— Ну что злишься?
— Зашел спросить: тут когда-нибудь работают или только бумаги пишут?
Никто в райкоме не разговаривал так с первым секретарем. Некоторые остряки называли его первым советником секретаря. А Кемов только посмеивался.
Была суббота. Кемов просматривал бумаги. Перед ним лежали отчеты уполномоченных по весеннему севу. В общих чертах он уже ознакомился с ними и делал для себя нужные выписки. Отчет Ларинена он перечитал дважды и отложил в сторону. Затем стал просматривать докладную записку нового прораба стройуправления Карповой. Обстоятельная докладная и дополнительные пояснения Няттинена заставили Кемова по-новому посмотреть на дела управления. Выходило, что виновником всех неполадок на стройке оказывался Ларинен. По его вине разбазаривались государственные средства, из-за него тормозилась вся работа. Ларинен только что вернулся из Кайтаниеми. Колхоз последним завершил посевную. Председатель колхоза писал, что сев был бы закончен раньше, если бы уполномоченный товарищ Ларинен не тормозил работ на самом большом участке — Хиллопелто. О том, что с севом запаздывают, писал и сам Ларинен в своем отчете, ссылаясь на агротехнические причины. Заведующий клубом в Кайтаниеми сообщил в райком партии, что Вейкко пьянствовал. Кемов поверил. Он и раньше знал, что Ларинен иногда выпивает. Заведующий клубом намекал и на то, что Ларинен проводил в деревне время с машинисткой стройуправления Ниной Лампиевой, которая в числе других поехала помогать колхозу на время сева.
«Хорошо же они там помогали, нечего сказать!» — с горечью усмехнулся Кемов.
В городе знали, что от Ларинена ушла жена. И это неспроста…
Секретарь склонил голову и пригладил виски ладонями. После контузии, полученной в финскую войну, у него долгое время были острые головные боли. Потом все это прошло, но привычка гладить виски сохранилась. Сейчас он с досадой думал о фактах, которые упрямо поворачивались против Ларинена. Кемов знал его давно, уважал за исключительное трудолюбие, за то, что тот никогда не выпячивал себя. Считая Вейкко честным и прямым, он внимательно прислушивался к его словам на собраниях партийного актива. Часто он дружески подтрунивал над его излишней доверчивостью к людям. Однажды Ларинена избрали делегатом на республиканскую конференцию сторонников мира. Готовясь к отъезду, он решил сшить себе новый костюм. Случайно он узнал, что среди завербованных на стройку был портной, который когда-то работал в большом городе. Вейкко знал, что он вернулся из заключения, но привык верить в людей. И Ларинен начал хлопотать для него комнату и работу в швейной мастерской. А первым делом он вручил ему свой отрез, дал Иринину швейную машину и даже задаток за работу. Когда Ларинен пришел на примерку, оказалось, что «портной» сбежал, забрав с собой и отрез и машину.
Узнав об этом, Кемов позвонил Ларинену и как бы невзначай спросил:
— Хочу вот сшить себе новый костюм. Не знаешь ли хорошего портного?
После этого случая над Вейкко долго посмеивались. «Ну как, скоро костюм будет готов?» — весело острили друзья при встрече. В ответ он лишь улыбался.
Но теперь Кемову было не до шуток.
Гаврила Николаевич чувствовал усталость. Неделя была напряженной. Субботний день подходил к концу, люди уже разошлись. Кемова ждала машина, но он не мог оставить этот вопрос нерешенным. Как бы то ни было, дело требовало основательного расследования. Нельзя было делать поспешные, необдуманные выводы.
Он вызвал инструктора Лесоева, который обычно занимался в райкоме подобными делами. Это был усердный работник. Рабочий день кончился, а он все сидел в своем кабинете, разбирая бумаги. Он был перегружен работой, но дело Ларинена было настолько серьезным, что все же пришлось поручить именно ему.
С Лесоевым они были друзьями еще задолго до того, как Кемов стал секретарем. Когда-то они вместе учились на курсах партийных работников. После курсов Лесоев стал работать в райкоме, а он — секретарем партийной организации лесопункта Виртаниеми. И вот случилось, что Лесоеву пришлось разбирать дело Кемова. Пянтеев, нынешний заведующий складом стройуправления, работал тогда на лесопункте. Занимаясь сомнительными махинациями, он решил во что бы то ни стало убрать с пути мешавшего ему Кемова. Сочинив грязное клеветническое письмо, он послал его в райком. Умело связав самые безобидные факты из жизни Кемова и во много раз все преувеличив, Пянтеев сделал, на первый взгляд, убедительные и тяжкие выводы. И если бы тогда дело разбиралось поверхностно и поспешно, то оно могло бы кончиться для Кемова очень печально. Лесоев строго и объективно разобрался во всем, и клеветник был разоблачен.
Лесоев вошел в кабинет, как всегда официальный и деловитый. У него был очень усталый вид. Взглянув на его продолговатое, изрезанное морщинами лицо, Кемов заметил, что инструктор в последнее время сильно похудел и глаза его глубоко ввалились. И он первым делом спросил:
— Ты заказал себе путевку в дом отдыха?
— Нет.
— Почему?
— У нас есть люди, которые нуждаются в путевке больше, чем я.
Кемов любил Лесоева за скромность. Таким он знал его всегда, еще со времени учебы на курсах. В работе и в личной жизни Лесоев считался кристально чистым человеком. Правда, он был нелюдим, избегал веселой, шумной компании. Редко приходилось видеть его улыбающимся.
