— Как же ты позволил так угостить себя?
— Навалился неожиданно, — ответил Торвинен. — Потом-то мы с ним помирились, он раскаялся, извинялся, когда я его привел в штаб полка и сдал дежурному…
Бойцы дружно засмеялись. Но сержант Куколкин неодобрительно сказал:
— Смех тут решительно ни при чем. Боец Торвинен полностью оправдал высокое воинское звание…
Куколкин откашлялся, собираясь сказать еще несколько веских слов по этому поводу, но тут пришел посыльный из штаба и вызвал сержанта и Ларинена к комиссару полка.
Комиссар был явно недоволен разведчиками. Сухо поздоровавшись, он закурил, не глядя на Ларинена и сержанта.
— Теперь мне все ясно, — сказал он. — Из-за вашей беспечности вы сбились с маршрута и пошли туда, куда вовсе не надо было идти. Просто лень было взглянуть на карту…
Сержант Куколкин стал рассказывать о ночной схватке в лесу, но, чем подробней рассказывал он, тем мрачней становился комиссар.
— Вот видите, — сказал он, когда сержант закончил рассказ, — мы зря понадеялись на вас. Мы доверили вам и Ларинену командовать отдельным взводом разведки. А вы что? В первом же походе в лесу заблудились. Людей потеряли и задание не выполнили. Еще хорошо, что вас всех не потопили в озере… То, что вернулся Торвинен, — это его собственная заслуга.
Он укоризненно поглядел на Ларинена и проговорил, четко разделяя слова:
— А вы, товарищ политрук, не сумели наладить во взводе должной дисциплины! Отсюда все беды! — И, снова обратившись к сержанту, добавил: — Объявите бойцу Торвинену благодарность командования полка за проявленные им в бою смелость и находчивость.
Комиссар прошелся по землянке и, круто повернувшись, сказал:
— Можете идти.
Ларинену совестно было возвращаться в свою землянку, откуда доносились теперь звуки баяна и веселый смех. Он присел на поваленный ствол дерева, закурил.
Куколкин тоже закурил и усмехнулся, увидев хмурое лицо Ларинена:
— Обижаться, вообще говоря, нечего…
— Я не обижаюсь, — ответил Вейкко, — а вот выводы приходится сделать. Плохо воюю. Комиссар прав. Рано меня в политруки выдвинули.
— Нет, я вижу, ты все-таки обижаешься. Это потому, что нашего комиссара не знаешь. Кого он бранит от всего сердца, значит, за такого человека он держится. А кого не любит — лишь холодно посмотрит и ничего ему не скажет. А вообще-то он, конечно, прав. Задания своего мы не выполнили. Накривуляли так, что малому ребенку совестно в глаза посмотреть.
Куколкин вынул из кармана осколок зеркала и, посмотрев на свое лицо, сказал:
— Бриться надо, милый человек, вот что. Вид неважный.
С начала снегопада прошло всего три недели, но снега в лесу было уже по колено. Стоял крепкий мороз. По ночам гулко трещал лед на лесных озерах.
Взвод сержанта Куколкина снова шел на задание.
Толстый иней покрывал ветви деревьев. Иней был на бровях и усах бойцов. Ледяные сосульки висели на капюшонах маскировочных халатов.
Три недели учебы не прошли даром. В прошлый раз этот же взвод неуверенно и медленно пробивался сквозь лесную чащу. Теперь бойцы легко скользили на лыжах, давая им полную волю под гору. И в этом стремительном беге не одному бойцу приходило желание обернуться и крикнуть что-нибудь озорное, веселое мчащемуся за ним товарищу.
Под вечер отряд достиг знакомой дороги к озеру. Солнце быстро садилось за лес. На морозном небе зажигались одиночные звезды. Звезд появлялось все больше и больше, и вскоре на небе отчетливо выступил Млечный путь. Холодно светил молодой месяц, скупо освещая лесную дорогу.
Куколкин шел впереди, точно придерживаясь намеченного маршрута. За ним шли Ларинен и Торвинен, недавно назначенный командиром отделения.
Болото осталось слева. Бойцы достигли поросшей соснячком высоты и заняли здесь оборону.
Отделение Торвинена стало спускаться к озеру Лохкоярви — надлежало как можно ближе подобраться к охранению неприятельского саперного батальона.
Почти у самого озера разведчики заметили скрытые деревьями землянки и небольшой деревянный барак. Возле землянок ходил часовой.
Торвинен считал теперь своим неоспоримым правом выбрать место для засады по собственному усмотрению. Густой кустарник, к которому он подвел свое отделение, был, по его мнению, наиболее подходящим местом для этой цели. Ларинен одобрил позицию.
Бойцы залегли в снегу. Началось томительное ожидание.
В тишине леса слышно было только потрескивание деревьев да поскрипыванье снега под ногами часового.
Часа через два сменился караул. Новый часовой был флегматичный человек — он подолгу стоял не двигаясь и, казалось, разглядывал звезды. Потом, словно вспомнив о холоде, спохватывался и начинал дико подпрыгивать на месте, подплясывать и размахивать руками. Затем снова забывался и уныло глядел в небо.
Слева донесся шорох скользящих лыж. Небольшой отряд финнов возвращался, по-видимому, из далекого похода. Солдаты шли коротким шагом, лениво отталкиваясь палками.
