— Слушай-ка, Микита, этак на старости лет и простудиться можно. Подбрось-ка еще немного парку.
— Эка! Нашел чем хвастаться — старостью! — буркнул Иивана Кауронен.
— Ну, ну, хватит… Не надо больше! — взмолился Мийтрей, низко склонив голову, но с полка не слез.
Когда Никита плеснул на камни, старик Кауронен с наслаждением потирал горячим веником волосатую грудь.
В бане было жарко. Кемов, не выдержав, выскочил в предбанник. Погревшись, Мийтрей начал потихоньку парить ноги, а потом разошелся, и веники стариков стали гулять по спинам, да так часто, что с полка слышалось только громкое похлестывание. Когда они устали и жар спал, к ним присоединился Кемов со своим «первым советником».
В бане Кемов и Мийтрей обычно обменивались новостями. У хозяина они были немудреными, но их выслушивали в первую очередь. В этот раз он рассказал, что недавно ему попалась на дорожку такая большая щука, что еле удалось затащить ее в лодку. Был он и на охоте, да какая сейчас охота! В Виртаниеми, говорят, прибыли новые тракторы. Какой-то трактор, слыхать, опять наскочил на камень, и его пришлось на буксире тащить в ремонтную мастерскую.
— Вот так нонче и работают! — вздохнул Мийтрей. — В наше время по-другому было, помнишь ли, Гаврила Николаич?
Ему всегда казалось, что, когда они с Кемовым руководили лесопунктом, все было лучше. Правда, Наумов однажды напомнил Мийтрею, что тогда половина тракторов обычно стояла на ремонте. Старик сильно рассердился. Наученный горьким опытом, шофер больше не вмешивался в эти разговоры.
— А ведь какие сплавщики были в наше время, Гаврила Николаич! — Мийтрей подмигнул Кемову. — На одном бревнышке спускались по порогам! А теперь, глядишь, им на палубе катера дурно, если ветерок подует. Э-эх!..
Молчавший до сих пор Иивана Кауронен вдруг серьезно проговорил:
— Да, другие были прежде времена и люди! Помнишь, Мийтрей, как, бывало, парились? Стены от жары накаляются докрасна, а старики по десять веников исхлещут. Вот это парились так парились, не то что мы с тобой!
Кемов с Наумовым громко расхохотались. Мийтрей недоуменно посмотрел на Иивану. Тот спокойно продолжал:
— А скотина какая была! К примеру, бык у хозяйки Похьолы:
Рос в Карелии бычище,
В Суоми бык, жирея, пасся;
Не большим он был, не малым,
Рос теленком настоящим!
В Хяме хвост его болтался,
Голова — у речки Кеми.
Ласточка могла лишь за день
Пролететь между рогами,
Белка пробежать за месяц
От конца хвоста до шеи[2].
— Вот как в старину сочиняли! — укоризненно заключил Иивана Кауронен. — А ты тут про бревнышко да про палубу…
Дмитрию Яковлевичу было неловко. Он стал оправдываться:
— Машины и все такое — это хорошее дело, но портят они людей, вот что плохо!
Старик Иивана переменил тему, спросив у Кемова, что нового слышно на белом свете.
Обо всем, что бы Кемов ни говорил — касалось ли это района республики, всей страны или событий международной жизни, — у Кауронена всегда было свое твердое мнение. Так и на этот раз.
— Уж поверь мне, боятся они нас, эти американские господа. Они и раньше к нам самолеты посылали, а что из этого вышло? Наши-то их сбили, кого на землю, а кого в море. Так и надо! Не ходите, куда не звали. Ох, и здорово же мы их пугнули!..
Хорошо попариться в жаркой бане! Посидишь, погреешься на полке, а оттуда прямо в прохладное озеро. Покупаешься немного, и потом снова париться. И неизвестно, сколько времени они наслаждались бы, если бы не нужно было освободить баню для женщин. А разговор можно продолжить и за самоваром.
Когда выходили из бани, Кемов задержал Иивану Кауронена.
— Я хотел спросить у вас относительно Ларинена, — начал он неопределенно. — Вы ведь хорошо знаете его, воспитали…
Старик подозрительно взглянул на секретаря:
— Ну и что из того, что воспитал? Он не маленький, сам должен знать свою дорогу. Теперь это вам виднее, чем мне.
На этом разговор о Ларинене оборвался. Каждый понял его по-своему. Старик решил, что его не касается новое назначение Вейкко, которое, наверно, Кемов имел в виду. А тот подумал, что старик не зря недоволен Лариненом.
За самоваром беседа затянулась, и спать легли поздно. В комнате монотонно пищали комары. Кемов не сразу уснул. Его беспокоил Вейкко. Что с ним случилось? Кемов вдруг с силой ударил себя по щеке. Он считал, что сполна расправился с невыносимо надоевшим ему комаром. Но в тот же миг комар снова завел свою назойливую песенку. «Фронтовик, всегда горел на работе, казался честным, а вот незаметно для всех опустился. Надо встряхнуть его основательно и спасти».
Кемов усмехнулся, представив себе Вейкко. Он вспомнил их разговор в райкоме года полтора тому назад. Ларинен вошел к нему в кабинет, застенчивый и немного неуклюжий, каким обычно становился в райкоме, и присел на самый краешек кресла, не зная, куда деть руки. Прежде чем приступить к делу, Кемов по-дружески пошутил:
— Ну, как дело с огородом? Расширяешь?
Как Ларинен тогда покраснел! Огород почему-то стал для него больным местом. Многие в городе имели участки, и это было в порядке вещей, а Вейкко и любил копаться в земле больше других и в то же время стеснялся этого, что, видимо, и давало пищу для разговоров городским зубоскалам.
— Да ведь… — Вейкко окончательно растерялся. — Что тут плохого? Если не надо, так я его… огород то есть… Зачем?.. Расширять…
Так он и не смог выговорить ни одной связной фразы о своем огороде.
Потом приступили к делу. Райсовет выделил строителям участок для жилых стандартных домов на низком месте, почти на болоте. Начальник управления сразу согласился, но секретарь парторганизации Ларинен был против. Именно поэтому он и пришел в райком. Как только заговорили о деле, он моментально преобразился. Прочно усевшись в кресло, он положил руку на стол секретаря, словно держал в ней веский документ, и убежденно заговорил:
— Это строителей-то хотят загнать в болото? Да где это видано? Я выяснил, кому хотят выделить участок на берегу реки. Для жилого дома работникам райсовета. Весь берег для одного жилого дома! А кто его будет строить? Те же строители!..
Зная, по какому делу Ларинен должен прийти к нему, Кемов был заранее согласен с ним, но все же хотел выслушать доводы секретаря парторганизации строителей.
— Райсовет — это как-никак руководящий состав района, — возразил Кемов. — Они имеют право на лучший участок в городе.
— С такими принципами они недолго продержатся в руководящем составе, уверяю вас.
Кемов расхохотался:
— Убил! Ей-богу, убил! Ладно, забирайте берег, устраивайтесь. Место там действительно красивое и земля хорошая.
В результате этого разговора строители получили для своих домиков участки на берегу реки, в одном из самых живописных уголков города. Но сам Ларинен туда не переехал, хотя ему тоже выделили новый домик. Он так и остался жить в своей уже довольно ветхой избушке на каменистом месте, на краю болота, хотя мать и даже Ирина облюбовали у реки неплохое место для нового дома.
«Неужели он так переменился?» — недоумевал Кемов. Сам он сомневался в этом и был доволен, что делом Ларинена займется Лесоев — человек суровый, но беспристрастный, объективный, который не упустит ни одной мелочи.
Комар замолк и укусил Кемова за ухом. На этот раз удалось пришлепнуть его. Вскоре Кемов уснул.
Утром решили поехать в Виртаниеми. Гаврила Николаевич со стариками отправился через озеро на парусной лодке. Дмитрий Яковлевич уверял, что по пути им может попасться на дорожку щука, а то и лосось. Ни щуки, ни лосося они не поймали, но было приятно прокатиться через озеро на паруснике при хорошем попутном ветре. Они прибыли в Виртаниеми раньше, чем Наумов на машине через Хирвилахти.
На берегу их поджидал Николай Кауронен. Увидев сына, Иивана кивнул в его сторону и сказал Кемову:
— Плотник. Вот его бы в Кайтаниеми!
— А там, кстати, скоро будут нужны плотники, — охотно согласился Кемов.
Старик с удивлением посмотрел на него. Тот пояснил:
— Не в самой деревне, а подальше. Новый поселок будут строить.
— Ну и хорошо! — обрадовался Кауронен. — Я его заберу к себе. Так договорились?
— Это можно уладить, хотя я и не распределяю рабочей силы.
Когда лодка причалила к песчаному берегу, Николай, поднимая сильной рукой лодку за нос, заворчал на отца:
— Тоже мне гость! Почему дома не ночуешь? Петя скучает по дедушке, Марина спрашивает, где ты пропадаешь, а я даже не знаю, что ответить…
— Только твоей матери я дам отчет, где ночую, — засмеялся старый Кауронен. Потом добавил: — Вот у Мийтрея засиделся за чаем.
За пять лет рабочий поселок Виртаниеми сильно вырос. Самые первые постройки вытянулись в одну длинную улицу вдоль берега Йоутсенярви, а теперь дома стояли уже четырьмя рядами. По широкому дощатому тротуару с важным видом вышагивали козы.
В такое воскресенье мало кто сидел дома. Погожий летний день выманил всех на берег озера: кого порыбачить, кого просто отдохнуть в лесной прохладе. Начальника лесопункта тоже не оказалось дома.
Напившись у Кауроненов чаю, Кемов решил съездить в лес на делянки, хотя там сегодня и не работали. Николай поехал вместе с ним, тоже захватив с собой ружье.
Они долго бродили, но ничего не подстрелили. Кемова интересовало другое. Сегодня он окончательно убедился, что запас леса на этом участке начал иссякать, а молодняк еще не годился для заготовок. Об этом уже давно шла речь, но леспромхоз почему-то оттягивал открытие нового лесопункта близ Кайтаниеми.
Так и прошло воскресенье. Следующее утро, в понедельник, Кемов провел тоже на делянках. Приехав в город, он сразу же отправился в райком и первым встретил там Лесоева.
Пробыв более суток на свежем воздухе — на озере и в лесу, насыщенном здоровым, смолистым запахом, — Кемов отчетливее заметил усталость и бледность Лесоева.