ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Ларинен писал свое заявление несколько дней. Писал и рвал. Ему обычно неплохо удавались газетные статьи и очерки, но когда дело коснулось его собственной судьбы, ему трудно было написать простое заявление. Его считали хорошим оратором, но он не умел говорить в свою защиту.
Всякий раз, как только Вейкко поднимал голову от бумаги, он видел перед собой в окне быстро растущую кирпичную стену нового здания. Судьба зло смеялась над ним: рядом с его домом велись работы, от руководства которыми он был отстранен.
Ларинен хорошо знал все, что делалось на стройке. Он частенько заглядывал к рабочим, приходил посоветовать и помочь, когда Нади не оказывалось на месте, а иногда строители заходили к нему домой — покурить, посидеть.
Бригада Ниеминена снова была переведена сюда с отделочных работ. Цементных «подушек» для фундамента не хватало. Тогда Надя решила использовать вместо них гранит, который давно заготовили для других целей, но почему-то не использовали.
Сейчас на стройке велась кладка стен. Удалось, наконец, пустить в ход бетономешалку. Она грохотала так сильно, что в доме Ларинена звенели стекла. Башенный кран поднимал кирпич на рабочие площадки.
Жизнь шла своим чередом. Ларинен сидел у себя в полутемной комнате и писал жалобу, то и дело поглядывая туда, где люди работали. Потом он опять комкал бумагу и, выругавшись, бросал ее в печь.
Вдруг он услышал со стороны стройки какой-то треск и испуганные крики. Он бросился на улицу. Стойки строительных лесов стояли, как и прежде, но в одном месте поперечные перекладины сорвались, и мостки грохнули вниз. То ли запасли там слишком много кирпичей, то ли леса были сделаны наспех. К счастью, мостки были еще не высоки. Единственным пострадавшим оказался сам бригадир Ниеминен, который рухнул вместе с кирпичами и досками. Когда запыхавшийся Ларинен подбежал к месту происшествия, мужчины поднимали Ниеминена на ноги. Он ругался и потирал ушибленную поясницу.
— Перкеле! И какой дурак решил, что леса — это самолет, а бригадир — парашютист? Ведь есть же между ними какая-то разница!..
Перепуганная Надя ощупывала поясницу Ниеминена.
— Переведи ты ей, — обратился бригадир к Володе. — Мои кости не развалятся оттого, что я с первого этажа слетел. Так и скажи. Что будет, когда дойдем до четвертого, там увидим. А все же больно, черт возьми!.. Эх, жаль, что тут эта девочка, а то бы выругался покрепче, по-русски. Легче стало бы.
— Ругайся по-фински, — посоветовал Ларинен.
— Это не то, — возразил бригадир и, нахмурившись, спросил: — Что за шляпа ставила эти столбы?
Никто не ответил. Володя посмотрел на длинного, худощавого Ондрея Лампиева. Но Ниеминен уже и сам все вспомнил и сердито буркнул Ондрею:
— Ну, что стоишь, шалопут? Поди хоть гвоздей принеси со склада. Мостки надо укрепить. Не очень-то интересно летать каждый день! Тут тебе не цирк.
Ондрей зашагал на склад. Длинный и прямой, сзади он походил на столб.
— Как же это случилось? Как же я недосмотрела? — растерянно говорила Надя. — Я не привыкла еще к деревянным лесам.
— Мне самому нужно было проверить, — признался Ниеминен и взглянул на Володю, чтобы тот перевел его слова прорабу.
Осмотрев леса, Ларинен удивился:
— Ну и халтура! Разве это работа? Даже зарубок нет в опорах. Ведь перекладины на одних гвоздях не будут держаться, вколоти их сюда хоть еще больше.
Он принес из дому топор, клещи и молоток, а потом ловко и быстро сделал на столбах равные зарубки, посадил перекладины и стал забивать их старыми гвоздями.
Ниеминен подмигнул Наде: ничего, парень умеет работать! Остальные тоже принялись укреплять леса.
— Сейчас перекурим, и снова за работу! — объявил бригадир, когда леса были укреплены.
Ларинен присел покурить вместе со всеми и вдруг снова вспомнил: он здесь посторонний. Вейкко встал и, не оглядываясь, пошел к дому.
— Куда это инженер отправился? — попытался остановить его Ниеминен.
Надя до боли прикусила губу. В последние дни она много думала о судьбе Ларинена. То, что с ним случилось, неприятно поразило ее. Такого оборота дел она не ожидала и не хотела. И сейчас ей было тяжело видеть, с какой горечью уходил отсюда человек, только что вдохновенно трудившийся.
Она круто повернулась и быстро направилась в управление.
Случилось так, что вместе с Надей к Няттинену вошел и Ондрей Лампиев, который отправился на склад за гвоздями, да так и не вернулся. Он остановился в дверях. Начальник встал Наде навстречу, поздоровался за руку и предложил стул.
— Хорошо, что вы пришли, Надежда Павловна, — начал он. — Я как раз собирался послать за вами. У меня есть для вас большая новость.
— Вы имеете в виду дело Ларинена? Об этом весь город знает.
— Нет. Эта новость касается лично вас.
— Меня? — Надя присела на стул и поправила волосы. — Я слушаю.
Няттинен начал издалека:
— Хотя вы и работаете у нас недавно, но хорошо вникли в дела стройуправления. Обстановка на стройке для вас сейчас вполне ясна. Не правда ли?