— Стой! Пароль! — крикнул часовой, заметив лыжников.
— Затвор! — последовал ответ, и лыжники скрылись за поворотом пути.
Первая часть задания была выполнена — пароль стал известен разведчикам. Теперь следовало приступить к операции.
Вот часовой перестал разглядывать небо и принялся прыгать и размахивать руками, желая согреться. И тогда бойцы Торвинена бесшумно отползли от кустов и скрылись за ближайшими деревьями. Там, встав на лыжи, спокойным шагом направились прямо на часового.
— Пароль! — тревожно крикнул часовой.
Ларинен небрежно ответил по-фински:
— Затвор.
— Какого подразделения? — с еще большей тревогой спросил часовой у незнакомых людей в белых маскхалатах.
— Не ваше дело!
— Но все-таки? — сказал часовой, всматриваясь в идущих.
— Часовому не положено разговаривать на посту! — прикрикнул Ларинен.
Пытаясь опознать кого-нибудь из лыжников, флегматичный финн стал приближаться к бойцам, но тут Торвинен, подавшись вперед, коротким и ловким ударом свалил его. Все было кончено в несколько секунд, без малейшего шума. Куколкин отдал приказ выступить всему взводу. Через две минуты разведчики достигли уже поляны перед землянками и бараком.
Казалось, все могучие и тайные силы, что скрывались в дисках автоматов, вырвались теперь наружу. Еще недавно безмолвный лес наполнился грохотом выстрелов и визгом пуль.
Финны яростно отстреливались из окон барака. Но бойцы Торвинена ворвались в барак со стороны озера. Частые взрывы ручных гранат на некоторое время приглушили треск автоматов. Из барака повалил дым. Вскоре в одном из его окон появилось закопченное лицо Торвинена.
— Здесь все в порядке! — крикнул он.
Между тем бой не утихал. Финны открыли огонь по бараку из соседней землянки.
— Гранаты давай! — крикнул Вейкко.
Но кто-то опередил его приказ — тяжелый взрыв потряс всю землянку. Ларинен вместе с бойцами тотчас ворвались в нее. Сквозь пыль и пороховой дым ничего нельзя было разобрать. Какие-то бутылки катались под ногами бойцов, в углу кто-то стонал и хрипел.
Ларинен направил свой автомат в угол землянки.
— Не трать патронов, товарищ политрук! — крикнул Торвинен, вбежавший в землянку. — Они уже не встанут. Гляди — вино пили, ужинали. Не ждали нас.
И в других землянках схватка продолжалась недолго. Барак горел. Пламя подымалось высоко, разбрасывая яркие искры в темное звездное небо. Стрельба утихла.
Бойцы собирали трофейное оружие. Три «языка», крепко связанные по рукам и ногам, лежали у крайней землянки.
— Ну, кажется, все, — усмехаясь, сказал Куколкин. — Теперь никто не скажет, что мы зря по лесу прошлись. Кое-что сделали, товарищ политрук, а? — Куколкин весело подмигнул: — Привыкаем понемногу воевать по всем правилам. Ну, а теперь скорее домой…
Приближалась весна. Воронки от снарядов наполнились водой. Из-под снега то тут, то там выступали цинковые, насквозь простреленные патронные ящики и разбитые снарядами повозки. На месте сгоревшего дома торчали обуглившиеся бревна и черные от копоти и огня камни.
У этих печальных руин кончались траншеи. Здесь, укрытый бревнами, стоял пулемет, нацеленный на высотку, где были финны.
Куколкин и Ларинен сидели на досках, устланных соломой. Греясь под мягкими лучами весеннего солнца, друзья безмолвно наслаждались тишиной и покоем.
— Помнишь Матвеева? — спросил вдруг Ларинен. — Вчера открытку от него получил. Уже выписался из госпиталя и теперь на военных курсах. В лейтенанты выйдет.
— Это он правильно сделал. Дельный будет командир.
— Из таких толк выходит. Конечно, он еще суетлив немного, но…
Где-то вдали, за перелеском, раздалась автоматная очередь. Куколкин и Ларинен насторожились.
— А ведь это в той стороне, куда Торвинен пошел, — с тревогой заметил сержант.
Однако выстрелов больше не было.
Торвинен лежал в снегу возле ели и, раздвинув густые ветви, смотрел на вражескую высотку.
— Ну и дисциплина у них, — ворчал он. — Уже давно должны сменить часового, а он все еще торчит на своем месте. Тоже вояки называются!
Трое бойцов плотно прижимались к снегу рядом с Торвиненом. Они тоже пристально следили за часовым.
Наконец вдали показалась смена. Финны шли по ходу сообщения, и часовой, не дожидаясь, пока его место займет другой солдат, направился навстречу смене.
Воспользовавшись моментом, Торвинен быстро пополз вперед под прикрытием деревьев и кустарников. Бойцы ползли за ним так же бесшумно и быстро.
Теперь до часового оставалось не более пятнадцати шагов. Открытую полянку нужно было преодолеть молниеносным рывком.
Торвинен долго следил за часовым, выжидая удобного момента. Но вот за спиной, из глубины тыла, раздался приглушенный артиллерийский выстрел, и снаряд, просвистев над головой, разорвался во вражеском окопе, шагах в десяти от часового.
Часовой стремительно бросился на землю и уткнулся лицом в снег. И в ту же минуту на него навалились бойцы Торвинена.