ов различных авторов. Этот человек средних лет вел очень замкнутый образ жизни, но временами преподавал два-три предмета.
Великий лама Литана Чогдуг Кьяпгон (заступник Чогдуг) иногда приезжает в Дацзяньлу с большой, по местным меркам, пышностью, со свитой из множества слуг, восседающих на прекрасных лошадях, и с внушительным количеством вещей. Этот лама владеет землями и стадами и обладает рядом административных и судебных полномочий, дающих ему право вершить судьбу подневольных крестьян и пастухов. Фактически их положение, хотя и не вполне законно, ничем не отличается от участи крепостных.
В последние годы лама подружился с одним тибетским ученым из монастырского университета Ташилунпо (монастыря панчен-ламы), где тот числится преподавателем. Этот человек по имени Тринекье — тулку, входящий в число придворных покойного панчен-ламы, и должен стать наставником его юного преемника.
Примерно в 1943 году Тринекье при поддержке Чогдуга объявил, что нашел в окрестностях Литана маленького мальчика, являвшегося, по его мнению, воплощением панчен-ламы.
Пусть читатель вспомнит, что говорилось в «исторической справке» по поводу панчен-ламы, ибо дальнейшее повествование связано с его наследником.
В отличие от далай-ламы и множества других менее важных лам, панчен-лама не умирает. Он принадлежит к тулку — единственной в своем роде духовной аристократии, характерной для буддизма, каждый член которой считается звеном в цепи перевоплощений одной и той же личности.
По словам тибетцев, у всех нас были прошлые жизни и после смерти всем предстоит возродиться, за исключением людей, достигших полного духовного просветления, психические особенности которых недоступны нашему пониманию в силу слишком большого отличия.
Разница между обычным человеком и тулку состоит в том, что родоначальник династии тулку (Ку Конгма) сумел усилием воли объединить все свои энергетические потоки в единую массу и придать им направление, от которого они никогда не отклонятся. Это предпринимается для того, чтобы проделать определенную работу, выполнить миссию и т. д., требующую более продолжительного времени, чем обычная человеческая жизнь.
По крайней мере, такова теория. Она звучит правдоподобно для тех, кто верит в единый и незыблемый дух или душу, способные переселяться из тела в тело. Признав это, тибетцы окончательно удалились от изначального буддистского учения, провозглашающего мимолетность всех явлений и отрицающего наличие постоянного начала внутри разнородных элементов, из которых состоят живые существа.
Немало просвещенных лам пытаются связать идею о династиях тулку с доктриной о мимолетности сущего; они прибегают к замысловатым толкованиям, обсуждение которых здесь неуместно. История, которую мне предстоит рассказать, касается лишь народной веры в череду перевоплощений панчен-ламы.
Найти мальчика на роль преемника покойного панчен-ламы было непростым делом, ибо считается, что в ребенке не только обитает личность панчен-ламы, но и, как во всех панчен-ламах, в нем живет Божественный Дух бесконечного света и бесконечной жизни Опагмед-Цепагме, в силу чего он превосходит богов[158].
Когда китайское правительство разрешило перевезти тело панчен-ламы из Канцзе в Шигацзе, где его ждал великолепный мавзолей, большинство приближенных ламы, окружавших его в Китае, вернулись в Тибет вслед за погребальным кортежем.
Несколько одиночек, обосновавшихся в западных провинциях, там и остались; среди них были те, на кого возложили задачу отыскать их покойного господина в его нынешнем воплощении. Были образованы две отдельные группы.
Во главе первой группы находился один из моих давних друзей по имени Лобсан, известный в Китае как Ло Юань (вождь Ло). Когда я жила в Шигацзе, Лобсан исполнял обязанности второго камергера при дворе панчен-ламы. По слухам, ходившим среди тибетцев из западных провинций, он хранил значительную часть многочисленных ценностей, собранных панчен-ламой во время странствий по Китаю и Монголии. Лобсан выбрал в качестве своей штаб-квартиры монастырь Кумбум, расположенный в Цинхае.
Во вторую группу входили лама Тринекье и Великий лама Литана.
Была еще и третья группа, состоявшая из представителей местной знати, базировалась в Цзане, но, поскольку ее деятельность разворачивалась вдали от западных провинций, она не имеет отношения к данной книге.
Ло Юань и его соратники отыскали нескольких маленьких мальчиков, проявлявших признаки сверхъестественного происхождения. Они изрекали фразы, свидетельствовавшие о глубокой мудрости либо о том, что их рождение сопровождалось чудесами. Двух детей отобрали как особенно интересных кандидатов, но один из них умер. После этого желание Ло Юаня узнать, по каким особым приметам можно распознать воплощенного панчен-ламу, только возросло. Вероятно, он хотел убедиться, что единственный оставшийся кандидат обладает этими приметами, или в случае их отсутствия намеревался снабдить его таковыми. С этой целью он отправил несколько человек из своего окружения за советом к знаменитому ламе-ясновидящему высокого ранга, обитавшему в монастыре Лабрана Ташикииле.
Ясновидящий из Лабрана, неподвижно восседавший на троне в монашеской тоге темно-гранатового цвета, долго оставался погруженным в глубокую медитацию, и посланцы Ло Юаня молча ожидали его приговора.
Наконец, когда к ламе, очевидно, вновь вернулось сознание того, что происходит, как будто его дух вернулся после долгого путешествия, он изрек:
— Он появится из грома.
Это было все, что сказал предсказатель, и посланцам, не получившим никаких разъяснений, после долгого ожидания пришлось попрощаться, преклонив колено у подножия трона, и покинуть комнату.
Ло Юань — здравомыслящий человек. Я не знаю, каковы его сокровенные взгляды по поводу перевоплощений панчен-ламы, но он явно не рассчитывает, что преемник упадет с неба во время грозы, тем более что его кандидату не приписывали такое рождение.
Между тем тибетское слово дуг (гром) является также названием сказочного дракона, но, сколь бы легковерными ни были тибетцы, они не считают великих лам сыновьями драконов.
Итак… что бы это значило?.. Ясновидящий больше ничего не сказал.
В то время как Ло Юань действовал в Цинхае, Тринекье продолжал отбор в Сикане. Мальчик, за которым он наблюдал, продемонстрировал без всякой подготовки на глазах очевидцев несколько необычных явлений.
Порой на его челе проступала буква «А»[159] (тибетского алфавита), а временами его лицо приобретало фиолетовую окраску[160]. Как-то раз ребенок схватил небольшой деревянный ковчег, находившийся в комнате Тринекье, и заявил: «Это мой». А ведь эта вещь принадлежала покойному панчен-ламе и была подарена им Тринекье. Довольно странно, что этот заурядный предмет привлек внимание мальчика, в то время как рядом с ним стояло множество других серебряных или позолоченных ковчегов, блеск которых, казалось, должен был бы скорее привлечь взгляд ребенка. Были замечены и другие странности, а вскоре появились новые доказательства подлинности происхождения мальчика из Литана.
Похоже, в дело вмешалась судьба.
Тело панчен-ламы покоилось в Канцзе, куда стекались для поклонения толпы богомольцев. Однажды среди прочих паломников сюда пожаловала чета молодых крестьян-новобрачных из окрестностей Аитана.
В тот же день несколько сановников из числа бывших придворных панчен-ламы совершали обряд гадания, чтобы получить сведения относительно места перевоплощения своего господина.
Это происходило перед телом панчен-ламы следующим образом.
На клочках бумаги были записаны разные ответы на вопрос: «Где вы сейчас находитесь?» Там можно было прочесть: «в северном направлении», «в южном направлении», «в восточном направлении», «в западном направлении», «в Каме», «в Китае», «в Тибете», «в Монголии» и т. д. Каждую бумажку свернули в шарик, и их все положили в одну чашу. Лама, державший сосуд обеими руками, на китайский манер, должен был осторожно его встряхнуть. В первом же шарике, которому предстояло выпасть из чаши, якобы содержался ответ[161].
Воскурив ладан и совершив несколько ритуалов, лама, призванный бросить жребий, встал на колени перед телом панчен-ламы и встряхнул чашу. Из нее выпал шарик, записку развернули и, ко всеобщему изумлению, прочли фразу, которую никто не писал ни на одном из листков: «Я здесь, совсем рядом».
О чудо!.. Наверное, сам панчен-лама начертал эти слова.
Очень часто во время работы над очередной книгой, в которой я привожу примеры из тибетской жизни, мне приходится останавливаться, чтобы обратиться к читателям с просьбой не спешить смеяться над доверчивостью тибетцев. Разве среди нас так уж мало спиритов, заявляющих, что во время своих сеансов они были свидетелями таких же феноменов, как те, что удивляли лам из Канцзе?..
Те, кто менял отсыревшую соль, которой было обложено тело панчен-ламы, превращавшееся в мумию, и приподнимал его, когда оно оседало, заметили и другие странные явления. Как ни старались служители изо дня в день держать голову панчен-ламы прямо, чтобы она смотрела в сторону Тибета, она упорно поворачивалась в сторону Китая. Из этого ламы сделали вывод, что их господин желает, чтобы его тело покоилось в Китае.
Не возьми я за правило избегать в этой книге любых политических спорных вопросов, я бы сказала, что китайцы напрасно не оставили здесь усопшего и не построили ему роскошную гробницу, способную привлечь множество паломников, но это меня не касается.
Однако после «чуда» с таинственным образом написанной фразой движение головы мумии стали толковать иначе.
В то время как ламы были поглощены обрядом гадания, супружеская чета, совершавшая паломничество, умножала количество благоговейных поклонов возле тела панчен-ламы.