— Постольку-поскольку, — неопределенно ответила Надя. — Я изложила вам свое мнение в письменном виде, но пока не получила еще никакого ответа.
— Хорошо, — загадочно улыбнулся начальник. — Я могу дать вам ответ сейчас же. Вас назначают старшим прорабом, то есть вы будете моим заместителем, — словом, будете работать вместо Ларинена.
От неожиданности и изумления Надя широко раскрыла глаза. Она встала, отошла к окну и долго стояла молча, стараясь успокоиться и взять себя в руки.
— Что вы на это скажете?
Няттинену нравилось ее волнение. В этот момент он был доволен собой. Вот бы его видели сейчас работники треста или райкома! Именно так нужно назначать молодых специалистов на руководящую работу. Проверить и потом смело выдвигать! Жаль, что свидетелем этого события оказался один только Ондрей Лампиев, который все еще стоял в дверях. В ожидании Надиного ответа Няттинен спросил Ондрея:
— У вас ко мне дело?
— Да ничего особенного… — ответил немного смущенно Ондрей. — Ходил на склад, но там никого не оказалось. По пути решил зайти к вам, поговорить. Дело в том, что Ниеминен заставляет специалистов подносить раствор. Есть же у нас для этого молодые ребята…
— Именно эти молодые ребята и есть специалисты. Они окончили ремесленное училище, — заметила Надя.
Ондрей согласился с ней удивительно быстро:
— Вообще-то правильно. Я ведь просто так…
— Тогда можете идти, — сказал начальник. — У нас дела.
Ондрей быстро вышел. Он торопился на стройку, чтобы сообщить там интересную новость.
Надя повернулась к начальнику и, будто совсем позабыв о его предложении, серьезно спросила:
— Скажите, за что Ларинена сняли с работы и исключили из партии?
Такого вопроса Няттинен не ожидал. Он решил, что она спрашивает об этом по неопытности. Нужно было подумать, прежде чем ответить.
— Вы сами должны догадаться. Жаль, что я не могу рассказать вам подробности. Вопрос о Ларинене разбирался на закрытом заседании бюро райкома партии. А такие дела не разглашают. Вы меня понимаете?
Надя кивнула и пристально посмотрела на него.
— Но перейдем к делу, — заторопился начальник. — Вы принимаете мое предложение?
Она ответила спокойно, но твердо:
— К сожалению, я не могу согласиться.
— Почему? — Няттинен так и ожидал, что по своей скромности она будет сначала отказываться, но ее ответ прозвучал что-то слишком решительно. — Скромность, конечно, украшает человека, но вы согласитесь, что каждый из нас обязан ставить государственные интересы превыше всего. Исходя именно из этого, мы и думаем назначить вас на новую должность, и, мне кажется, вы тоже должны подходить к делу по-государственному. — Говоря, он дружески улыбнулся.
— Я не буду работать на месте Ларинена, если с ним поступили несправедливо и если при этом воспользовались моей докладной. И воспользовались неправильно.
— Товарищ Карпова, вам пока рановато критиковать решения партийных органов, — сухо заметил Няттинен.
— Я и не критикую. Я лишь хочу разобраться, в чем дело.
— У вас нет никаких оснований ставить под сомнение правильность партийных решений.
Надя снова отошла к окну. Немного погодя она спросила:
— Мне можно идти?
Не отрываясь от бумаг, Няттинен сдержанно ответил:
— Прошу вас серьезно подумать о своем поведении. Постарайтесь правильно все понять и обдумайте мое предложение, А сейчас можете идти.
И он углубился в бумаги. Он сказал все, что мог скакать в этом случае начальник своему подчиненному, да еще такому молодому. И все же разговор с Надей оставил в душе Няттинена неприятный осадок.
Когда Надя выходила из кабинета начальника, у нее мелькнула мысль пойти прямо в райком партии. Но явиться туда в возбужденном состоянии она не могла. Медленно шагая по улице, она старалась успокоиться и хорошенько обдумать случившееся.
Дела на стройке шли очень плохо, это было ясно. За такое состояние дел на московских стройках давно сняли бы все руководство.
Да, на московских стройках!.. Сама того не замечая, Надя замедлила шаг, глаза ее затуманились. Ей представилось, что там всегда была весна, много света и солнца, и она видела себя идущей с работы в общежитие с букетом подснежников в руках. Теперь ей совсем не вспоминалось, что в Москве тоже бывали дожди и пасмурные дни, не всегда была весна и не каждый день продавались подснежники.
По воскресеньям она любила совершать загородные прогулки в Подмосковье. Недалеко от станции Пионерская стоит высокий и стройный сосновый лес, а трава мягкая, как бархат. Однажды, сидя там на лужайке, она заметила, как в нескольких шагах от нее пулей проскочила белка. Ей показалось, что она успела разглядеть ее круглые пуговки-глаза — не испуганные, а любопытные. А потом она увидела пушистый, роскошный хвост, которым белка махнула ей на прощанье. Затаив дыхание Надя ждала, что белка появится снова. Но она не появилась. Надя часто вспоминала эту картину, и ей стало казаться, что, если бы она сидела одна или с подругами, белка обязательно пришла бы к ней. Но она была не одна и не с подругами. Она сидела на лужайке с Робертом. Поэтому и счастье пролетало мимо нее, не останавливаясь и не возвращаясь.