Чужеземцам также припомнили их надменные, спесивые замашки и невольное стремление показать свое превосходство.
Не прошло и тридцати лет, с тех пор как иностранцы, даже те, кто занимал низшие должности, разъезжали по городам в роскошных паланкинах в сопровождении одного-двух слуг, нередко разгонявших простолюдинов палками. Иностранцы отнюдь не ввели в моду этот обычай или другие подобные привычки, а просто подражали мандаринам. Однако мандарины были китайцами, и это в корне меняло дело.
Впрочем, те красочные шествия уже канули в прошлое. В городах, расположенных на пересеченной местности, как то: в военной столице Чунцин, где еще встречаются портшезы, иностранцам, даже дипломатам, согласно распоряжению городских властей, запрещается использовать больше двух носильщиков. Теперь все перемещаются в этаких гамаках, напоминающих мадагаскарские носилки, у которых нет ничего общего с прежними просторными, обитыми камчатым полотном сундуками с крышей, украшенной шелковой бахромой и стеклянным бисером, звеневшим от ветра и блестевшим на солнце.
В наши дни богатые иностранцы, как и состоятельные китайцы, разъезжают в автомобилях, менее зажиточные прибегают к услугам рикш, а самые бедные ходят пешком, роняя свой авторитет в глазах китайских плебеев, толкающих их на улицах.
Однако эти убогие, презренные пешеходы раньше были неподвластны китайскому правосудию, и представители власти не имели права посадить их в тюрьму. Отныне с этим покончено. Теперь иностранцы и китайцы равны перед законом, если только этот закон существует; здесь редко торжествует справедливость, особенно в западных приграничных провинциях, где все зависит от прихоти должностных лиц.
После того как разбередили старые раны местных жителей, все китайцы, пролетарии и мещане, долгое время равнодушно проходившие мимо солдат, расставленных вокруг дипломатических миссий в Пекине, и столь же безучастно взиравшие на канонерские лодки, стоявшие на якоре на реке Янцзы, запоздало почувствовали себя оскорбленными этим присутствием, указывавшим на их униженное положение.
В принципе китайцы правы. Насильно водворяться в чужой дом — это произвол. На самом деле это спорный вопрос. Однако суть сводится к тому, является ли земля коллективной собственностью человечества, как утверждают: «Небо — небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим»?[167] И еще: является ли всякий владелец территории, независимо от того, как он ее получил, полновластным хозяином этой земли по праву собственности, и вправе ли он запретить кому-либо на нее доступ?..
Те, кто в очередной раз вознамерился объединить народы с целью установления прочного мира, должны решить, какой из двух точек зрения отдать предпочтение. Впрочем, уже сейчас нетрудно понять, к какому выбору склоняются чаши весов, и столь же легко предугадать, во что это выльется.
У права экстерриториальности иностранцев была своя обратная сторона. Приезжие не подлежали китайскому правосудию, однако, им запрещалось покупать недвижимость или участки земли за пределами зон иностранных концессий. Только христианские миссии были вправе приобретать земельную собственность на всей территории страны. Иностранные державы вынудили Китай, не способный противостоять их давлению, пойти на эту уступку. Миссионеры воспользовались своей привилегией, хотя китайцы утверждают, что они злоупотребляли ею.
По распространенному в Китае мнению — согласуется ли это в полной мере с подписанными договорами?.. — разрешение, дарованное миссионерам, относилось только к школам, больницам, культовым сооружениям и домам сотрудников миссий. Не было и речи о том, чтобы священники становились крупными землевладельцами, сдавали свои угодья в аренду и тем более устраивали на них поселения, состоящие исключительно из новообращенных туземцев.
Немало копий было сломано в Китае по этому поводу, и во многих местах происходили захваты китайцами земельной собственности миссий. Как правило, миссионерам выплачивалась денежная компенсация, но обычно они утверждают, что эта сумма недостаточно велика. Так, в Сикане власти постановили, что бывшие владельцы участков могут возвращать их, возмещая настоящим собственникам покупную цену земли. Миссионеры, в свою очередь, ратовали за то, что, коль скоро у них отбирали землю, против чего они решительно возражали, полагалось, по крайней мере, выкупать ее по нынешней стоимости, значительно превосходившей ту, по которой она покупалась полвека назад, а то и раньше.
Некоторые китайцы отвечали на это, что иностранные миссионеры долгое время пользовались полями, извлекая из них прибыль, и при этом зачастую не платили налогов. Другие еще более резко заявляли, что земли или хотя бы часть земель приобретались на китайские деньги, полученные в качестве компенсации за происходившие порой убийства миссионеров. Нередко пускались в ход такие пугающие доводы, как цена крови.
Похоже, сегодня страсти поутихли, но, надо полагать, эта проблема возникнет снова.
