Она приехала сюда с единственной мыслью — забыть все и отдаться всецело работе. Жизнь везде жизнь. Она многому учит, каждый день, каждый час. Уже первые недели на стройке многое открыли Наде, прежде всего в людях. Вот, например, Няттинен. Теперь Надя уже начинала догадываться, что Няттинен заботится не столько о стройке, сколько о своем авторитете. Ларинена вначале она уважала, потом стала испытывать к нему неприязнь, а теперь? Она жалела его, но в то же время чувствовала, что он достоин не жалости, а дружеского участия, что в нем есть гордость и мужество.
А почему от него ушла жена? Надя не имела привычки интересоваться личной жизнью других людей, но о Ларинене у строителей бывало в перерывах столько разговоров, что волей-неволей она все слышала. Никто толком не знал, куда и зачем уехала Ирина. Люди строили на этот счет различные догадки, многие резко осуждали Ирину за ее поступок, но за все прошлые годы никто не мог упрекнуть ее в легкомыслии. Многие, наоборот, вздыхали: кто, мол, мог ожидать подобного, такая она была всегда тихая и скромная.
Понемногу Надя узнавала и строителей, особенно людей из бригады Ниеминена. Какой хороший, открытый парень этот Володя! А сам бригадир! Будучи его начальником, Надя чувствовала себя девчонкой перед ним и безгранично уважала этого медлительного финна, с его юмором и настоящей житейской мудростью.
Вернувшись на строительную площадку, она услыхала веселый голос Ондрея Лампиева:
— Разрешите поздравить с повышением! Я уже давно ожидал этого.
— Меня не с чем поздравлять, — спокойно ответила Надя.
Но он возразил:
— С таким повышением можно и поздравить.
Ондрей был единственным, кто заговорил с Надей. Когда девушка поднялась на мостики к Ниеминену, она заметила, что рабочие как-то странно молчат. Даже Володя, который всегда дружески улыбался Наде, сейчас, едва завидев ее, повернулся к ней спиной и с-такой силой шлепнул раствор о кирпичи, что во все стороны полетели брызги. Надя несколько минут постояла возле него, но юноша как будто не видел ее. «За что он мог обидеться»? — недоумевала Надя. Она не сделала ему ничего плохого, даже, наоборот, недавно посоветовала бригадиру перевести Володю на кладку наружных стен, потому что эта работа намного сложнее и ответственнее, чем кладка внутренняя.
Она подошла к бригадиру. В своем грубом рабочем переднике, согнувшийся за работой, он казался еще старше и сгорбленнее, чем обычно.
— Как идет работа? — спросила Надя, чтобы завязать разговор.
— Нитшево, — буркнул старик и, не обращая на нее внимания, направился за чем-то в другой конец стройки.
Надя подождала немного, но Ниеминен не возвращался. И вдруг она почувствовала себя совершенно одинокой среди этих безмолвных людей. На душе стало горько и обидно.
Решительным шагом Надя направилась обратно к Володе, но он упорно не замечал ее. Она тронула его за рукав и тихо спросила:
— Володя, что здесь случилось?
— А что здесь должно было случиться? — переспросил он, избегая смотреть Наде в глаза.
— Почему все молчат, как будто сердятся на меня?
Ничего не ответив, он еще ниже склонился над работой. Но Надя настойчиво требовала объяснения. Подошел Ниеминен и сказал Володе по-фински:
— Чего она у тебя допытывается? Ты лучше спроси у нее прямо, зачем она Ларинену яму копает? Каких чинов добивается? Молода еще. Или у ней вовсе совести нет?
— Что он говорит? — спросила Надя у Володи.
Он стал сбивчиво переводить слова бригадира, стараясь передать их в более мягкой форме.
— Ты, парень, не перевирай, — взорвался Ниеминен. — Тут и другие по-русски понимают. Спроси прямо, как я велел, что, мол, «потшему» и так далее…
Делать было нечего. Володе пришлось перевести слово в слово.
Надя вспыхнула. Она посмотрела старику в глаза и твердо сказала:
— Хорошо, что спросили прямо. Я дам вам такой же прямой ответ. Я не копаю Ларинену никакой ямы, а только высказала свое мнение о том, что здесь плохо руководили работами. Ведь вы и сами говорили то же самое. И в этом виноват не только Ларинен. А на его место я не стремилась и не пойду. Теперь вам ясно?
Решительно повернувшись, Надя быстро пошла.
— Куда это она? — спросил Ниеминен.
Надя поняла вопрос без переводчика и на ходу бросила:
— В райком партии.
В райкоме она прошла к Лесоеву. Тот сидел за столом и сосредоточенно писал. Увидев Надю, он оторвался от дел и вежливо предложил сесть.
— У вас что-нибудь новое? — спросил он и прикрыл рукой листок бумаги, на котором только что писал.
— У меня нет ничего нового, — медленно произнесла Надя, отчетливо выговаривая каждое слово. — Я только хочу знать, явилась ли моя докладная о работе стройуправления главным обвинением против Ларинена?
Лесоев был удивлен:
— Простите, но я вас не понимаю.
— Я могу повторить свой вопрос.
Оправившись от смущения, он сухо ответил:
— Мы благодарны вам за вашу помощь. Ничего другого, к сожалению, я вам не могу сказать.
