— Так точно, встанет, — подтвердил Карху. — Плацдарм непременно захватим и тогда начнем мост строить.
— Ну, мост-то построим. А вот меня интересует, что дальше будет. Допустим, захватим еще эти траншеи. И тогда наше командование пустит танки отсюда…
Сержант Карху и младший лейтенант Матвеев склонились над картой, строя планы о том, что будет после захвата плацдарма.
Спустя несколько дней саперный батальон получил боевой приказ — построить мост. Вернее — подготовить части моста для того, чтобы в нужный момент навести мост через реку.
Капитан Зайков вызвал Матвеева, чтобы обсудить операцию. Кроме капитана, в землянке находился еще майор, прибывший из штаба дивизии.
Матвеев подробно и взволнованно изложил свой план захвата плацдарма. Он с жаром нарисовал картину наступления и возможной контратаки. Капитан и майор внимательно слушали его. Но когда Матвеев с той же пылкостью заговорил о движении танков и самолетов, капитан с улыбкой перебил его:
— Позвольте, позвольте… Это уже дело высшего командования.
Смущенный Матвеев потупил глаза и с досадой подумал: «А, черт, опять я, кажется, замахнулся на большее, чем следует».
Но майор тут же заметил:
— А план ваш интересен. Я доложу о нем начальнику штаба.
— В общем, идите и готовьте мост, — сказал капитан Зайков, отпуская Матвеева.
Чувство досады не покидало Матвеева, когда он направился к себе в землянку.
Был час обеда. В землянку вошел Карху и, широко улыбаясь, сказал:
— Там наш с вами земляк с пополнением прибыл.
— Земляк? Какой земляк?
— Он из Петрозаводска. Говорит, с вами в одном взводе был.
— Да кто такой? Пусть войдет!
— Позову сейчас. Он очень обрадовался, когда узнал, что вы здесь взводом командуете.
Карху вышел и тотчас вернулся в землянку вместе с длинным нескладным солдатом.
— Монастырев! — закричал Матвеев, всматриваясь в солдата.
— Он самый, — ответил Андрей Монастырев.
Матвеев вскочил из-за стола и обнял своего боевого товарища.
— Он мне больше чем земляк, — сказал Матвеев сержанту Карху. — Мы вместе сражались в Карелии. Даже в один день ранены были.
Не зная, куда девать свои длинные руки, Монастырев взволнованно заговорил:
— Я очень обрадовался, когда узнал, что вы здесь. Прямо не поверил сначала. Тем более, говорят, — младший лейтенант. А ведь вы были тогда в Карелии…
— После ранения я курсы окончил. И вот недавно произвели… Ну, да что обо мне говорить. Рассказывай о себе. Что ты, как?
— А я после того ранения второй раз под пулю попал, — сказал Монастырев, улыбаясь. — Только вылечился — и после боя опять в госпиталь. И откуда это на меня такое? Пули так и входят в меня, будто я намагниченный.
Оба рассмеялись. Засмеялся и Карху, выходя из землянки.
— Ну, а встречал ты кого-нибудь из наших товарищей? — спросил Матвеев.
— Нет, никого не встречал, — ответил Монастырев. — Ведь после ранения я в другую часть попал. Ничего не знаю, что с ними и где они — наш Вейкко, Куколкин, Торвинен.
— Торвинен убит, — тихо сказал Матвеев. — Вейкко Ларинен учится на курсах политработников. А Куколкин по-прежнему командует взводом разведки.
— А вы кого из них встретили?
— Да нет, никого не встречал. Только открытку получил от Ларинена. И то месяца три назад, когда я еще был на курсах.
Матвеев задумчиво добавил:
— Впрочем, совершенно случайно повстречал я знакомую Вейкко…
— Уж не Тамару ли Николаевну?
— Да. А ты разве ее знаешь?
— Так ведь я их по Петрозаводску хорошо знаю. Я на заводе работал, где ее муж. Иногда бывал и у них дома…
— Вот как?
Монастырев мягко и сконфуженно улыбнулся.
— Ведь я из ремесленного училища. И у меня кругом никого нет. Ни близких, ни родных. А Валентин Петрович Торопов, ее муж, однажды сказал мне на заводе: «Приходи-ка ты, Андрей, к нам по воскресеньям». Вот я и стал бывать у них…
— И Вейкко Ларинена там видел?
— Да нет. Только слышал о нем. Я тогда все больше в фантики играл с их дочкой Лидой. Смешная девочка. Плакала, когда проигрывала.
Матвеев сказал, грустно покачав головой:
— А ведь встретил я их, Монастырев, при очень печальных обстоятельствах. Город бомбят, кругом горит, войска противника в нескольких километрах. Она одна с девочкой. Муж с заводом уехал, а они задержались, отстали.
— И что же с ними? — с тревогой спросил Монастырев.
— Не знаю. До сих пор сердце сжимается, когда о них думаю. Вероятно, остались у немцев.
Матвеев грустно вздохнул.
Они помолчали. Потом Матвеев сказал:
— Вот что, Монастырев, пойдем во второе отделение. Там я тебя познакомлю с новым твоим командиром сержантом Бондаревым. С ним не пропадешь…
Матвеев и Монастырев вышли из землянки.
Зайков и Матвеев стояли на наблюдательном пункте и внимательно разглядывали противоположный берег. Вокруг было тихо, ни одного выстрела.
— Ну, теперь мне все ясно, — сказал капитан. — Наступать будем по твоему плану.
Матвеев улыбнулся, но промолчал.
— Сегодня же и начнем, — добавил капитан. — Для этого дела нам специально дали артиллерийский полк. Что касается танков и самолетов, то они здесь ни к чему… В общем, действуй, Матвеев. Занимай плацдарм, чтоб навести мост через реку. Мы вполне уверены в отличном исходе.
— А кто же будет командовать штурмовой группой? — спросил Матвеев.
— Ты будешь командовать.
— Я? Но ведь я сапер. Обычно саперов придают штурмовому отряду.
— А на этот раз мы саперам придадим пехоту. И ты будешь руководить всей операцией.
— Ну что ж, постараемся справиться с задачей, — ответил Матвеев, снова оглядывая берег реки.
— Главное, действуй спокойно, уверенно. Не суетись. И людей береги.
Вскоре выстрелы наших тяжелых орудий заглушили все голоса. Клубы дыма и пламени, перемешанные с землей, поднялись на противоположном берегу.
Но вот с обоих флангов застучали станковые пулеметы. Над рекой взвилась ракета, и бойцы, подняв высоко над головой винтовки и автоматы, ринулись в воду.
Противник молчал.
Пулеметчики погнали через реку плоты со станковыми пулеметами. За пулеметчиками двинулись саперы с пакетами взрывчатки на плечах. Сержант Карху отечески покрикивал на отстающих. Все шло как по маслу, без единого выстрела со стороны противника.
Один низкорослый сапер, цепляясь в воде за сержанта, со страхом бормотал:
— Так ведь тут глубоко, товарищ сержант. Пожалуй, ноги не достанут до дна…
— Ноги-то достанут дно, а вот головы твоей, чего доброго, не видно будет, — шутливо говорил Карху. — Да ты держись за меня. Никакая вода меня не покроет.
Матвеев и младший сержант Бондарев шли рядом и улыбнулись друг другу, понимая, что все идет хорошо. Действительно, артиллерийский огонь прижимал противника к земле, не давая ему возможности приподняться.
Первые ряды бойцов выходили уже на вражеский берег, когда вдруг ударил пулемет, притаившийся на высоте. Сапер, шедший рядом с Карху, покачнулся, но сержант схватил его за плечи и вытащил на берег.
— Правильно, Карху, только вперед, только вперед! — крикнул Матвеев, выбираясь из воды.
Пехота по крутому склону устремилась к окопам, туда же потащили пулеметчики свои «дегтяри». На гору полетели ручные гранаты. Пулемет противника внезапно заглох. Все теперь стремительно двигалось вперед под прикрытием артиллерийского шквала, который постепенно уходил в глубь вражеской обороны. Это была музыка огня. И кто-то невидимый дирижировал ею издали.
Несколько немецких солдат, выскочив из разбитых окопов, побежали в тыл, пригибаясь к земле. Но кое-где противник еще держался в траншеях, яростно отстреливаясь из автоматов.
Матвеев, не останавливаясь, бежал вперед. Карху, передав раненого санитару, едва поспевал за ним.
«Совсем не бережется наш командир», — подумал Карху и вдруг в трех шагах от себя увидел немца, который, выбравшись из разбитого окопа и притаившись за камнем, целился в Матвеева. Однако выстрелить он не успел. Ударом ноги Карху выбил автомат из его рук. Немец вскочил, но сержант, размахнувшись, ударил его прикладом своего автомата.
Бойцы занимали окопы противника.
Матвеев приказал отойти и окопаться ниже по склону, в нескольких метрах от берега.
Бойцы поспешно стали окапываться. Матвеев громко крикнул:
— Глубже копать! Отсюда ни на шаг не уйдем…
Земля была мягкая, черная. Это не Карелия, где лишь камни и скалы. Из своего окопчика Матвеев увидел на левом фланге Бондарева, бойцы которого окопались и уже постреливали по немецким траншеям.
Матвеев крикнул Бондареву:
— Здесь держаться, пока мост наведут!
— Есть держаться! — четко ответил Бондарев и тотчас крикнул: — Эй, Монастырев, копай глубже! Гляди — колени из окопа торчат!
Матвееву не было видно Монастырева, но он не смог не улыбнуться при мысли о своем долговязом друге, которому не легко, видимо, укрыться в обычном окопе.
Однако положение оставалось трудным. Позиция противника была выше, удобней. В воздухе яростно выли его снаряды. Шипя и воя, они рвались вокруг окопавшегося отряда Матвеева.
Вдруг синяя ракета взвилась в небо, и тотчас артиллерийский огонь прекратился.
Наблюдатель, поднявшись из окопа, крикнул:
— Противник идет!
Отовсюду, казалось — из-под земли, из-под камней, — высыпали немецкие солдаты. Они бежали во весь рост, чтобы с ходу смять, раздавить отряд Матвеева.
Чертыхаясь, Матвеев бил из автомата. Немцы были уже совсем близко. Вот, не останавливаясь, они стали бросать ручные гранаты. Но бойцы Матвеева встретили бегущих шквалом гранат. Наступила минута, которая решает исход боя. И тут немцы дрогнули.
Яростный огонь сковал их движения. Вот они замедлили свой стремительный бег. Вот стали припадать за камни и кусты и наконец залегли.
На одно мгновение Матвеев закрыл глаза, чтобы передохнуть от огромного напряжения, но тотчас стряхнул с себя оцепенение. Подумал: «Нельзя оставаться в таком положении. Надо отбросить их дальше, иначе они опрокинут нас в реку, и тогда моста не будет…»