Было бы логично, если бы все иностранцы, утратившие право экстерриториальности, приобрели право владения землей и недвижимостью на всей территории Китая. В текстах договоров нет четкого ответа на данный вопрос. Это досадно: Китай — чрезвычайно благодатный край с изумительно разнообразными природными и климатическими условиями. Возможно, некоторые иностранцы были бы не прочь переехать сюда навсегда.
Я не решаюсь прибавить, что иностранцам также следовало бы предоставить право свободного передвижения по стране. Трудно ожидать, что Китай займет более либеральную позицию в этом вопросе, нежели европейские или американские государства.
Все эти спорные проблемы занимают разве что китайских политиков, обывателям нет до них никакого дела. Преобладающее чувство, объединявшее китайцев после отречения великих держав от своего законного права, — это жажда реванша. «Мы были унижены, истерзаны и угнетены иностранцами, — рассуждает рядовой человек, — теперь наш черед унижать и притеснять их, чтобы они ощутили нашу власть в собственной стране».
Былое поведение иностранцев в Китае и во всей Азии позволяет понять такую позицию. Они вели себя глупо, и китайцы горят желанием следовать их примеру, причем каждый делает это в меру своей специфической психологии.
Дурацкие выходки громоздятся одна на другую в масштабе страны. Речь идет уже не только о том, чтобы «сажать иностранцев в тюрьму»; антииностранные настроения принимают множество других, порой совершенно неожиданных и в высшей степени комичных форм.
Один местный врач из провинции Сикан являл собой красноречивый пример такой позиции.
Китай, утверждал он, скоро окончательно избавится от всякого иностранного влияния. В будущем иностранным врачам запретят заниматься в этой стране лечебной практикой. Что касается молодых бездельников, получивших медицинское образование в Европе или Америке, то им придется освоить китайскую медицину. Следует отказаться от всевозможных заморских премудростей, твердил он, и вернуться к истинному китайскому знанию.
Один из пациентов этого достойного мужа, присутствовавший при нашей беседе, поспешил присоединиться к высказанному мнению.
«Какой толк от учености заезжих докторов? — произнес он презрительным тоном. — Когда вы к ним обращаетесь, они просят вас сообщить, где именно у вас болит. Вы должны сказать, что вас беспокоит — голова, нога или другая часть тела. Они не в состоянии это выяснить! Нашим китайским врачам нет нужды задавать такие нелепые вопросы. Они быстро вас осматривают и тотчас же заявляют: у вас болит правая нога, у вас боли в груди, ухе или в каком-нибудь другом месте, которое они сами нашли. У вас такая-сякая болезнь. Вот что такое настоящая наука!»
Не стоит торопиться смеяться над китайскими эскулапами. Хотя у них не хватает хирургических навыков, некоторые из них обладают весьма обширными знаниями в области различных растительных или минеральных препаратов и в основном удачно их применяют. Другие врачи ужасно хитры и лукавы. Они превосходно разбираются в психологии своих пациентов и поэтому нередко успешно их лечат.
Моя служанка простудилась и жаловалась на боли в горле. Она настояла на том, чтобы ее осмотрел местный лекарь. Врач выписал девушке несколько лекарств, которые она стала принимать. Однако три дня спустя боль не прошла, и она снова обратилась к врачу, на сей раз заявив, что ее также мучает запор. Китаец пристально посмотрел пациентке в глаза, поднял указательный палец и изрек: «Завтра вы пойдете в уборную». Затем он небрежно добавил: «Я пропишу вам другое средство от горла».
На следующий день пророчество знахаря сбылось: девушка справилась со своим запором.
Преисполненная восторга служанка пришла ко мне и заявила: «Разве этот врач не волшебник! Одним взглядом и движением пальца он освободил мои кишки». «Глупое создание! — ответила я. — Неужели тебе не ясно, что доктор дал тебе слабительное вместо средства для горла?»
Это не убедило девушку, очарованную случившимся с ней мнимым чудом. В конце концов она выздоровела, а это было самое главное.
Некоторые тибетцы, обитающие на западной границе Китая, принялись повторять вслед за своими соседями-китайцами: «Отныне мы равны». Равны с кем?.. Они не вполне это понимали, что не мешало им присоединиться ко всеобщему ликованию.
Как-то раз у одного китайского торговца я встретила богатого тибетского купца. Оба пили местную водку и беседовали, обсуждая новый статус иностранцев. И тут тибетец с явным удовлетворением снова повторил слова, только что произнесенные его собратом по ремеслу: «Отныне мы равны!»
У меня возникло ехидное желание подразнить доброго малого.
— Неужто и вправду равны? — спросила я. — Значит, тибетцы Кама сравнялись с китайцами?.. Стало быть, любой кампа может стать министром или президентом Китайской Республики?..
Услышав мои слова, тибетец онемел — его мечта о справедливости рассеялась, как дым. Мне стало его жаль. Китайский купец улыбался с понимающим язвительным видом. Он считал себя не хуже европейцев и американцев, но то, что какой-то субъект родом из Тибета мог вообразить себя ровней ему, казалось полным бредом.