— Я не врач, — улыбался Кемов, — но и то вижу, что тебе обязательно нужно поехать в санаторий. Давай считать вопрос решенным. Только до отъезда тебе придется подготовить на бюро одно персональное дело. Речь идет о Ларинене. Вот материалы…
Кемов выложил на стол документы. Лесоев взял бумаги и долго складывал их, пока не получилась ровная, аккуратная пачка. Затем он положил бумаги в папку, старательно завязал шнурочки и сделал надпись: «Дело Ларинена».
Кемов почувствовал облегчение, когда Лесоев ушел.
«Хоть бы раз улыбнулся! Жениться ему не мешало бы, да кто пойдет за такого нелюдима?»
В приемной Кемова ожидал Наумов.
— Ну как, судьба человечества в районном масштабе уже решена на эту неделю? — спросил он, взглянув на часы. — Ожидаю тебя уже около часа.
— Сейчас поедем. Зайду только домой переодеться. А пообедаем там, на месте.
— Можно мне взять с собой Мусю? — спросил Наумов, заводя машину.
— Конечно. Моя Вера тоже едет.
Женщины уселись на заднее сиденье. Между ними устроился Вася, семилетний сын Кемова, а сам он сел рядом с Наумовым, придерживая коленями мелкокалиберную винтовку.
Машина выехала за город, и вскоре красивая песчаная коса между двумя сверкающими на солнце озерками осталась позади.
На одном из поворотов Кемов тронул Наумова за локоть:
— Тетерев!
Они остановились. Кемов осторожно вышел из машины, долго целился и выстрелил. С верхушки дальней березы, широко распластав крылья, упала птица.
— Готово. Вот как надо стрелять! — похвастался Кемов. — Вася, сбегай-ка!
Мальчик со всех ног бросился в лес. Кемов неторопливо шел следом. Издали донесся голос Васи:
— Папа, его нигде нет.
— Как нет?
— Улетел.
В машине звонко засмеялись. Кемов долго бродил вокруг березы, разыскивая «подстреленную» птицу, но не нашел ни перышка. Вася чуть не плакал от досады. В конце концов отец и сын вернулись ни с чем. Сын озабоченный, отец — сконфуженный.
— До чего непослушная птица! — подтрунивала Вера.
Наумов разъяснил:
— Во-первых, это была сорока, а не тетерев. Во-вторых, ты в нее не попал. Просто она решила убраться восвояси, а то, чего доброго, ты мог и попасть по ошибке, дай тебе волю палить из ружья.
Кемов рассмеялся.
В Йоутсенярви их встретил Дмитрий Яковлевич, прежний начальник лесопункта. Сейчас он был на пенсии. Прошло уже почти пять лет с тех пор, как Кемов и Дмитрий Яковлевич внедряли здесь поточный метод, вместе зажигали первые огни — сначала в Виртаниеми, потом в Хирвилахти, а затем и в старой деревне Йоутсенярви. Кемову все казалось, что Дмитрий Яковлевич нисколько не изменился за эти годы. Да ему и трудно было бы заметить какую-либо перемену, потому что ездил сюда чуть ли не каждое воскресенье. Внешне старик был таким же крепким и коренастым, как и прежде, но шаг его стал короче, и по крутым лестницам он поднимался теперь медленнее и тяжелее.
— Самовар уже давно остыл, — сказал Дмитрий Яковлевич, провожая гостей в горницу, где он жил летом. Его старший брат Петри с семьей занимал избу.
— Я же говорил, что надо выезжать раньше, — шутливо произнес Наумов. — Слышишь, Гаврила Николаевич? Самовар-то остыл. Что же теперь делать?
— И магазин, как на грех, закрыт. — Кемов, в свою очередь, поддел Наумова.
— Ничего, мы и без магазина обойдемся… — Дмитрий Яковлевич стал усаживать гостей.
Только теперь Кемов заметил, что в комбате был еще один гость — Иивана Кауронен из Кайтаниеми. Кемов хорошо знал его, как знал всех старожилов района. Да и как же не знать Кауронена — старого землепашца, лесоруба, плотника, искусного столяра — словом, мастера на все руки. Он знал также и его пятерых сыновей, старший из которых, Николай, работал на лесопункте Виртаниеми.
— Вот тут кто! — искренне обрадовался Кемов, тряся руку старика. — К сыну, значит?
— У меня тут не только сын, — сказал старик. — Внучек, невестка…
— Правильно, правильно, навещать их надо.
Вера подхватила остывший самовар и потащила его к печке. Муся насыпала углей.
— А как банька? — спросил Кемов.
— А как же без бани-то? — удивился Дмитрий Яковлевич. — Суббота ведь…
— Ну пошли. Попаримся, а потом за стол.
Мужчины скинули верхнюю одежду и, звонко прошлепав по лестницам, побежали к бане. Иивана и Мийтрей, так по-карельски звали Дмитрия Яковлевича, шли позади, неся под мышкой свежие веники.
Маленькая баня стояла на самом берегу озера, и было слышно, как вода тихонько плескалась где-то совсем рядом. Солнечные зайчики, отраженные волнами, беспокойно метались по закоптелым стенам, но сразу исчезли, как только Мийтрей поддал пару. Раскаленные камни бодро зашипели. От горячего, клубящегося пара дверь бани распахнулась настежь. Наумов закрыл ее на крючок и полез на полок париться. Туда же забрались Кемов и старик Кауронен. Но стоило Мийтрею еще подкинуть пару, как на полке остался один Иивана. Мийтрей укоризненно покачал головой и полез наверх. Оттуда сказал Наумову: