ведется чуть ли не лучше и, конечно, добросовестнее.
Прибыв в Отару 28-го декабря, мы отправились в лучшую японскую гостиницу, где нам сразу предложили при входе снять сапоги и заменить их какими-то местными туфлями. При 6° мороза мы нашли этот обычай мало удобным, однако покорились. Здание гостиницы очень нехитрой постройки: оно квадратное, внутри образуется квадратный же садик, а в коридоры, идущие под прямыми углами, выходят множество комнат направо и налево. Стены в комнатах бумажные, снаружи, к свету, имеются раздвижные рамы со стеклами, но такой жидкой постройки, что снег забивается в щели, и разница температуры на дворе и в комнате не превышает 3°; на улице был ветер, и тут дуло со всех сторон; стена, примыкающая к смежной комнате, тоже раздвижная, так что можно две комнаты обратить в одну; мебели никакой; предлагается сесть на пол, для чего дают тоненькую подушечку. Для тепла вносится хибач — ящик, обитый внутри железом, куда кладется древесный раскаленный уголь. Но греть на нем можно только одни руки, что и проделывают японцы, держа руки над огнем и попивая свой чай; так и сидят они иногда по целым часам. На наше счастье, нашлась комнатка с железной печкой, мы скорее ее заняли, попросили затопить печь, и только, когда она раскалилась докрасна, можно было снять верхнее платье. Хозяин оказался, однако, просвещенным человеком, велел внести стулья и из двух низеньких японских столиков смастерил нам настоящий стол и покрыл его даже какой-то скатертью. Подали нам европейский обед, хотя и без соли, но зато с такой массой перца, что говорить было трудно. Кое-как устроившись, мы отправились в управление начальника уезда, как нам перевели название «ку-чо» (т.е. административного чиновника, заведующего известным районом) за справками насчет судьбы «Крейсерка» и наших дальнейших путей. Мы вошли в двухэтажный дом и далее в камеру, очень напоминающую собой наши захолустные уездные полицейские управления, с той только разницей, что вместо скромного скрипа перьев тут слышалось жужжание, так как каждый японец, читая и пишучи, непременно бормочет себе под нос читаемое.
За отдельной конторкой сидело само местное начальство. С важным видом и чувством собственного достоинства, он, стоя и молча, выслушал наши имена и цель нашего прихода, потом попросил сесть и стал отвечать на наши вопросы. Выяснилось следующее: уже две недели, как оборвана телеграфная проволока, соединяющая Отару с Мáсике, пунктом, где находится другое управление северной части Хоккайдо, и из-за снегов нет возможности ее исправить; ходящий туда пароход уже около месяца пытается добраться до Мáсике, но постоянные штормы не дают ему возможности выйти из Отару. Сообщение берегом с Мáсике зимой совершенно прекращается, потому что и летом дорога весьма трудна, а зимой выпадает такая масса снега, что в горах идти совершенно невозможно. От Мáсике до Соя дорога ровная, хотя и снежная, и в 4 дня можно добраться до Вакасякуная, т.е. до того места, где выкинуло труп матроса Иванова. Можно ли нанять пароход, который бы нас довез до места крушения того иностранного судна, о котором нам было известно, — он не знает; он уже четыре раза просил справок по всему этому делу, но ответа до сих пор не получил.
Эти сведения были далеко не утешительны. Если уже месяц, как пароход не может идти в Мáсике, то это может протянуться и еще много дней, а что в море и свежо и зыбь громадна — мы убедились, подходя на пароходе к Отару. Когда я спросил: неужели берегом совершенно невозможно идти на север, он отвечал, что теперь безусловно всякое сообщение с Мáсике прекращено из-за снегов. Мы передали ему письмо к генералу Нагаяма от нашего посланника в Токио, которое он обещал в тот же день передать по назначению, а сами пошли в управление пароходного общества Husen- Kaisha, чтобы переговорить насчет найма парохода.
Оказалось, что у них в распоряжении один только пароход, ходящий в Мáсике, когда позволит погода, и тот обязан перевозить правительственную почту, а потому отдать его нам в наймы невозможно. Мы с А.А. Бунге только переглянулись: берегом нельзя, и нанять пароход тоже нельзя. В наше утешение представитель общества сказал нам, что сегодня или завтра должен пойти пароход «Kwanko-maru», так как погода, кажется, улучшается. Но на рейде стояло еще нескольких пароходиков разных частных владельцев и мелких компаний. Нам предложили пароход, тоже готовый нас везти «куда угодно». «А сколько тонн водоизмещения ваш пароход?» — полюбопытствовал я через переводчика. «52 тонны», — отвечал хозяин с гордостью. Я перебежал чрез улицу и увидал «пароход» — нечто вроде палубного парового катера. Он ходил куда угодно, конечно, «если погода позволит», по словам владельца. Положение, однако, становилось затруднительным. Ha Сое высадка весьма трудна, надо очень тихую погоду, чтобы можно было подойти и спустить шлюпку; есть на острове Рейсири бухточка, куда можно скрыться, но при постоянных штормах, кто его знает, когда высадка на Хоккайдо будет возможна. Наконец в январе и феврале от берегов Сибири к Хоккайдо подходят льды, прекращающие окончательно сообщение между Рейсири и Хоккайдо. Пуститься в море на этой скорлупе, во всяком случае, не соответствовало нашей главной цели — как можно скорее добраться до места крушения, так как погода и вовсе не позволяла ей выйти в море.
После совещания мы решили во что бы то ни стало попасть в Мáсике морем, оттуда берегом до места крушения «Крейсерка», вернуться морем и осмотреть по пути острова Рейсири и Рибунсири; для этого нанять пароход, который пришел бы за нами на Сою через неделю. Мы взяли билеты на пароход «Kwanko-maru», в 112 футов длины с очень хорошей машиной; он действительно вышел на другой день в Мáсике, и, так как расстояния всего 48 миль, мы рассчитывали через 6 часов быть в Мáсике. К полудню оставалось 22 мили пути, мы уже стали готовить вещи к переборке [так в тексте, следует читать — «переброске»] на берег, как вдруг задуло от W; через несколько минут повалил снег и сделалась такая пурга, что не видать было носа, стоя на корме. Капитан повернул назад. Вскоре уже ревело; насилу мы нашли маяк Гиорияма и около 9 часов вечера стали на якорь в Отару. Начались сюрпризы стихии: ночью дул шторм, на другой день тоже, но мы все ожидали, что выдует же когда-нибудь! Переход всего в 6 часов, авось хоть эти 6 часов будет когда-нибудь тихо! Однако наступило 29 декабря, а об уходе не было и помину; NW упорно заставлял дрожать стекла и нагонял массу снега. Съехав на берег поразмяться, мы узнали, что есть в Отару японец, видевший разбитое на Вакасякунае судно. Немедленно послали за ним, и вот что мы от него узнали. Несколькими днями позже, 3 (15) ноября 1889 г., он пробирался с юга на север к деревне Ваканай, самой северной деревне Хоккайдо, которую все называют Соей, потому что туда перенесены все административные учреждения из деревни Соя; она лежит у западного мыса Лаперузова пролива. Проходя через Вакасякунай, он видел разбитое и выкинутое на берег иностранное судно; ему показывали флаг с крестом, найденный на берегу; за темнотой, так как дело было вечером, он не мог определить цвета этого креста, кажется зеленый или синий. Судно стояло на отмели весьма пологого в этом месте берега, ветер был очень силен, и громадные б