— Но я должна выяснить…
— Разве вы не понимаете, товарищ Карпова, что это является внутренним делом бюро райкома? А вы пока лишь комсомолка. Надеюсь, что вы понимаете меня?
— Мне кажется, с Лариненом поступили несправедливо, если мои выводы были обращены против него, — настойчиво проговорила она.
— Очень жаль, — сухо оборвал ее Лесоев, — но я не могу ничего добавить к сказанному. Прошу извинить, у меня срочная работа…
Она вышла не попрощавшись.
С Кемовым Надя не была знакома, и ей пришлось представиться.
— Слышал, слышал о вас, — приветливо улыбнулся он. — Садитесь, пожалуйста. Как вам нравится наш город? Привыкаете понемногу?
— У меня к вам серьезное дело, — ответила Надя.
— Так, — сказал Кемов, пряча улыбку. — А скажите, вы уже приняли дела?
— Какие?
— Вас же назначили старшим прорабом стройуправления.
— Товарищ Кемов, а кто это решил? Неужели это так просто: одного сняли, другого поставили, и все в порядке? Вы извините, что я с вами так резко говорю.
— Гром и молния — и никаких гвоздей! — засмеялся Кемов. — Это хорошо, что резко, это я люблю…
— Нет, я серьезно. — Надя закусила губу, потом продолжала деловито: — От должности старшего прораба я отказываюсь.
— Почему?
— Во-первых, не справлюсь; во-вторых, я не пойду на место Ларинена.
— Вы, значит, сочетаете скромность с непонятной для меня принципиальностью, да?
— К чему эти насмешки, товарищ Кемов?
— Ну нет, это не насмешки. Давайте разберемся. Первое — кто же тогда справится, если не вы? У вас специальная подготовка…
— Но нет опыта и достаточного знания людей.
— Это дело наживное. А как вы объясните ваш второй довод?
— Пожалуйста. Но не мне об этом говорить, спросите лучше у рабочих, у Ниеминена, например. Я никогда не пойду на это место.
— А что говорят рабочие?
— У них и спросите. Мне хотелось поговорить с вами не столько о Ларинене, сколько вообще о делах на строительстве.
— Я прочитал вашу докладную и с удовольствием выслушаю вас.
— Кстати, мою докладную неправильно поняли: я не то хотела сказать.
Надя стала подробно рассказывать о перерасходовании средств, о простоях, о плохом использовании механизмов, о повторных работах — обо всем том, что было написано в ее докладной записке, но что теперь предстало перед ней самой в новом свете.
Кемов слушал, нахмурив брови и плотно сжав губы. Вдруг он спросил:
— Должен ли старший прораб проверять количество стройматериалов, поступающих ему через склад?
— В принципе — да. Но в наших условиях это не соблюдается. Рабочие получают и расходуют стройматериалы, а старший прораб расписывается в получении.
Кемов встал, прошелся по комнате, потом задумчиво проговорил, как будто для самого себя:
— А кладовщика-то вашего я знаю. — Потом он предложил: — Не пойти ли нам сейчас на строительство? Я настолько плохо разбираюсь в вашем деле, что легче пойму вас, когда увижу все на месте своими глазами.
— А разве вы ни разу не бывали у нас на строительстве? — удивилась она.
— Бывал как-то с Няттиненом, но уже давно.
После всего случившегося появление секретаря райкома с новым прорабом на стройке вызвало у рабочих большой интерес. Наяву подтверждался слух о повышении Надежды Павловны в должности. Ондрей Лампиев уже успел разнести эту новость по всем бригадам. Всех удивляло лишь то, что на этот раз первого секретаря райкома не сопровождал начальник конторы Няттинен.
Кемов и Надя долго ходили по стройке, с этажа на этаж, из комнаты в комнату. Надя подробно, пожалуй даже слишком подробно, рассказывала о работе и наглядно показывала вынужденные переделки.
Когда Кемов ходил здесь с Няттиненом, он тоже видел, как рабочие прорубали отверстия в готовых потолках. Тогда он не придал этому особого значения. Видел только, что рабочие заняты делом, и не стал им мешать расспросами. А теперь он видел ту же самую картину другими глазами. Действительно, какая нелепость ставить потолки, а потом прорубать в них отверстия; возводить стены, а потом дырявить их; поднимать наверх вручную тяжелые цементные плиты, когда рядом стоит подъемный башенный кран!
На этот раз Кемов подолгу останавливался около строителей, расспрашивая их о работе.
Потом пошли в бригаду Ниеминена. Их появление там вызвало особенно большой интерес. Люди перестали работать. Ниеминен вопросительно посмотрел на Надю, а она без тени обиды заговорщически подмигнула старику. Он сразу повеселел. На вопросы Кемова бригадир стал пространно излагать свои соображения.
— Что вы думаете, товарищ Кемов, когда видите перед собой хорошую, добротную дверь, а на ней большую вывеску: «Вход воспрещен»? Мне в таком случае всегда хочется спросить — на кой черт сделали дверь, если в нее нельзя входить?..
Володя заметил перемену в отношении Ниеминена к Наде. Ему стало стыдно за свое недоверие. Он встал рядом с ней и тихонько, чтобы не мешать, стал переводить Наде происходивший на финском языке разговор. В благодарность она дружески пожала его руку. Ниеминен продолжал: